А за спиной уже гремели в салоне карабкающиеся туда десантники. Он почувствовал, как осела под их весом "вертушка". За бортом мимо кабины, к дверям, на руках протащили солдатика с залитым кровью лицом, потом еще кого-то на плащ-палатке.
Неожиданно он почувствовал, как что-то зло и сильно куснуло левое запястье. Инстинктивно отдернул руку, поднес ладонь к лицу. В запястье впился развороченный, распоротый корпус от часов. Пуля попала в циферблат и, срикошетив, вмялась в приборную доску.
- Все, командир! Все на борту! Взлетаем! - услышал он сквозь рев движков крик борттехника над собой.
- Точно все? Сколько человек?
- Все! Даже "двухсотых" вытащили! Тридцать один человек!
"С нами тридцать три!" - обожгло сознание. А максимальный допуск - двадцать. Перегруз почти в два раза…
Но времени на размышление уже не оставалось. В салоне загрохотали автоматы десантников, бивших по опушке. Счет шел на секунды.
И отжав вверх, до максимала "руды" - рычаги управления двигателями, он поймал знакомый миг "подхвата", когда пришпоренная форсажной мощью вертушка буквально вздыбилась - потянул рычаг общего шага на себя, плавно отдавая ручку, гася правой педалью поворотный "инстинкт" винта.
Давай, родимая! Тяни, голубушка!
"Восьмерка" пошла крупной дрожью, пытаясь изо всех своих стальных и реактивных сил выполнить волю человека. И она смогла! На полном запределе сил и мощи колеса вырвались из жирного чернозема склона. И, рубя винтом верхушки деревьев, ломая ветки балками подвески, "вертушка" буквально проломилась сквозь чащу в небо.
- Ух ты моя хорошая! Миленька ты моя! - почти кричал он, выдавливая из души, из сердца страшное напряжение прошедших минут.
Пробив облака, к нему пристроился ведомый.
"Жив Колька!" - Радость теплом окатила сердце.
Но вид у них обоих был не лучший. Связь разбита, половина приборов не действует, тут и там из обшивки торчат заусеницы пробоин.
За Кузнецовым к тому же тянулся легкий копотный след. Но главное - живы! Теперь только бы побыстрее Терек перевалить.
…За Тереком копоть за Кузнецовым стала гуще. Салимов то и дело озабоченно оглядывался на ведомого. Дотянет ли? Неожиданно далеко внизу замелькали характерные "бруски" боевой техники и зеленые квадраты палаток.
Наши. И "вертушка" Кузнецова тут же начала снижаться. "Значит, здорово его зацепили!" - понял Вовка. "Пошел на вынужденную". Но проводить его до земли он уже не мог. Топлива хватало точно до моздокской полосы…
Уже на земле, заглушив движки, он вдруг вспомнил о времени.
- Сколько же мы там просидели? - спросил он "штурманца".
- Двадцать две минуты, Магомедыч. Двадцать две минуты…
* * *
…Вечером Вовку вызвали на доклад к "энгэша". Квашнин захотел лично увидеть летчика, вытащившего группу буквально с того света. И Салимов подчеркнуто корректно и спокойно докладывал обстоятельства вылета.
- …Вышли в район падения… Обнаружили визуально… Снизился… высадил десант… Принял решение ждать…
И хотя острое обоняние давно уже равнодушного к алкоголю "энгэша" улавливало характерное амбре лучшего русского "антишока", грозный и непримиримый к этой слабости Квашнин словно бы и не замечал "замаслянившихся" веселых глаз Вовки…
- На вертолете Салимова насчитали сорок две пробоины. У Кузнецова шестьдесят четыре. Он сел на вынужденную в мотострелковом полку у Червленой, - услужливо подсказал "энгэша" командующий авиацией группировки.
- Представляйте к герою! - коротко подытожил Квашнин. - Завтра же представление мне на стол! Спасибо тебе, майор! Огромное человеческое спасибо!
…Бородатый чиновник, один из тех, что часто мелькает по телевидению за спиной президента, долго и въедливо расспрашивал об обстоятельствах полета, что-то записывал, внимательно вчитывался в анкету и представление. Наконец поднял голову.
- Ну что ж, мне кажется, что вы вполне достойны высокого звания Героя России. В ближайшие дни ваши документы будут на столе у президента. Может быть, вы хотите что-то уточнить, узнать?
- Хочу.
Брови рыжебородого удивленно вскинулись.
- Я не один был в воздухе. Меня прикрывал мой ведомый, капитан Кузнецов. Без него бы ничего не получилось. Погибли бы все. Считаю, что он безусловно заслужил звание героя. И дать одному мне звезду будет не справедливо.
