- Да нет. Говорят, наш, местный. Прислуживается к немцам, сволочь. Призывает быстрее восстанавливать разрушенное...
- Неужели народ будет работать на них? - с горечью спросил Николай.
- Пока охотников мало. Но есть. Уже приступили к починке водопровода.
За углом люди читали приказ, приклеенный прямо к стене дома. Морозов, Виктор и Рогов остановились.
Первый пункт требовал от жителей Таганрога сдать в ортскомендатуру или вновь созданную милицию имеющееся оружие и радиоприемники различных марок. Второй пункт гласил: "Все большевистские и коммунистические книги, письменные труды, журналы и картины должны быть сданы на приемный пункт в здание бургомистрата (Петровская ул., д. 74) в комнату 17, первый подъезд, от 8 часов утра до 4 часов дня по берлинскому времени..."
- "Лица, у которых после первого ноября будут обнаружены указанные предметы и вышеуказанная литература, подвергнутся строжайшему наказанию по законам военного времени", - прочел кто-то из толпы. Голос у человека был встревоженным.
- Где же это Петровская улица? Первый раз слышу, - сказал другой.
- Надо читать объявления новой власти, милейший, - вмешался в разговор третий человек. - Еще вчера вечером приказы были вывешены. Во-первых, улица Ленина переименована в Петровскую. И остальные улицы и переулки тоже получили старые дореволюционные названия. Во-вторых, часы надо перевести по берлинскому времени на два часа. В-третьих, каждый горожанин обязан убрать перед своим домом листья и мусор, в городе должен быть порядок. Иначе...
Рогов, Виктор и Морозов не стали слушать, что будет "иначе". Они пошли дальше по улице.
- Вот еще один - старается, - с презрением и ненавистью проговорил Рогов.
А Алексей Кирсанов - это был он - продолжал разъяснять собравшимся, как нужно вести себя в городе Таганроге, оккупированном гитлеровцами, и что станет с теми, кто не захочет повиноваться.
На углу улицы Шмидта Рогов остановился.
- Ну, Николай Григорьевич, попрощаемся. Может, и не свидимся больше. Завтра меня в Таганроге уже не будет.
- Прощайте, - сказал Морозов.
- Обдумай еще раз. Пойдем к нашим вместе, - сказал Рогов. - Жаль мне тебя. Хороший ты парень. Ведь ни за грош пропадешь...
- Нет, я остаюсь, - сказал Николай. Он улыбнулся: - Счастливого пути, Михаил Васильевич! До скорой встречи. Передайте Ягупьеву и товарищам, что я буду в городе.
Рогов шагнул к Виктору.
- Прощай и ты. Береги брата.
- Побережем, товарищ Рогов, - заверил Виктор.
* * *
Решив остаться в Таганроге для подпольной борьбы, Морозов знал, что его ждут большие, зачастую непредвиденные трудности.
Он не был специально подготовлен для этой работы. Ягупьев не успел по-настоящему проинструктировать его, не дал ему явок, не назвал ни одной фамилии. Нужно было все начинать самому.
Но с чего?
Об этом он мучительно раздумывал, лежа ночами в своей землянке. В приоткрытый лаз было видно звездное небо, тревожно шуршали ветви деревьев. Рядом спал родной, но сейчас наполненный непонятной, враждебной жизнью город.
Прежде всего Николаю нужны были люди. Те самые люди, с которыми он привык делить радость и горе, труд и отдых, с которыми в прошлой жизни одерживал большие и малые победы. Он должен был создать первую подпольную группу, пусть сначала небольшую, но сплоченную и надежную. Он понимал, что в новых условиях ему придется относиться к людям по-новому - с придирчивой подозрительностью и осторожностью. Но нужно было и верить. Без веры в людей незачем оставаться в этом оккупированном городе. За каждой дверью, в каждом доме мог жить честный и смелый советский человек. Надо было только найти его, помочь ему поверить в возможность борьбы и победы.
От брата он постепенно узнавал о тех, кто волей или неволей остался в городе. Раздумывая ночами, к кому он может в первую очередь обратиться, он старался думать об этих людях с особым пристрастием. Он устраивал им мысленную проверку и мысленно зачислял их в еще не созданную подпольную организацию.
Так явилась у него мысль о семье Турубаровых. Так припомнил он Льва Костикова и других ребят, с которыми был знаком по комсомольской работе.
Николай еще до войны частенько бывал в доме Турубаровых и хорошо знал довоенную жизнь этой семьи. Глава семьи - старый Кузьма Иванович Турубаров - всю жизнь рыбачил в Азовском море. Целыми днями бороздил он неспокойные морские просторы, но всегда возвращался с хорошим уловом. Николай любил заглянуть к ним в гости. Во дворе сушились рыбачьи сети, крепко пахло морем и рыбой. Жена Кузьмы Ивановича - Мария Константиновна - худенькая, смуглая женщина с темными приветливыми глазами - умела вкуснее других зажарить жирного чебака, отлично готовила фруктовые наливки. Бутылки с разноцветными прозрачными наливками всегда стояли в доме на всех подоконниках, весело просвечиваясь на солнце.
