Все эти привычные утренние шумы не отвлекают Селивестрова от обязательных хозяйственных дум. Батальон не дивизия, а все-таки хозяйство… За всем нужен глаз, все надо предусмотреть.
Под досками и лапником, что набросаны на дне траншеи, похлюпывает. Подогревает повеселевшее мартовское солнце. Прибавляется талой воды. А что будет, когда настоящая ростепель нагрянет? Позиция батальона в низине, на речной болотине. Зальет окопы начисто. Селивестров смотрит на свои валенки, и мысли его сами собой настраиваются на соответствующий лад. Пришла пора менять зимнюю обувь на сапоги, надо послать в лес бойцов, чтобы наготовили половых решеток, найти способ отвести от окопов и блиндажей паводковые воды…
Большой, неповоротливый, широкоплечий, занятый своими делами и думами, майор Селивестров идет дальше, а вслед за ним по траншеям уже мчится ординарец.
- Хозяин прошел? Давно? Куда?
- Будто не знаешь…
И мчится ординарец дальше. Настигает Селивестрова у блиндажа пулеметчиков.
- Товарищ майор, вас срочно к телефону.
- Скажи, что через полчаса вернусь, - хмурится Селивестров. Не любит, когда отрывают от дела. Знают ведь в штабе полка, что утром он всегда на обходе.
- Срочно, товарищ майор! - Круглые, большие глаза ординарца округляются еще больше, розовощекое юное лицо испуганно вытягивается.
- Кто? - тихо спрашивает комбат.
- Не знаю. Капитан Суворков приказал пулей лететь. Адъютант батальона капитан Суворков - человек серьезный, бывалый. По пустякам горячку пороть не станет.
Майор поворачивает назад.
- Где тебя черти носят? - нетерпеливо гудит в телефонной трубке простуженный баритон командира полка майора Резника. - Добрый час жду.
- Сам знаешь.
Селивестров с Резником приятели, служат вместе с первых дней войны, еще недавно оба были ротными, потому позволяют себе не церемониться.
- У тебя что, какое-нибудь чепе?
- Нет. Полный порядок.
- А от тебя не скрыли?
- Еще не бывало такого.
- Пожалуй. От тебя не скроешь. Зачем же тогда "первый" вызывает?
- Меня? Вместе с тобой?
- В том-то и дело, что без меня.
- Зачем?
- А я откуда знаю? Приказал срочно тебя направить. Вот и все. А может, тебя тоже на полк переводят? - Эта мысль, очевидно, только-только пришла Резнику в голову, он обрадованно хохочет: - А что, очень даже стоящая кандидатура. Ну, Петро, за тобой банкет! - И спохватывается: - Погоди! Это как же… Без моего ведома забирают лучшего комбата!
- Ишь ты, уже успел собственником стать, - усмехается Селивестров.
- Погоди, на новой должности сам быстрехонько закуркулишься. Теории теориями, а своя рубашка в самом деле ближе к телу, - парирует Резник. - Ну, ни пуха ни пера! На обратном пути зайдешь.
- Добро.
"Первый" - командир дивизии полковник Гурьевских. Странный вызов. Гурьевских редко жалует комбатов вниманием. Вызывает лишь в исключительных случаях, когда предстоит поручить особо важное задание. И всегда вызывает вместе с командиром полка. Действовать через его голову полковник привычки не имеет. Это у него железный закон. А тут вдруг вызывает одного… Что могло случиться?
Полковник Гурьевских - кадровый командир. Не из запаса, как Селивестров с Резником. Несколько раз ранен. Контужен. Где-то в Белоруссии потерялась у полковника семья. Вдобавок ко всему во время январских боев под Великими Луками погиб его брат, командовавший ротой в соседней дивизии. В общем, хватил лиха Гурьевских за восемь месяцев войны. Поэтому Селивестров прощает ему излишнюю резкость и безапелляционный тон при разговоре с младшими командирами. Прощать-то прощает, а бывать у полковника не любит.
Майор вздыхает и повторно садится бриться. Приказывает ординарцу приготовить свежее обмундирование. От беседы с полковником он не ожидает ничего хорошего. Так что надо быть с иголочки. Помимо деловой требовательности Гурьевских к тому же невероятно придирчив к внешнему виду офицеров. Из окопа ты явился к нему или из театра - будь при всех регалиях, чистехонько выбритым и по полной форме.
Командир дивизии приветствует майора обычным кивком и садится. Завести разговор не спешит, вертит в руках какую-то бумажку. Селивестров стоит возле стола и гадает, что последует за этой паузой. Ему неприятно затянувшееся ожидание. Обычно Гурьевских ценит и свое, и чужое время: пришли к нему - приступает к делу сразу.
