- Ваш командир роты, - сказал дотоле молчавший майор, - дал о вас отличный отзыв. Так что мы надеемся на вас, не уроните чести нашего батальона.
- Не беспокойтесь, товарищ майор!
- Желаю успехов, сержант! - и майор горячо пожал Андрееву руку.
Разговор с Женей Афанасьевым был еще короче. И вот в особом батальоне они уже шесть с лишним месяцев. В июне закончили учебную программу и ждали, когда пошлют на боевое задание. А их пока использовали на разминировании дорог и полей. Это тот же фронт. Но все равно готовились они не к этому... Да, готовились они работать в тылу врага, а приходится пока обезвреживать минные поля.
Андреев вдруг приметил муравья. Черный такой, лаковый, тащит на себе соломинку - наверно, упала та соломинка на землю еще перед войной, но не успела сгнить, как сгнили другие.
Чудно получается. Где-то ползают железные чудовища - танки, где-то вздымаются к небу жаркие всполохи взрывов, где-то небо бороздят хищные железные птицы, где-то взрывчаткой крошатся города, а вот здесь, в этом маленьком мирке, ползет по своим делам черный лаковый муравей, тащит свою соломинку, и все ему нипочем. Он пережил огненную кутерьму, когда здесь день и ночь грохотала война, его не смешали с землей гусеницы танка, его не погубило ничто, как нельзя, в конечном-то счете, уничтожить живое.
Андреев глубоко ушел в свои мысли и не скоро услышал взрыв и следом истошный крик Трусова:
- Афанасьев подорвалси-и-и!
А когда услыхал, Андреева словно пружиной подбросило. Каким-то обостренным зрением он увидел, что весь взвод, разбросанный по зеленому полю, остановился, замер, и внимание всех обращено в центр, где лежал Афанасьев. Васенев бегал взад-вперед по дороге и, размахивая руками, кричал:
- Осторожнее! Я приказываю - осторожнее!
Но и без этого призыва все понимали, что надо осторожнее, потому и не могли бежать на помощь пострадавшему. Женька лежал на земле, истекал кровью и слабо стонал.
Наконец, Андреев плюнул на осторожность и ринулся к Афанасьеву. Бежал и не думал, что в любую минуту может сам подорваться на мине. Хотя в этом месте поле проверено, однако кто может поручиться, что где-нибудь под широким листом репейника не притаилась такая же мина-пудреница, на которой покалечился Афанасьев?
К Афанасьеву спешил еще Мишка Качанов. Он скакал по полю, как козел, делая двухметровые прыжки. Васенев грозно потрясал кулаками, бессильно ярясь на Мишку:
- Назад! Назад!
Но Качанова уже никакая сила на свете не могла повернуть назад. Возле Андреева он перевел дыхание и сознался:
- Натерпелся же я...
Лицо у Афанасьева стало бледным, щеки как-то враз ввалились. Взрывом "пудреницы" разнесло левую ступню. На земле скопилась лужица крови. Сержант стянул голенище сапога, перетянул ремнем ногу у колена.
- Бери подмышки, - приказал Качанову, - а я за ноги.
Они подняли теряющего сознание Афанасьева и понесли к дороге. Там все еще суетился лейтенант.
- Сюда; сюда кладите, - распорядился он, - чтоб ноги кверху.
Взвод сгрудился возле раненого. Глядели на него с сочувствием. Андреев приказал Трусову:
- Беги в роту, скажи старшине, чтоб подводу дал. Живо!
Трусов щелкнул каблуком, и сержант невольно обратил внимание на его сапоги. Голенища лихо сведены в гармошку, будто их хозяин собрался на вечеринку. Пилотка на ухе держится чуть-чуть, того гляди упадет. Шик. Когда Трусов убежал, Васенев отозвал сержанта в сторонку и сказал зло:
- Я ж говорил!
- Что?
- Это самое, - и кивнул на Афанасьева.
- Не пойму.
- Потом поймешь... Я к Курнышеву. Отправишь Афанасьева, веди взвод домой.
Затем, повернулся к Качанову, который скручивал цигарку, разжившись табачком у прижимистого Ишакина:
- Тебе хочу сделать замечание.
- Слушаю, товарищ лейтенант.
- Впредь раньше батьки в пекло не лезь. Хватит с меня одного "ЧП".
Мишка округлил глаза.
- Ты мне глазки не строй, я ведь не девушка.
- Я и не строю.
- Другой раз повторится - всыплю. Там был сержант, без тебя мог обойтись.
- Вообще-то он был не лишний, - заступился за Качанова Андреев. В разговор вмешался Ишакин:
- Михаил - парень верняк. Зря вы его шухарите, товарищ лейтенант.
- Адвокат нашелся, - усмехнулся лейтенант, - и слова-то у тебя, Ишакин, сорные, как репьи - верняк, шухарите.
- Какие есть, - обиделся Ишакин.
Васенев повернулся к сержанту.
- Значит, я у Курнышева. Не задерживайтесь. Мишка, когда лейтенант отошел на расстояние, сплюнул с губ крошки табака и проговорил:
- Я думал спасибо скажет, а он всыпать пообещал. Чудеса в решете. Ответь, сержант: он когда-нибудь человеком будет?
