Поправившись, она разыскала в бумагах матери листок похоронной. Не сразу дошло до ее сознания, что Михаил убит 13-го сентября, а извещение подписано 14-го октября. Значит, у кого-то не поднималась рука, чтобы вывести эти привычные горькие слова. Кто-то пощадил ее, Наталью, отодвинув беду на целый месяц. Она получила за это время последние два письма от Миши и сама отправила ему с полдесятка - уже мертвому.
С тех пор прошло семнадцать лет.
После кончины матери Наталья взяла все заботы о братишке на себя. Работала и училась на геологическом факультете Уральского горного института. Чем труднее было, тем незаметнее текло время. Окончив институт, стала различать отдельные месяцы, недели, дни. А потом, когда и Анатолий поступил в университет, когда все обязанности ее перед отцом и матерью были выполнены, время и вовсе сбавило свой ход.
Золовка, и та удивлялась самоотрешенности невестки. Но чтобы начать другую жизнь, нужно большое чувство. А его нет. Зачем же обманывать себя? Только молодость способна делать себе скидки...
"Война по-разному обездолила многих женщин, - думала Надя, - но есть общий знаменатель их бед - женское одиночество".
- Ох, кто это? - Наталья обернулась, услышав близкий всплеск воды от весел.
К берегу подходила лодка: за рулем сидел Братчиков. Надя издали узнала дядюшку, привстала. Но кто был за веслами, в майке-безрукавке и в военной фуражке набекрень? Накинув халат, она подбежала к лодке.
- Знакомьтесь, - сказал Алексей Викторович, выбравшись на берег.
- Витковский, Павел Фомич, - подал руку его спутник.
Они подошли к Журиной. Надя познакомила ее с Алексеем Викторовичем, Алексей Викторович - с Витковским. Он мягко пожал Натальину руку, чуть наклонившись, - и она увидела синеватый след от порошинок на его упрямом подбородке.
- Сейчас мы угостим вас царской ушицей! - объявил Алексей Викторович.
Мужчины пошли к лодке. Наталья, улучив момент, начала поспешно одеваться, недовольная тем, что выходной день неожиданно испорчен.
3
Захар Александрович сам был новичком в совхозе и, рекомендуясь новому директору, сказал с иронической улыбкой: "Наш брат, секретарь, привык считать, что до него никакой истории не было, а если и была, то плохая история!" Витковский рассмеялся, впервые услышав это изречение - шутку бывалых партработников.
Прошлое Витковского легко читалось по муаровым ленточкам на кителе: был под Москвой и на Кавказе, участвовал в боях за Белград, Будапешт и Вену. Да и имя его не раз мелькало в приказах Верховного Главнокомандующего. Другое дело - он, Захар. Правда, он двадцать лет проработал секретарем райкома, тем паче в войну, в таком районе, который кормил, пожалуй, два-три корпуса. Во всяком случае, он так и остался до конца войны в запасе: кто-то должен был бесперебойно снабжать хлебом фронт.
И вот недавно Захар, что называется, вышел в тираж. Может, он бы еще поработал, если бы в области не началось укрупнение районов. Попал под реорганизацию и его, Захара, пригородный район, крепкий, давно обжитый, как хороший двор у рачительного хозяина... На партконференцию приехали секретарь обкома и заведующий сельхозотделом. "Теперь пойдут дипломатические переговоры", - заключил Захар.
Когда он остался в кабинете вдвоем с секретарем обкома, тот замялся, не зная, как видно, с чего начать.
- Слушаю вас, Роман Андреевич, - деликатно подтолкнул его Захар.
Секретарь обкома положил недокуренную папиросу в пепельницу, но тут же взял другую, чиркнул спичкой.
- Посоветовались мы у себя на бюро и пришли к выводу, что пора тебе, Александрыч, менять географию.
- Так, так... Мне не привыкать странствовать по области. Куда же меня теперь?
Секретарь обкома отвел взгляд, глубоко затянулся, спросил как бы между прочим:
- Тебе сколько уже?
- Пятьдесят четыре, - сказал Захар, утаив на всякий случай добрую половину пятьдесят пятого.
- Поработал ты, дорогой Александрыч. Спасибо, от всего обкома спасибо.
- Так вы это меня, что называется, совсем?..
- Совсем.
- Вот так новость... За что же, а? Средненький район, да? Средний уровень? Не похоже. Район из первой десятки в области. Пусть шагаем мы не очень ходко, но, черт побери, без остановок. У других то подъем, то спуск, то подъем, то спуск - тем паче, в животноводстве. У нас нет этой м о р с к о й болезни. А если не круто берем вверх, так это понятно: район-то был фактически запущен. Помните, наверно, сколько тут сидело уполномоченных? А заготовителей? Чуть ли не на каждого колхозника - заготовитель!
- Я сказал: мы довольны твоей работой.
- Вижу, вижу, как довольны. Спасибо тебе, старик Захарушка, и подавай в отставку, пока не поздно!
