- На это вы могли бы найти ответ в моей философии, герр капитан.
- Говорите яснее!
- Перемещением дивизий из районов относительного затишья в районы, где решается судьба войны.
20
Рабас не стал дожидаться окончания допроса полковника и увел с собой Станека - подальше от Вокроуглицкого. Он понимал, что значит для надпоручика эта история с подстрекательством его солдат. Никакие объяснения Станека не убеждали, напротив, даже упоминание о Вокроуглицком еще больше распаляло его. Рабас боялся за Станека: "Схватится еще с поручиком, дойдет до рукоприкладства. За это и разжаловать могут. Или в тыл отправят, - Рабас от досады заскрипел зубами, - а я и товарища лишусь, и надежной связи в критическую минуту - в этом деле Ирка не имеет равных. Нет, я не допущу, чтобы эти двое нынче встретились друг с другом. Но как задержать Ирку?"
Рабас проводил надпоручика до его домика и, хоть тот и упирался, втолкнул его в дверь.
Станек сыпал ругательства, но, увидев Леоша, замолк. Рабас с нескрываемой радостью приветствовал Леоша:
- А, пан шеф-повар! Ну-ка покажи свое умение и подай нам на серебре шницель по-венски и мельницкое вино. К шницелю, разумеется, красное.
Леош бросил косой взгляд на своего сумрачного командира, но поддержал радостный тон Рабаса:
- Осмелюсь доложить, пан капитан, шницель будет. - И в ответ на удивленный взгляд Рабаса добавил: - Подрумяненные шницелечки, но из колбасы.
- Сойдет! - Рабас скинул полушубок.
Станек ворчал:
- Ты надолго тут расселся?
- Будем пировать, - объявил Рабас - Исчезли призраки. Разве это не повод для праздника?
Станек еще противился, но Рабас силой усадил его на стул и погладил по голове:
- Опять тебе, душа моя, придется носиться с кабелем к моему батальону.
- Пошел ты к черту!
Появился Леош с угощением. Серебро заменяли закопченные солдатские миски. Вместо скатерти - листки бумаги с устаревшим кодом.
- Вода для чая кипятится, - прогнусавил Леош.
Рабасу, озабоченному тем, как "с наименьшими потерями" ликвидировать конфликт, было безразлично, что приготовит Леош, но он не подавал виду и старался быть в глазах Станека прежним, разбитным малым.
- А воду где брал? В пруду? - допытывался он. - Учти, я головастиков и тритонов есть не буду.
Леош вдруг выставил на стол бутылку самогона.
- Тоже неплохо, - подмигнул Станеку Рабас, бросая в рот подрумяненные кружочки колбасы. - Как ты считаешь, Ирка?
Станек принялся за еду. Сумерки сгущались. В небе было тихо, только белые осветительные ракеты, медленно спускаясь, освещали стол и лица двух офицеров.
Рабас, конечно, не думал, что ему удалось успокоить Станека. Он следил за ним краешком глаза и соображал, чем его занять, чтобы он не вспоминал о Вокроуглицком. Что на фронте наиболее интересно? Сам фронт.
- Чудно, Ирка, - говорил он. - Вчера, бьюсь об заклад, ты меня проклинал: я торчал на самом краю и по чистой случайности меня не угробило, но я ничего не замечал, был как пьяный. А сейчас сижу вот с тобой в тиши, пью водку и как стеклышко трезвый… - Рабас возвращал Станека назад в бой. - Ты же знаешь, как там это выглядит. Что росло годами - пусть это человек, или дерево, или дом, - за секунду все на куски. Но целый день после боя - и нет такого солдата, который бы от этого избавился - в ушах гремит, в глазах молнии, огонь, кровь, сердце замирает… - Теперь, после экскурса в долину, он вернулся опять к своему маленькому празднику: - Но когда этот ад позади, когда ты придешь в себя, то опять все воспринимаешь трезво: эта колбаса вполне еще годится, эти остекленевшие кусочки жира в ней…
Рабас говорил с набитым ртом, запивал самогонкой и в своих рассуждениях упорно вел надпоручика от прозы жизни к высшим материям, которые должны были подействовать на Станека, хочет он того или нет. Он ткнул ему в грудь пальцем, словно изгоняя из его сердца злость на Вокроуглицкого.
- Не случись той неприятности, ты б никогда не узнал, как твои служаки преданы тебе. - Он опять ткнул ему в грудь. - Без тебя, говорят, они никуда. Ты должен прыгать до неба от радости.
Станек нетерпеливо слушал Рабаса. А тот старался вовсю:
- Вот тут и проявилась еще одна сторона проклятого фронта. Ведь что бывает в мирной жизни? Стоит одному кинуть в тебя камень, как тут же найдутся еще желающие, и бывает, что добьют.
Станек задумался над рассуждениями Рабаса и забыл о Вокроуглицком.
