Только позавчера Григорий со спокойной совестью бежал на кухню с котелком. Повар черпал ему самой гущины. Вкусными были кулеш и суп, хотя иногда для видимости бойцы ворчали на повара: то пересолил, то картошку положил мороженую, а потому сладкую, то кашу подкоптил. Мало было одной порции, бери вторую. Здешние ребята уже и забыли, когда ели по-настоящему. А воевать им приходится куда как трудно. Это просто сказать - тыл врага. Андрееву неведомо, какие лишения перенесли эти люди, но он чувствовал, что на их долю выпало немало. И росло раздражение против Ишакина. Зачем он прячется? Почему уединился? Боится, что у него попросят сухарь? Нет, эти люди не такие, просить милостыню не будут. Это гордые ребята, они не роняют свое партизанское достоинство и не разменивают его на сухарь.
Григорий почувствовал, что его тянут за рукав. Оглянулся. Перед ним стоял парнишка лет тринадцати, с медалью "За отвагу" на гимнастерке. И все у него было пригнано, как у настоящего командира: и гимнастерка сшита по росту, и портупея подогнана по фигуре, и пистолет сбоку в кобуре. Парнишка приложил руку к пилотке, как и полагается по Уставу, и сказал ломким мальчишеским голосом:
- Товарищ сержант, вас вызывает товарищ комбриг!
Андреева удивил парнишка в строгой военной форме, с первого взгляда какой-то уж очень игрушечный, но который старается делать все, как положено настоящему солдату. Шагая за парнишкой-связным, подумал о вызове и забеспокоился. Что случилось? Почему Давыдов вызывает его? Возможно, о Лукине что-нибудь неприятное узнали?
Парнишка шел быстро, старался угадать в ногу с сержантом, но не получалось - шаг у него был короче. Андреев поглядывал на него сбоку и с горечью подумал - ему бы ходить в детскую техническую станцию, загорать со сверстниками в пионерском лагере, а на нем солдатская форма. У него уже есть боевая награда. В тринадцать-то лет!
По пути к штабу все чаще попадались партизаны. Одни куда-то спешили то небольшими группками, то в одиночку. Другие, усевшись по-турецки, чистили автоматы, проверяя зеркальность стволов, на свет, или размеренно, даже вроде сонливо, начиняли автоматные диски маленькими пузатыми патрончиками. Кое-кто латал гимнастерку или подшивал свежий подворотничок - не забылась в лесу солдатская привычка. Бывало, старшина, увидев грязный подворотничок, безжалостно срывал его, только нитки трещали. В глубине, возле темной ели человек шесть сгрудилось возле бородача, который что-то увлеченно рассказывал, бурно жестикулируя. Слушали внимательно, старались подвинуться к нему поближе, чтоб не пропустить ни одного слова. Совсем недалеко от этой группы лежал парень, уперев босые ноги в шершавый ствол сосны.
А вон пересекает поляну девушка в зеленой косынке, в телогрейке, накинутой на плечи, и несет в круглом солдатском котелке воду. Торопится в ту же сторону, куда идут Андреев и парнишка-связной.
Несмотря на середину лета, многие партизаны одеты по-зимнему - в шапки, телогрейки, даже в ватные стеганные брюки. У партизан тыла нет, у них кругом фронт. Вот и носили свое всегда при себе. Гвардейцы тоже не зря прихватили с собой шинели.
Близость штаба чувствовалась во всем. Партизаны попадались еще чаще. Здесь они - более подтянуты и строже. У куста притулилась палатка защитного цвета, сверху на нее для маскировки набросан папоротник. Над палаткой провис провод, зацепленный за сосновый сук - антенна для рации. Девушка в косынке спешит к палатке: радистка? Хотел спросить у паренька-связного, но тот, полный достоинства, вышагивал так сосредоточенно, что Андреев не стал отвлекать его.
А вон маячит и спина лейтенанта Васенева. Даже не вся спина, а левое плечо с погоном - остальное закрыла развесистая темная лапа ели. На пеньке сидит Давыдов, он трет ладонью бритый затылок и по-видимому слушает партизана со шрамом на щеке. А невдалеке стоит еще один партизан.
Парнишка-связной подлетел к командиру и доложил:
- Товарищ комбриг, ваше приказание выполнено!
У Давыдова подобрело круглое лицо с волевыми складками у рта, и он сказал:
- Спасибо, Леша. Приготовь бритву, Анюта воды должна принести. Бриться буду:
Леша, четко повернувшись, ушел, даже не взглянув на сержанта. Андреев шагнув вперед, встал по стойке "смирно" и приложил руку к пилотке:
- Товарищ комбриг...
- Вольно, вольно, - разрешил Давыдов, вставая. Золотая Звезда качнулась и солнечный зайчик, вспыхнул ослепительной искоркой.
