- Да, - сказал он, - воспаление легких у него было. И сейчас процесс еще не завершился. Но плюс к тому у вашего мужа брюшной тиф - вот этого фельдшер не разглядел. Крепкое у вас, однако, здоровье, молодой человек, - обратился доктор к Семену. - Одной из этих болезней достаточно, чтобы свести вас в могилу. А вы, по сути дела, без лекарств обошлись… Теперь главная опасность позади. Но лечение надо продолжать: питание - куриный бульон, молоко, мед, яйца, старайтесь Побольше спать, чтобы восстановить силы, ни в коем случае нельзя простуживаться, иначе…
- А лекарства? - спросила Лида.
- Лекарства я могу дать, - доктор деликатно потупил глаза, - за отдельную плату.
- Добре, - пробасил Алексеич. - Мы не поскупимся, коль такое дело.
- Тогда вы будете иметь все необходимое, - вежливо сказал доктор…
5. НАВОЗ ВСПЛЫВАЕТ НАВЕРХ
В один из тусклых мокропогодных дней, когда дождь то переставал, то снова начинал нудно сеяться по лужам, у бывшего правления колхоза "День урожая", а теперь сельуправы, остановилась легковая автомашина, чуть ли не доверху заляпанная грязью. Из машины вылез толстый краснощекий немец в черном пластикатовом плаще, за ним второй - высокий и худой, как полная противоположность первому. У худощавого бледный острый нос был оседлан пенсне, воротник офицерской шинели поднят, так что видны были только кончики хрящеватых зябких ушей.
Толстяк в пластикатовом плаще огляделся и, не увидев входа в здание - лишь раскрытые настежь ворота во двор, недовольно спросил:
- Wohin sollen wir jetzt gehen?
- Hier, Негг Oberst. Die Dorfmagistratur hat die Tiir im Hof hinunter.
- Russische Schweinhunde. Sogar die Tiir konnen menschiicli nicht gemaglit werden. Sie kommen ins Heim mit Vieh herein.
- Jawohl, Herr Oberst.
С лица тощего не сходила заискивающая улыбочка. Он шел на полкорпуса позади, слегка склонив длинное туловище, и вытянутой рукой почтительно показывал, где выбрать среди грязи дорогу получше.
В окнах сельуправы завиднелись встревоженные лица. Староста Раевский выскочил на крыльцо с непокрытой головой, кланялся и, растерянно потирая руки, повторял:
- Добро пожаловать, господин гебитскомиссар! С прибытием вас! Добро пожаловать!
Он поспешил сойти с крыльца навстречу важным гостям, продолжая кланяться. Преимущественно он кланялся тощему немцу в пенсне, которого знал. Это был гебитскомиссар Мюльгаббе, непосредственное начальство Раевского. Толстяка в пластикатовом плаще он видел впервые, но на всякий случай несколько раз поклонился и ему.
Немецкие офицеры смотрели себе под ноги и шагали прямо на Раевского по узкой, выложенной раскрошившимся кирпичом дорожке. Пришлось Paeвскому отступить в сторону, в жидкое глиняное месиво. Он пропустил мимо себя высокое начальство, вслед за немцами взобрался на ступеньки крыльца, отряхивая на ходу грязь с хромовых сапог. В спешке он забыл надеть галоши и теперь морщился, сожалея.
Войдя в помещение, пропитанное сыростью и кислым махорочным духом, гебитскомиссар спросил на ломанном русском языке:
- Где ест старост Раесски?
- Ч здесь! - Раевский выскочил у него из-за спины.
- О! - удивился Мюльгаббе. - Ми не узнайт.
"Врешь, небось, сволочь, - тоскливо подумал Раевский. - Ты же три раза меня вызывал и разговаривал со мною… А теперь тебе надо для чего-то притвориться, что знать меня не знаешь".
И подобострастно улыбнулся гебитскомиссару. Мюльгаббе в самом деле не помнил Раевского в лицо.
Он плохо запоминал славянские лица - все они похожи одно на другое широкоскулостью, угрюмо-раболепным выражением и тем общим отпечатком, который можно, пожалуй, определить как комплекс неполноценности. Фюрер прав: это, вне всякого сомнения, низшая раса.
Впрочем, Мюльгаббе мог бы при желании и некотором старании запоминать славянские лица старост и их помощников в подчиненной ему округе. Но зачем? Он должен и будет запоминать тех, кто выше его по служебной лестнице, он всегда внутренне гордился тем, что мгновенно вспоминал имя и звание человека из верхов, хотя бы однажды виденного, и успевал приветствовать его в подобающей форме. Полковника Хальке фон Руекопфа, например, этого здоровяка и счастливчика, он уже никогда не забудет. А что касается таких, как Знаменский староста, то пусть они запоминают гебитскомиссара Мюльгаббе, хорошенько запоминают, что ему нравится и не нравится, если не хотят себе неприятностей.