Дети Турубаровых - Петр, Раиса и Валентина - учились в школе, где Николай был пионервожатым. Николай помнил, что Петр был охоч до всяких проделок и выдумок, но учился очень хорошо, Валентина всегда серьезна и сдержанна, а младшая, черноглазая Раиса, - живая хохотушка. Потом они выросли и часто по старой дружбе заходили к Николаю в горком комсомола, брались за любое, самое трудное поручение и никогда не подводили.
Мать Николая и старики Турубаровы тоже были знакомы между собою. Они нередко встречались то на базаре, то в поликлинике, а к Кузьме Ивановичу мать Николая ходила за рыбой.
За год до начала войны Петр ушел служить в армию в пограничные войска. Перед отъездом он зашел к Морозову в горком комсомола попрощаться. Это был уже высокий, ладный, красивый парень с такими же, как у Марии Константиновны, большими темными и ласковыми глазами.
И вот теперь Николай в первую очередь вспомнил об этой семье.
Он хотел начистоту поговорить со стариками, узнать, как собираются жить ребята, и предложить им работать в подполье. В согласии их он не сомневался.
Николай понимал - о том, что он остался в городе, должно знать как можно меньше людей. В дальнейшем ему придется думать о конспирации и выработать осторожный и продуманный стиль работы, а пока нужно верить! Без этого он не сможет сделать своего главного первого шага.
* * *
В конце Исполкомовского переулка дорога круто спускается к морю, а по бокам ее, над обрывом, прилепились маленькие домики рыбаков. Здесь, в пятом слева, живут Турубаровы.
Распахнув незапертую калитку, Николай вошел в маленький узкий дворик, прошел вдоль дома, постучал в дверь.
За дверью послышались шаги, в сенях раздался знакомый глуховатый голос:
- Кто там?
- Откройте. Свои.
Откинулся крючок. На пороге стоял Кузьма Иванович. Он почти не изменился за то время, что Николай не видел его, но выглядел более усталым, чем обычно.
- Здравствуйте, Кузьма Иванович! - сказал Николай. В глазах Турубарова он сразу приметил радость.
- Николай Григорьевич... Коля... Неужели вы? Заходите скорее! Вот не ожидал...
И старик почти втащил его в дом.
- Дочки-то дома? - вытирая ноги в маленьких сенях, спросил Николай.
- Дома, дома! И еще кое-кто объявился. Тоже тебе рад будет.
Николай переступил порог просторной чистой комнаты и увидел Петра.
Петр встал ему навстречу.
- Вот здорово! Радость-то какая! А мне сказали, что тебя нет в городе, - обрадовался он, пожимая руку Николаю.
- Так и мне сказали, что от тебя ни слуху ни духу, - усмехнулся тот.
В это время в комнату вбежали Рая и Валентина.
- Николай Григорьевич, ой, здравствуйте! - задыхаясь, радостно выпалила Рая, сияющими черными глазами вглядываясь в Морозова. - Ой, как хорошо!
- Мама нам сказала, что вы у нас, мы все во дворе побросали и сюда, - вмешалась старшая Валентина.
- Здравствуйте, девушки, - тепло улыбнулся им Николай.
- Ладно, дайте гостю к столу сесть, - обратился к сестрам Петр. - А вы, мама, несите нам скорее картошку. - И Петр пододвинул к столу свободную табуретку.
- У вас, я вижу, вся семья в сборе, - сказал Николай.
- Да, товарищ Морозов, как раз к обеду угодили, - ответил Кузьма Иванович.
Он называл Николая то товарищем Морозовым, то Николаем Григорьевичем, то Колей.
- Мы теперь больше дома сидим, - продолжал он. - Нынче на улицу выходить страшновато - того и гляди на неприятности нарвешься.
- Да, времена настали невеселые, - произнес Николай и обратился к Петру: - Ну, рассказывай, откуда тебя принесло...
- Вы садитесь, картошечки горячей покушайте, - суетилась Мария Константиновна. - После поговорите. Мама-то как ваша?
- Как все, - усмехнулся Николай, присаживаясь к столу. - Вместе со всеми беду терпит.
- А у нас тут вчера одну старушку немец чуть не пришиб, - с горькой усмешкой сказал Кузьма Иванович. - Старенькая она. Медленно улицу переходила. Так он, скотина, из машины своей выскочил да наотмашь ей по лицу и съездил. Бедная только кровью умылась.
Разговор сменился тягостным молчанием.
- Эх, папа, - с жаром заговорил вдруг Петр, - я, пока домой шел, и не такого насмотрелся.
Служил я на самой границе. В то утро, когда немцы все это начали, я в секрете стоял. Настораживала тишина на той стороне. За последние дни мы привыкли к шуму. Часто слышали крики людей, детский плач. Видимо, немцы население из приграничной зоны эвакуировали. По ночам сильно ревели моторы танков, автомашин. А тут тишина такая и душно, будто воздуха не хватает.