- Обстановка у нас, сержант, такова. Месяц назад кончились кровопролитные бои с карателями. Мы недосчитались многих бойцов, особенно поредела команда подрывников. Погиб мой помощник по диверсиям. Я просил штаб фронта прислать специалиста. Лейтенанта Васенева назначаю начальником команды подрывников. Вы остаетесь командиром в своей группе.
- Слушаюсь, товарищ командир!
- И познакомьтесь, - Давыдов кивнул на молодого партизана, скромно стоявшего поодаль. - Это Ваня Марков, наш доморощенный подрывник. Он будет возглавлять группу подрывников из партизан.
Марков застенчиво улыбнулся - симпатичный, с широким утиным носом.
- Знакомьтесь, знакомьтесь, чего же вы! - поторопил с улыбкой Давыдов, видя, что Марков и сержант не спешат подать друг другу руки. - Красные девицы сошлись!
После замечания командира сержант шагнул к Маркову, и рукопожатие у них получилось крепким, дружеским.
- Так-то лучше, - удовлетворенно произнес Давыдов. - Соперники.
- Сколько у тебя хлопцев? - спросил Давыдов у Маркова.
- Трое осталось.
- Посоревнуйтесь, кто лучше. Можете идти.
Комбриг - крупный человек, но подвижный и легкий на ногу - направился к палатке. Партизан со шрамом на щеке исчез незаметно, будто испарился - Григорий и Васенев не успели и глазом моргнуть. Лейтенант не на шутку задумался. Обстановка здесь необычная, много в ней еще непонятного, а тут такое назначение, точно обухом по голове. Не успел ступить на партизанскую землю, не осмотрелся, как следует, в жизни не подорвал ни одного проклятого фрица, знал только теорию - и бах: командир подрывной группы, или, как выразился Давыдов - начальник команды подрывников.
На Большой земле подобное назначение окрылило бы лейтенанта, нос бы задрал кверху - мол, вот я какой! А здесь совсем другое дело. Где они, эти фашистские эшелоны, и как к ним подступиться? Андреев сразу понял затруднение лейтенанта и решил, что это к лучшему. Теперь волей-неволей придется по-настоящему браться ему за ум, привыкать к новой роли.
Васенев подозвал Маркова:
- Знаете, где мы остановились?
- Конечно.
- Подтяните туда свою группу.
- Да они все там, товарищ лейтенант. Я ведь тоже был там, пока меня не вызвали.
- Могли разойтись.
- Могли, - согласился Марков и приветливо улыбнулся. - Все ясно - понятно.
Васенев строго поднял на него цепкие глаза, но вовремя спохватился: перед ним не солдат регулярной армии, умеющий отвечать по-военному, и махнул рукой:
- Идите!
Когда Васенев ушел, Марков сказал:
- Строгий у вас лейтенант.
- Подходящий! - живо отозвался Григорий. Не было нужды сейчас раскрывать перед незнакомым человеком слабости Васенева. Любопытно, а каков же Ваня Марков? Лицо вроде приветливое, добродушное, глаза глубоко посаженные, умные. Они у него похожи на черемушники, на которые упали капли росы и которые осветило солнце.
- Откуда?
- Орловский. У нас в отряде большинство местных - брянских, орловских, карачевских. Есть и окруженцы.
- А Давыдов не военный?
- Гражданский, из Брянска он.
- Геройский, видать.
- Толковый. Фрицев колотить мастак. Ставить им концерты умеет - талант.
- Почему его комбригом зовут?
- Воинских званий у нас нет. А Давыдов одно время партизанской бригадой командовал - вот и величают комбригом.
- А часто приходится с немцами сталкиваться?
- Почитай, всю весну из боев не вылазили. А как на дуге началось - здесь стихло, ушли каратели.
- Досталось?
- Само собой. Наших полегло много, а фашистов не счесть. Все леса хотели фрицы очистить от нас, да зубы поломали. Давали мы им прикурить. Маневрировали, изматывали - немец в лесу не очень ловкий, боится леса. Ну, а мы дома. У нас такое выражение в ходу - "давай пострекочем".
- Как это - "пострекочем"?
- Наскочим неожиданно на фашистов, пустим в ход автоматы, укокошим десяток-другой гитлеровцев - и поминай как звали. Потом в другом месте. Вот и вошло в обиход: "Ну, что, товарищ политрук, пострекочем?" - "Пострекочем, товарищ комбриг!" Не слышал, как восемь десятков автоматов враз стрекочут?
- Не приходилось.
- Музыка! Как там на Большой земле?
- Тоже трудно, но, конечно, не так как здесь.
Марков спрашивал, как живут люди на Большой земле, что там интересного, какие у нас войска, много ли техники.
Отвечая на вопросы, Андреев и сам переосмысливал виденное еще только вчера, старался разглядеть привычное на расстоянии и в другой обстановке.