- Братишка, так и я в этой дивизии был! - оживился Орлов. - Ты где в плен попал? Еще под Уманью?.. Ну, а я позже… Небось, год назад и думки не держал, что v немцев очутишься? - с неожиданной горечью спросил Орлов. Но ответа на свой вопрос он не ждал: все было и так ясно. - М-да-а, - тянул он. - Судьба, как в той паршивой песенке поется, играет человеком… Да что там человеком - армиями! Все пошло к черту на рога!.. Э-ха!
- Ты что? Растерялся? В бабью присказку о несчастной судьбе стал верить? - с внезапной резкостью сказал Никифор, уставившись на собеседника жестким взглядом широко раздвинутых глаз.
Орлов от неожиданности крякнул. Преодолев секундное замешательство, он с раздражением спросил:
- Может, ты не растерялся? Сейчас редко такие встречаются… Объясни тогда, почему немцы прошли пол-России? Почему? - почти крикнул он со страданием в голосе.
- Плохо воевали, - глухо ответил Никифор.
- Плохо? Это мы уже слышали!.. А ты мне конкретно скажи, кто плохо воевал и почему плохо?
- Мы с тобой, - насмешливо проговорил Никифор. - Будь мы хорошие солдаты, не сидели бы сейчас здесь, не покуривали. Либо дрались бы… - Никифор сделал глубокую затяжку. - Либо в земле наши косточки лежали.
Орлов как-то разом сник. В глазах у него погас лихорадочный блеск. Торопливо свернул себе новую цигарку, жадно затянулся, окутавшись густым облаком махорочного дыма.
- Отчасти ты прав, - после продолжительного молчанья сказал он. - Но только отчасти. Пленные были и будут в самых дисциплинированных армиях. Война без пленных, как и без убитых, немыслима. И это не потому, что были и будут трусы и мерзавцы. Они - статья особая. Но создаются такие положения, когда сопротивление невозможно или бессмысленно.
- Нет таких положений! - отрезал Никифор.
- Есть! И ты сам доказательство, что есть, - прищурился Орлов. - Я не беру в расчет себя, хотя считаю, что сделал все от меня зависящее… Пускай я буду трус и предатель! Ну а ты?
- Я себя не оправдываю, - уклончиво ответил Никифор. Разговор принял опасное направление, и он решил, что следует быть осторожным.
- Припер, говоришь, к стенке? - Орлов удовлетворенно откинулся на спинку стула и со снисходительными нотками продолжил: - Я не одну ночь в концлагере об этом думал. И не один я такой! Уйма нашего народа у немца в плену. Не тысячи, а сотни тысяч. А с гражданским населением - миллионы. Пойми ты: миллионы! И все они, по-твоему, виноваты? Шутишь, приятель!
- Не нам с тобой судить об этом.
- Не нам?! - взорвался Орлов. - А кому тогда? Ведь мы с самого начала все видели своими глазами!.. Гнилая царская Россия смогла сдержать немцев у западных границ, а у нас они дошли до Сталинграда! Это как надо понимать?..
- Матушки мои! - раздалось от двери. - Накурили-то как. Хоть топор вешай.
В комнату вошли Зоя и Нюся.
- Военный совет в Филях, - тоном экскурсовода объявила Зоя.
- Точнее, совет двух битых вояк! - подхватила Нюся.
- Ну, ты скажешь! - поморщился Орлов. Нюся преувеличенно удивилась:
- Смотрите, пожалуйста: он еще обижается!..
Девушки принесли с собой масляную коптилку, потому что совсем уже стемнело. Дрожащий язычок пламени озарил комнату. Воздух и в самом деле был сизым от махорочного дыма. Пришлось открыть окно.
Орлов порывался продолжить спор, но Нюся ему не дала.
- Хватит, - сказала она. - Я хозяйка, и я распоряжаюсь! Играем в подкидного. Зоя сдавай…
Никифор рассеянно шлепал по столу картами. Как и Орлова, его захватил спор, и он продолжал подыски-зать и обдумывать свои возражения.
- Митя? А, Митя?
- Вы меня? - очнулся Никифор.
- Ну да! Ведь это вас зовут Митей?
- А что? - оторопело забегал Никифор глазами.
Присутствующие разом засмеялись, приметив замешательство на его лице. Нюся по-своему поняла рассеянность Никифора.
- Кто она? Кто? - приставала она, хищно раздувая тонкие крылья носа. - О ком вы думали?
- О вас! - брякнул Никифор, не придумав ничего иного.
Зоя и Петя Орлов поперхнулись в смехе. А Нюся покраснела и обиделась.
- Скажи девушке "не люблю" - поверит и оскорбится, скажи без подготовки "люблю" - не поверит и еще больше оскорбится, - философствовал Орлов.
Чтобы замять неловкость, Зоя быстренько раздала карты и крикнула:
- Играем в "своего козыря". У кого шестерка треф?
Игра пошла своим чередом.
В начале двенадцатого Зоя объявила, что у нее заболела голова, и бросила карты на стол.
- Пошли в сад, - предложила Нюся. Таинственными и густыми кажутся ночью редколистые яблони. Выпрямляясь, шелохнет в безветрии веточка. Шлепнется подточенный червем плод - звук падения неправдоподобно отчетлив и громок. Пахнет остывающей после дневного зноя землей, полынью, сурепкой, вянущей лебедой.