Но Рабас все хорошо помнил. Он отвлекал Станека то на то, то на другое.
- А что поделывает твоя красавица? Не будь это ты, Ирка, я бы приволокнулся за ней.
В темноте Станек не видел выражения лица Рабаса.
- Я бы не удивился, ведь ты такой ловелас, - раздумчиво проговорил Станек.
Голос Рабаса был настойчив:
- А разве для тебя это прелестное создание не радость?
Станек уже не помнил о тенях и призраках, которые испортили ему ту встречу с Яной. В душе осталось только что-то очень хорошее.
Самозваный собутыльник становился в тягость. Станек ответил раздраженно:
- Нет.
Рабас почувствовал, что надпоручик ускользает от него.
- Но это непростительная ошибка, Ирка! Неужели ты в этом так мало смыслишь? А то смотри, моя Ружена за семью горами, и кто знает, есть ли она еще у меня. Может, ты переведешь эту девочку ко мне?
- Ишь чего захотел!
Рабас рассмеялся и решил сменить тему, увести Станека от Яны:
- Освободители родины! Уж никогда мы не будем испытывать более возвышенных чувств, чем здесь. Здесь, на войне!
Станек слушал, слушал… И вдруг ударил ладонью по столу так, что все на нем подскочило.
- Хватит! Ты что, изображаешь проводника по солдатскому сословию? Очки миража - на нос? На морду - узда? А напоследок еще смирительную рубашку?
- Ее в "Лабириптс" Коменского не было, - замялся Рабас.
- Это ты меня таскаешь по лабиринту, - распалялся Станек, - чтобы я не нашел дороги к этому прохвосту Вокроуглицкому, потому что он тебе нужен. Расписываешь "прелести" фронта, чтоб охладить мою голову! Не охладишь!
Влетел Леош:
- Пан майор! - Завесил окна одеялами и назад.
- Не охладишь! - орал Станек. - Я ему покажу!..
Вошел майор Давид. Леош нес за ним, словно дароносицу, зажженную керосиновую лампу. Рабас, только теперь понявший, что он не добавил Станеку ни грамма благоразумия, призвал майора на помощь:
- Иди сюда, Владимир, иди! Вот стул, вот стопка.
Майор без всякого предисловия сказал Станеку:
- Нарушитель объявился.
Станек напрягся.
- Значит, все-таки палачом быть придется?
- Почему?
- Бегство усугубляет вину Махата.
- И смягчает, - улыбнулся майор. - При определении меры наказания вы должны учесть, что это он вывел нас на след немецкого полковника.
- Махат? - удивился Станек.
- О чем вы тут спорили? - поинтересовался майор.
- О Вокроуглицком, пан майор, - сказал надпоручик. - При определении наказания Махату я учту также, пан майор, что он подстрекал Махата, что он основной виновник, и привлеку его к ответственности!
Рабас вопросительно посмотрел на майора. На фитиле лампы образовался нагар, пламя дрожало и чадило. Майор прикрутил фитиль.
- Подстрекатель, говорите, но ведь это лишь домыслы.
- Это не домыслы, - вмешался Рабас. - Вокроуглицкий признался мне и Иржи. Только рассказывал-то он Махату о том, что случилось с ним в Англии.
- Но зачем он ему это рассказал? Сознательно! Со злым умыслом! - перебил Станек. - Дал ему инструкции. Галирж не знал, как со мной рассчитаться за "Андромеду", выручил помощник…
- Это не так. - У Рабаса от волнения прерывался голос. - Вокроуглицкий не способен на низкую месть. Он хороший товарищ. И ты сам, Иржи, говорил, что он тебе нравится…
- Я в нем ошибся. Что один, что другой, из-за уплывшей награды готовы любого подвести под монастырь, - в гневе чернил Станек Галиржа и Вокроуглицкого. - Это два сообщающихся сосуда, и я рассчитаюсь с ними обоими!
Майор положил вытянутые руки на стол.
- Хотите открыто заявить об этом, основываясь только на подозрении? Склока между командирами?! Вы это хотите преподнести полковнику Свободе? - Он посмотрел на Станека так, что тот невольно встал. - Никаких распрей! Вы можете себе представить, что бы произошло? - Майор закончил: - Я желаю, пан надпоручик, чтоб вы помирились с капитаном Галиржем и поручиком Вокроуглицкий!
Станек смотрел не на майора, а куда-то в сторону. Помедлив, выдавил:
- Слушаюсь!
- Это приказ, - выразительно подчеркнул майор. - А что вы намерены делать с Махатом?
- Сначала пусть ему вылечат руку, - начал Станек медленно, словно взвешивая каждое слово. - А как поправится, откомандирую его, скажем, к Карелу как телефониста…
- Давай его, давай! - нетерпеливо проговорил Рабас, хотя Станек только еще спрашивал согласия майора.
- Тогда в выборе наказания я все-таки был не согласен с четаржем Калашем… - сказал майор.