- Обязательно. Только давай помолчим для ясности.
- Давай, - согласился Качанов и сунул Андрееву треугольничек письма. - Прочти, полезно знать.
Андреев взял письмо и прочел адрес: полевая почта такая-то, Афанасьеву Евгению Федоровичу.
Письмо писано химическим карандашом. Когда его слюнявили, тогда карандаш писал фиолетовым цветом, а высыхал - серым. Полная пестрота, к тому же и почерк корявый - каракули на каракулях. Григорий прочел:
"Здравствуй, Женя! С поклоном к тебе пишет Фрося, еще поклон тебе от бабки Устинихи, она у нас совсем ослепла, а еще от кривой Нюськи да деда Питирима, от Ивана Митрича.
Женя, ты на меня не серчай, вины у меня перед тобой нету. Мы с тобой неповенчанные, а так невзначай прилипли друг к другу, а война вот отлепила и с концом. Степку Барашкина ты знаешь, он вернулся с окопов ранетый, без руки, прямо по локоть и отрезали, а так по хозяйству все может, култышкой своей прижимает. Тебе от него тоже поклон, он шибко много рассказывал про войну, одни ужасти. Он теперь живет в моей хате, его-то летось сгорела, как раз на Ильин день.
Женя, ты на меня не серчай, писем больше не пиши, а то Степан ругается.
Остаюсь Ефросинья Мамыкина".
"Эх, не надо было все-таки брать Афанасьева на работу, - пожалел Григорий с опозданием. - Еще ведь хотел оставить да смалодушничал. А дело вон как повернулось".
Свою ненаглядную Фросю Женька вспоминал часто, показывал Григорию фотокарточку. По тому, как Афанасьев о ней вздыхал, Андреев представлял ее писаной красавицей. С фотокарточки же глянула на него курносая девчушка с косичками, в которые вплетены ленты. Ничего интересного, а вот Женька на нее надышаться не мог. Про ее измену даже Григорию не сказал, а ведь друзья. Эх, Женька, Женька...
- Где ты взял письмо? - спросил сержант у Качанова.
- Выпало из кармана. Я бы с такими змеями знаешь что делал?
- Что? - улыбнулся сержант.
- В речку вниз головой.
- Ох и трепанулся! - заметил Ишакин. - Тебя самого не мешало бы вниз головой в речку. Так и зыришь где бы сорвать.
- Я ведь по вдовушкам.
- Станешь ты выбирать, - усмехнулся Ишакин.
На бугор вылетела двуколка. В ней рядышком стояли ездовой и Трусов. Ездовой, увалень-украинец, стоял как влитый, а Трусов за него держался. С грохотом развернулись.
- Ваше приказание выполнено! - отрапортовал Трусов. Сержант заглянул на дно двуколки и сказал с досадой:
- Эх вы! Соломы не догадались подложить. А ну всем нарвать по охапке травы. Живо!
Траву уложили в двуколку, застелили плащ-палаткой и тогда бережно подняли с земли Афанасьева, впавшего в глубокое забытье. Двуколку вызвался сопровождать Качанов.
Андреев построил взвод и повел его в расположение роты. Вдруг вспомнил разговор с лейтенантом об Афанасьеве до взрыва и последние слова, произнесенные со злым торжеством: "Я ж говорил!" Почему он заторопился к Курнышеву?
Сержант не на шутку обеспокоился и решил, как приведет взвод к землянкам, сходить к командиру роты.
ЗАДАНИЕ
1
Старшего лейтенанта Курнышева утром вызвали в штаб батальона. Вернулся оттуда под вечер. В землянке его ожидал Васенев. Командир роты старше взводного лет на десять. Ростом высок, строен. Брови белесые, глаза с голубинкой, умные, нос острый, лицо к подбородку сужается. С первого взгляда лицо некрасивое, но узнаешь поближе, увидишь - оно симпатичное и мужественное.
- Разрешите доложить? - вытянулся в струнку Васенев.
- Докладывай.
- Красноармеец вверенного мне взвода Афанасьев подорвался на противопехотной мине!
- Обрадовал, - поморщился Курнышев, - ничего не скажешь - приподнес сюрпризик.
Старший лейтенант бросил фуражку на стол вверх дном.
- Рассказывай, как его угораздило. Да не тянись, вольно.
Васенев расслабил плечи, перевел полевую сумку с левого бока вперед и вытащил из нее листок бумаги.
- Здесь написано, - протянул командиру роты рапорт.
Курнышев взял бумажку осторожно, будто боялся ее взрывчатой силы, хотел прочесть бегло, но первые же строчки заставили насторожиться. Стал читать внимательно, туже и туже стягивая белесые брови у переносья. Васенев переминался с ноги на ногу, исподлобья поглядывая на командира.
- Чепуха какая-то, - раздраженно кинул на стол бумажку, и она, неловко кувыркнувшись, упала прямо в фуражку, словно в гнездо.
- Я в этом убежден, товарищ старший лейтенант.
Курнышев с высоты своего роста пристально поглядел на Васенева.
- Соображаешь, что написал? - готов был загреметь на взводного Курнышев, но произнес эти слова не повышая голоса.
- Так точно!