Проводив гостей до садовой скамейки, Нюся нырнула в темноту и вернулась с тростниковой кошелкой, полной яблок-падалиц. Некоторое время в темноте только и слышно было, что хруст и жевание.
- Ж-жвачные ж-животные! - прыснула Зоя.
- …Сказала она, посмотрев в зеркало.
- Я говорю: жвачные, а не жвачное.
- Слушайте, что это гудит?
- Комар.
- Нет, я серьёзно?
- И я серьёзно. Вот он кружится… Снижается… Садится! Сейчас я его поймаю.
- Я тебе поймаю. Прими руки-то!
Едва слышный прерывистый гул через минуту стал отчетливым и басистым. Летел самолёт.
Через Днепр, со стороны Никополя, взметнулись два голубых щупальца. Они торопливо зашарили в звездных провалах, но до самолета не доставали.
Стало ясно: самолет советский.
Петя Орлов и Никифор выбежали из-под яблони на чистое место и застыли с поднятыми лицами. Но разве разглядишь что-нибудь в ночном небе! Впрочем, Никифору показалось, что он увидел: две близко расположенные звездочки разом мигнули, будто их на мгновение что-то закрыло.
- А вдруг бомбу сбросит? - боязливо прошептала Нюся.
- Ну зачем бомбить гражданское население! Если б тут стояли немецкие войска, тогда другое дело, - успокоил девушку Никифор.
В этот момент сверху послышался странный шелестящий звук, отчетливо слышимый сквозь гул моторов. Никто не успел сообразить, что это такое, как в дальнем конце сада резко трепыхнулись ветви яблони и что-то глухо ударилось о землю.
- Бомбит! Ложись! - крикнул Орлов и первым упал на траву. За ним упали остальные.
Лежали и ждали взрыва. Но взрыва не было. Гул самолета стихал вдали, прожекторы в Никополе погасли, дремотная тишина вновь окутывала село.
Петя Орлов и Никифор поднялись с земли, сконфуженно кряхтя. Девчата, отряхивая юбки, изнемогали от смеха.
- Ох, я не могу! - стонала Зоя. - Ка-ак крикнет "ложись!", так у меня душа в пятки…
- Ух, эти мне вояки! - вторила ей Нюся. - Небось, кошка в кустах прыгнет, а у них тревога!..
- Девчонки! - прикрикнул Орлов. - Поиздевались и хватит. - И смущенно сказал Никифору: - Ну что с них взять? Лишняя предосторожность, сам знаешь, никогда вреда не приносила… А он что-то сбросил, провалиться на этом месте!
- Только не бомбу, - согласился Никифор. - Мягкий удар был.
- Посмотрим?
Долго шарили под яблонями и наконец нашли. Это была небольшая, перевязанная шпагатом пачка листовок на розовой бумаге.
На удивленные возгласы прибежали девчата. Все вместе забрались в густые кусты смородины и при свете спичек принялись разглядывать находку.
- А почему он сбросил пачкой, а не развеял их в воздухе? - недоуменно спросила Зоя.
Пачка листовок была перевязана поперек, но, судя по вмятинам, раньше имелась и продольная веревочка.
- Должно быть, - предложил Никифор, - штурман подумал, что перевязано крест-на-крест и достаточно одного надреза… Вот он, след от ножа! Видите? А тут оказалось на двух узлах…
Никифор осторожно вытащил из пачки розовый листок и шепотом начал читать. Орлов, освещая, беспрерывно жег спички.
"Граждане и гражданки! Близится час, когда Красная Армия перейдет в решительное наступление и сметет с лица земли фашистскую нечисть…"
Тесно прижавшись друг к другу, чтобы замаскировать свет, они взволнованно внимали чтению.
Весточка с Большой Советской земли! Что это значит только тот поймет, кто сидел в фашистских концлагерях, кто жил глухой тревожной жизнью на оккупированной территории. Пусть крохотный листок, прилетевший от родной Советской власти, адресован не лично тебе, а всем "гражданам и гражданкам!". Пусть в нем не обещается скорый конец твоим страданиям, но прочтешь - и с новой силой вспыхнут надежды, и словно кто-то большой и сильный шепнет тебе: "Жди. Мужайся. Все будет хорошо".
"…Не давайте угонять в немецкое рабство своих сынов и дочерей, - звенящим шепотом читал Никифор. - Прячьте хлеб и скот от фашистских грабителей. Организовывайте партизанские отряды для борьбы с оккупантами. Этим вы поможете Красной Армии скорее разгромить врага. Да здравствует Союз Советских Социалистических Республик! Смерть фашистским захватчикам!"
Умолк Никифор. Перестал чиркать спичками Петя Орлов. После огня, хотя и слабого, спичечного, ночь казалась непроглядной.
В темноте Зоя нащупала пачку листовок и погладила ее, как живое существо. Желание подержать, пощупать, погладить эти розовенькие листочки, по-видимому, ощутили все разом, и руки столкнулись в темноте. В другое время вспыхнул бы неминуемый смех, но сейчас это никого не удивило.
- Что будем с ними делать? - спросила Зоя. Никифор, чувствовавший в эту минуту необыкновенный прилив сил, сказал решительно:
- Разнесем по хатам.
- Как?!