- Ми приехаль видеть село и для разговаривайт, - сказал Мюльгаббе Раевскому. - Это ест герр Хальке фон Руекопф, der Oberst Feldpolizai von Nikopol. Verste-hest du mich?
- Конечно, господин гебитскомиссар, - лицо Раевского выжидательно вытянулось.
- Что ест конечино? - не понял Мюльгаббе. - Конечино bedeut der Ende? Warum der Ende?
Раевский увидел, как насторожились немецкие офицеры, и перепугался.
- Нет, нет, - засуетился он. - Вы меня не так поняли. Я говорю: да, да! Конечно - значит, да, безусловно, вполне…
- Тогда ти должель говорийт "яволь", - сказал Мюльгаббе. - Ми дарили neue Ordnung. - Он поднял вверх тонкий белый палец. - Ты должель штудировайт neue Ordnung и разговаривайт, как ми.
- Яволь, господин гебитскомиссар! - щелкнул каблуками Раевский, как делают - он видел это - немецкие солдаты.
Присутствовавшие при этом заместитель старосты Эсаулов, десятник Гришка Башмак и доброволец, ходивший ловить партизан, Федор Поляков тоже замерли, вытянув подбородки.
Мюльгаббе остался доволен проявленной почтительностью. Благодушно дотронувшись кончиками пальцев до рукава Раевского, он сказал:
- Ми начиналь с ти разговаривайт. Другие должель ходить там, - он показал пальцем за дверь.
Эсаулов, Башмак и Поляков поспешно вышли.
Полковник Хальке фон Руекопф снял пластикатовый плащ и предстал во всем своем жандармском великолепии. Черный мундир плотно облегал его тучное тело. На груди, чуть ниже отворотов мундира, висел на цепочке металлический полумесяц-знак чрезвычайных жандармских полномочий. На поясном ремне - полковник питал слабость к оружию - две кобуры с пистолетами.
Гебитскомиссар раздеваться не стал, лишь опустил воротник шинели.
Усевшись за письменный стол, ранее принадлежавший председателю колхоза, а теперь старосте сельуправы, полковник пальцем поманил Раевского и указал ему на табуретку напротив. Раевский деликатно присел на краешек.
Мюльгаббе устроился между ними, с узкого конца стола. Он рассеянно положил на край стола свои тонкие руки, но посмотрел на пыльное, закапанное чернилами сукно и брезгливо отстранился.
- Wir mogen doch anfangen, - сказал вполуоборот полковник и, не дождавшись ответа Мюльгаббе, быстро, трескуче заговорил, заглатывая концы слов.
Господин жандармский полковник выразил свое удовлетворение тем, что партизанский отряд, действовавший в данной местности, больше не существует. Одна его часть уничтожена в боях, другая - захвачена в плен. Господин полковник благодарит в лице старосты местных добровольцев, которые помогли немецкому командованию уничтожить партизанскую банду, хотя их, этих добровольцев, было очень и очень немного - пусть староста отметит это как минус в своей полезной деятельности. Но, подчеркнул полковник, существует третья группа партизан, которая рассеялась по селам и отсиживается, выжидая удобный момент, чтобы всадить немецкой армии нож в спину. В их ликвидации главную роль обязаны сыграть местные самоуправления, работающие в духе сотрудничества и дружбы с немецким командованием. В этой связи полковник изъявлял неудовольствие, что при Знаменской сельуправе до сих пор не создан полицейский отряд. Такому большому населенному пункту, как Знаменка, нужен отряд в 30–40 человек, и полковник надеется, что он вскоре будет создан на основе тех добровольцев, которые помогали в борьбе с партизанами.
Хальке фон Руекопф с четверть минуты передохнул, ибо ему, человеку практического склада, трудно было произносить длинные политические монологи. Он пожевал губами, посмотрел в слезящееся дождем окно и снова заговорил, то и дело останавливаясь, чтобы дать возможность Мюльгаббе перевести его слова, а самому собраться с мыслями.
Желательные для немецкого командования формы работы местного самоуправления должны быть старосте уже известны. Хальке фон Руекопф пристально взглянул на Раевского, отчего тот невольно приподнялся на табуретке и пробормотал:
- Яволь, господин полковник!