- Ты поработал на своем веку. Теперь очередь за твоим соседом. Он помоложе.
- Деревня не невеста, секретарь не жених. Тут неравный брак определяется не возрастом, а кое-чем другим.
- Повторяю: у нас нет к тебе никаких претензий, - мягко и тихо говорил секретарь обкома, уже ругая себя, что поддержал другую кандидатуру. - Мы подыщем тебе в городе работу поспокойнее, дадим квартиру со всеми удобствами, с газом...
- Живи, мол, и не тужи, хватит, помотался по хлебозаготовкам. Эдак можно и прослезиться от старческого умиления! Да на кой черт мне эта газифицированная обитель отставника? Особенно теперь, когда в деревне, стало работать полегче.
- Не горячись.
И Захар умолк, ссутулился. Роман Андреевич с сожалением приглядывался к нему, не находя тех немногих слов, которые могли бы ободрить его сейчас.
- А может, пошлете меня в какой-нибудь совхоз?
- Пожалуйста, выбирай любой.
- Серьезно?
- Вполне. Уважим твою просьбу. Но лучше бы отдохнуть тебе, - Роман Андреевич старался сгладить впечатление от своего нечаянного п о ж а л у й с т а.
Взгляды их встретились, Захар грустно улыбнулся, поняв окончательно, что дело тут не в возрасте, если ему с такой готовностью предлагают работенку меньшего масштаба.
- Вот теперь все стало на свое место, - глухо сказал он и отвернулся, чтобы не смущать и без того смутившегося Романа Андреевича.
- Какой же ты мнительный, не знал.
- Старого воробья на мякине не проведешь. Но я не обижаюсь на вас. В конце концов масштаб партийной работы измеряется не пространством, а временем, точнее, отношением к нему.
- Ладно, не сердись, Александрыч. Пойдем на бюро, пора...
Секретарь обкома сдержал слово: через неделю Захар выехал в совхоз "Гвардейский" - в самый дальний, юго-восточный угол области. Это было крупное хозяйство: посевная площадь не уступала иному району. Еще недавно совхоз пользовался громкой славой - шутка ли, сдавал полтора миллиона пудов отличной пшеницы. Но потом дела в совхозе стали ухудшаться: хлеба заглушал овсюг, невесть откуда занесенный на эти чистейшие земли, а усилия людей ослаблялись другими сорняками - любителями снимать сливки с целины.
Захара никогда не посылали туда, где все налажено, и он привык к тому, что раз очередной переезд, то опять какое-нибудь разбитое корыто. В совхозе он застал одних временно исполняющих обязанности: ни директора, ни секретаря парторганизации уже не было. Начало мая - время дружных всходов - совпало с переменами в "Гвардейском". Люди ждали приезда нового начальства, как ждут дождя.
На другой день после партийного собрания, на котором Захар Александрович был избран секретарем парткома, грянул гром, и всю ночь шел проливной, без ветра, благодатный дождь. По этому поводу шутили:
- В сорочке родился новый секретарь!
- Наверное, верующий, с крестиком!
- А может, гром-то в честь нового директора?
- Он, говорят, генерал.
- Ну берегись, ш т р а ф н а я рота!..
Захар обошел всю центральную усадьбу, побывал чуть ли не в каждом доме. Он никому ничего не обещал, терпеливо выслушивая жалобы на тесноту, никудышную торговлю, скуку и прочие изъяны сельского быта. На него смотрели так, будто он привез с собой миллионы, будто вслед за ним идут грузовики с товарами и не сегодня-завтра самолеты доставят сюда Большой или Художественный театр из Москвы. Новый секретарь сопоставлял разные жалобы, стараясь докопаться до их п р и р о д ы - что тут правда, что полуправда, а что от лукавого.
- Увольте, пожалуйста, - обратился к нему мужчина лет сорока пяти. - Других просьб нету. Только эта, единственная.
Захар разговорился с ним: кто, откуда, давно ли работает в совхозе.
- Переселенцы мы.
- Из каких же мест?
- Из-под самого Акмолинска.
- Так, так. А в Акмолинскую область переселились откуда?
- Из Алтайского края.
- А в Алтайский край?
- Куряне мы, курские.
- И давно этаким манером переселяетесь?
- Да с тысяча девятьсот пятьдесят четвертого.
- Седьмой год в пути? Так, так... Что же, и ссуды, и льготы получаете каждый раз исправно.
- По закону, - развязно объяснял вечный переселенец.
- Дом ваш?
- Собственный теперь. По документам.
- Корова?
- Дали и коровенку. Жалко будет продавать, молочная попала.
- Вам не придется продавать ни дома, ни коровы, - сказал Захар и пошел дальше.
За свою жизнь он перевидел всяких ловкачей, но такого еще не встречал. Этот вполне открыто и з а к о н н о, что называется, среди бела дня берет из государственной кассы полной горстью, - и никто ему ни слова. Выходит, можно спекулировать даже льготами переселенца. Ну и цепок же старый мир, черт побери!