- Чаю не хотите? - вдруг предлагает комдив.
- Спасибо, уже позавтракал, - отказывается Селивестров.
- Ну, коль так… - Гурьевских барабанит тонкими пальцами по столу, и Селивестров начинает понимать, что комдиву хотелось поговорить неофициально, по-дружески, но он разучился за время войны принимать гостей, быть хлебосольным хозяином.
Майор жалеет, что отказался, но уже поздно.
- Вот что, - поразмыслив, произносит полковник. - Идемте прогуляемся. Тут к нам минометное подразделение прибыло…
- Слушаюсь, - по-казенному откликается майор и начинает волноваться - ему ясно, что пройтись полковник решил вовсе не из-за минометчиков, что думает он о чем-то другом.
На окраине лесной деревеньки высится наполовину сгоревший сарай. В уцелевшей половине его временно разместился минометный взвод, отдыхает после марша. Полковник машет дежурному лейтенанту - не надо рапорта - и направляется к минометам, стоящим в боевом положении под дощатым навесом.
- Вы свободны, лейтенант.
Они останавливаются у одного из минометов. В стороне топчется продрогший часовой, маячит у двери сарая обеспокоенный лейтенант. Гурьевских стучит мундштуком с потухшей самокруткой по минометному стволу. Тот отзывается глуховатым звоном.
- Хорош?
- Доброе оружие, - соглашается Селивестров, не зная, что этим хочет сказать комдив. Обычный 120-миллиметровый полковой миномет - экая невидаль!
- Новые, - говорит полковник.
- Да, - опять соглашается озадаченный Селивестров.
- Вам ни о чем это не говорит?
- Нет. - Селивестров не любит пожимать плечами.
- Да-с… До войны специальные трубы для минометных стволов поставляло единственное предприятие в стране - днепропетровский завод. А там теперь… Эти же новенькие. Не доходит?
- Нет.
- Да-с… Значит, где-нибудь на Урале уже организовали выпуск таких труб. Выходит, восполнена потеря днепропетровского завода.
- Теперь понимаю.
По худому, длинноносому лицу Гурьевских проскальзывает улыбка. Долговязый, прямой - про таких в народе говорят: аршин проглотил, - он еще раз пригибается, стучит по стволу, слушает:
- Вы, кажется, с Урала?
- Да. Кунгурский.
- Хороша у вас пещера.
- Да, хороша.
- Да-с… И с какого времени, Петр Христофорович, мы вместе воюем?
- С третьего дня войны.
- Правильно. С того дня вместе.
В апреле 1941 года военкомат направил инженера-гидрогеолога Селивестрова на военную переподготовку. Дело не новое. Селивестрову и раньше случалось уезжать на два-три месяца в лагеря. Но в июне его неожиданно аттестовали, стал он капитаном инженерных войск и срочно выехал на запад, в один из строящихся укрепрайонов. На новом месте прослужил всего двое суток. Едва успел встать на довольствие, получить койку в казарме и личное оружие, как началась война.
Все в штабе строительства смешалось. Связь с высшим командованием оборвалась, своих войсковых частей не имелось, бомбили немцы нещадно - пришлось строителям прибиваться к чужим подразделениям.
Примкнул и Селивестров. Сначала, как полуобученный "технарь", болтался при штабе дивизии, потом выпросился во взводные, из окружения под Брянском вышел ротным. А после переформирования от Осташкова к Великим Лукам вел в наступление батальон. И все в одной дивизии, все под началом скупого на похвалу полковника Гурьевских.
- Да-с… - Комдив издает какое-то подобие вздоха. - А ведь из командного состава осталось нас, старичков, всего трое: вы, я да Резник. Остальные…
Селивестров не хуже полковника знает, где теперь остальные.
Гурьевских выбивает из мундштука окурок и вдруг спрашивает:
- Много обид на меня накопили?
- Что вы, товарищ полковник!
- Ну-ну, - как-то по-незнакомому тепло усмехается Гурьевских.
- Хочу, чтобы знали, что я всегда считал вас отличным воином и командиром. Всегда. И надеялся в скором времени видеть вас командиром полка.
"К чему это он?" - Селивестров привычно трет кулаком переносицу.
- К сожалению, этому не быть, - тихо произносит Гурьевских. - Раньше нам редко случалось быть вместе. А наедине - никогда. Поэтому я решил доставить себе это удовольствие хотя бы на прощание.
- На прощание?
- Да. - Полковник круто поворачивается к Селивестрову. - Самым срочным образом вам надлежит выехать в Москву!