Рыжебородый аккуратно закрыл папку с документами Салимова.
- Странно. Каждый второй из тех, кого представляют к званию героя и с кем мы беседуем, почему-то просит еще за кого-то.
- Что же тут странного? - вздохнул Салимов. - Война на всех одна, и один в поле не воин…
Генерал
Писать о генерал-полковнике Виталии Егоровиче Павлове трудно. Трудно потому, что масштаб его личности, его мощь требуют очень точных слов. Слов, чуждых экзальтации, восторгов, но вместе с тем понятных и значимых потому, что вся жизнь генерала Павлова - это яркая вспышка, полет, подвиг. За спиной тридцать семь лет службы, две войны. Афганская и чеченская. И на каждой его имя было легендарным, в каждую он вписал свою страницу. В Афганистане полковник Павлов - один из лучших командиров полков, лично совершивший шестьсот семьдесят боевых вылетов, потерявший за полтора года боев всего три вертолета, удостоенный за эту войну звания Героя Советского Союза. В Чечне генерал-полковник Павлов, командующий авиацией сухопутных войск, когда того требовала обстановка, сам поднимал вертолет в небо и пробивался сквозь густую облачность и горы к передовым батальонам, вывозил раненых.
У вертолетчиков его фамилия так же легендарна, как фамилия Маргелов у десантников или Варенников у пехотинцев.
Среди развала и тлена, в который медленно погружается Россия, уже нет опоры на казавшиеся незыблемыми столпы государства. Армию, госбезопасность, милицию, суд. Все обветшало, все до трухлявости источено челюстями разрушителей. И только некоторые люди, личности противостоят этим термитам. Сохраняют и сберегают то немногое, что еще осталось. На этом сопротивлении держится сегодня Россия. Именно эти люди герои нашего времени. Генерал-полковник Виталий Павлов один из них.
Первым самолетом, который он увидел в своей жизни, был "кукурузник" "По-2", пролетавший изредка над его городком Трубчевском, что на Брянщине. Было ему тогда что-то около пяти лет. А вот поезд вблизи он увидел только в шестнадцать, когда отправился на нем к брату под Куйбышев устраиваться на завод. "Так что с авиацией я познакомился раньше всего", - шутит он теперь. Потом был завод. Школа рабочей молодежи, в которой закончил десятилетку. Походы к аэродрому "Звезда" сызранекого летного училища. Интерес к авиации, увлечение и, наконец, решение поступать "на летчика".
Их курс был первым, кого набрали и обучали по программе вертолетчиков. До этого все начинали с самолетов. Вертолет тогда был чем-то очень экзотическим и пугающим, как летающая тарелка. Только-только в серию пошли самые первые советские образцы "Ми-1", "Ми-4". "Самолетчики" сторонились нового летающего детища, называя его "летающим огурцом на карандаше".
Поэтому долгое время отношение к вертолету в нашей армии было, мягко говоря, прохладным. Даже вертолетные училища долгое время приравнивались к среднеспециальным. Все в корне изменилось после корейской войны, где американцы массово применяли вертолеты для перевозки грузов в труднодоступную местность, высадки десантов, эвакуации раненых и попавших в окружение. Именно там впервые проявилось главное преимущество вертолета - возможность летать в труднодоступной местности, взлетать и садиться на любые клочки поверхности.
После корейской войны нашим командованием были сделаны соответствующие выводы и в Советской армии появились вертолетные эскадрильи. А после арабо-израильских войн - вертолеты огневой поддержки.
Сегодня на поле вертолет - такая же привычная боевая техника, как танк или самоходка. В тылу огромные "Ми-26" способны в чреве перевозить до роты пехоты и по паре БМП, а "лошадки" "Ми-8" за ночь перебрасывают к передовой целые полки. Вертолеты - это кавалерия современной армии.
После окончания училища лейтенанта Павлова оставили летчиком-инструктором. И до семьдесят второго года он обучал курсантов, готовил вертолетчиков. Закончил заочно Высшее военное училище. И в семьдесят третьем поступил в Академию имени Гагарина.
Потом была служба в Закарпатье. Там он впервые вылетел ночью на спасение людей. Разлившаяся река Стрый затопила карьер, в котором велись работы, и посреди бурлящего озера на пятачке полтора на двадцать метров оказались отрезанными от суши четырнадцать человек. Вода прибывала. По тревоге подняли военных вертолетчиков. Ночью в дождь, в сильный боковой ветер Павлов сумел снизиться и упереться передней "ногой", как говорят вертолетчики, в край островка. Не выключая двигателей, замереть в нескольких сантиметрах над водой и втащить на борт всех, кто был на острове. Спустя несколько минут после взлета остров скрылся под ледяной бурлящей водой…