В девушке было что-то от Лизы.
Пальто плотно облегало ее тонкую в талии фигуру. Румяные щеки горели от морозца, еще сильнее подчеркивая высокий лоб и игриво-доверчивые глаза.
Звали ее Валей. Рослая и стройная, с длинной тяжелой косой, она влекла к себе… И Лизина красота, блеклая, спокойная, подавлялась броской красотой этой девушки.
Смущаясь, Петр упросил Валю встретиться с ним у кинотеатра в следующую субботу. Валя обещала прийти с подругой.
Петр не верил, что девушки придут, но в субботу все же явился к "Пограничнику", прихватив на всякий случай и Зоммера. Девушек не было. Ждали. Зоммер высмеял Петра за то, что тот привел его на свидание, даже не зная, откуда девчата.
Петр отмалчивался. С девушками всегда робкий, он завидовал Федору. Тот был с ними дерзок и смел. Он подходил к ним легко. Находчивый, артист по натуре, Зоммер сразу становился среди них своим.
Вечер был холодный. Зоммеру надоело попусту тратить время. Потоптавшись на месте, чтобы согреть ноги, он сказал Петру:
- Подшутила она. Или была, а ты не узнал ее.
Петр молчал. Придумывал, что сказать в ответ. Оглядывал гуляющих по тротуару девушек. Ломал голову: стоит ли еще ждать?
Девчата подошли откуда-то сбоку. Петр обрадовался. Проговорив "здрас-с-сте", протянул своей знакомой руку. Робко пожал тонкие горячие пальчики…
Валину подругу звали Соней.
Этот вечер они провели все вместе. Петр не мог нарадоваться, что прихватил с собой Зоммера, потому что вдвоем с Федором все получалось у него легко и просто.
Гуляли по улицам. Разговаривали о пустяках. Шутили.
Вечерний город притих. В неярком уличном свете падали редкие снежинки…
Подойдя к Крому, все четверо остановились. Валя показала рукой в темноту на древние высокие кремлевские стены, сказала задумчиво и тихо:
- Я люблю наш город. Порой мне кажется, что на всем свете нет больше такого красивого, такого мужественного, такого… такого древнего-древнего города. Его любил даже Пушкин. Когда он приезжал к нам, - она сказала именно "к нам", будто он приезжал сюда, когда она уже жила на свете, - он часто поднимался на Кутекрому - вон та башня, видите? - и смотрел оттуда, смотрел… А с нее далеко видно, даже Ваулины горы. И все вокруг красиво-красиво…
От высоких кремлевских стен уходили они молча, взявшись за руки, как давние друзья. Говорить никому не хотелось.
Вторично Петр увиделся с Валей только через две недели. Зоммер пойти на свидание не смог: полковая самодеятельность, в которой он считался чуть ли не главным заводилой и актером, готовила программу ко Дню Красной Армии. Терять субботний вечер Федор никак не хотел - остальные дни недели были заняты напряженной боевой учебой.
Встретив Валю с Соней у Поганкиных палат, Петр объяснил, почему не пришел Зоммер. Чтобы смягчить охватившую Соню грусть, сказал, что, мол, на праздник пригласит всех в часть на концерт и они там увидят Федора во всей его красе. Девчата посмеялись, но согласились прийти.
В этот вечер они гуляли недолго. Дул неприятный, пронизывающий ветер. Метелило. Билеты в кино достать не удалось. Продрогнув, Соня стала прощаться. Без подруги и Валя не хотела больше гулять. Петр решил проводить девушек.
Шли к Крому, потом по мосту через Пскову́, мимо церкви, отдававшей холодом и мертвенным покоем… Проводив Соню, пошли назад, к Вале. Петр держал подругу за локоть. Под тяжелыми арками Солодежни они остановились. Ветра здесь почти не было. Петр взял Валю за руки и слегка привлек к себе. Ему хотелось поцеловать девушку, но он никак не мог пересилить робость. Потихоньку вздыхал. Наконец наклонил к Вале голову. Лоб его прикоснулся к выбившимся из-под вязаной шапочки волосам. Девушка продолжала стоять недвижимо, не сопротивляясь и не отталкивая его. Он прикоснулся к ее губам… Валя на поцелуй ответила неумело и пугливо…
В тот вечер Петр вернулся в казарму лишь к отбою. Почти всю ночь не спал. Память уносила его к дому, где жила Валя. Казалось, и она там, у себя, не спит… Вспомнив, что обещал девушкам пригласить их на вечер в День Красной Армии, потянулся под легким байковым одеялом и сел. Провел по стриженой голове пятерней. Думал: "И сорвалось же с языка! А вдруг не разрешат? В клубе ведь не так много мест". И стал смотреть туда, где стояла койка Зоммера. Потом откинул одеяло, босиком пошел к другу. Потихоньку, чтобы не разбудить соседа, потряс его за плечо. Зоммер открыл глаза. Увидев Петра, сел. Петр примостился на койке рядом. Рассказал о приглашении.
- Ерунда, - прошептал заспанным голосом Федор. - Из-за этого можно было и не будить. Сделаем. Скажу, что гримеры из… ну, придумаю откуда. - И, дружелюбно столкнув Петра с койки, лег: - Спать! Сделаем.
Петр ушел. Старался уснуть, но все грезилась Валя, ночной город, на улицах которого завывал жгучий, пронизывающий ветер, и сон не шел. Перед глазами маячили крепкие, на века поставленные колонны Солодежни…
Зоммер обещание выполнил. Когда пришло двадцать третье февраля, он провел Соню с Валей в клуб.
Концерт начался после торжественной части. Зал не вмещал всех, и многие стояли в проходах, в распахнутых настежь дверях, сидели перед первым рядом прямо на полу. Валю с Соней Зоммер посадил во втором ряду - почти в центре. Петр, уступив свое место жене какого-то командира, смотрел концерт сидя на полу.
Зоммер прекрасно сыграл матроса-предателя. Когда пьеса кончилась и актеры высыпали, раскланиваясь, на сцену, все кричали: "Браво Зоммеру! Браво!.." А пением своим Зоммер просто покорил. Зал буйствовал и требовал: "Бис!.." Конферансье - женщина лет двадцати пяти, жена командира третьей роты, - краснела и кланялась слегка то певцу, то залу. Подойдя к Зоммеру, она зашептала что-то.
- "На заре ты ее не буди". Слова Фета, музыка Варламова, - объявила конферансье.
Зоммер спокойно глядел в сторону баянистов. Боец Слинкин, у которого по вечерам Зоммер учился играть на баяне, нащупывал нужные клавиши. Младший оперуполномоченный Вавилкин замер в ожидании. Невысокий и хлюпкий, из-за инструмента он был еле виден… Подав рукой знак баянистам, Зоммер запел:
На заре ты ее не буди,
На заре она сладко так спит;
Утро дышит у ней на груди,
Ярко пышет на ямках ланит…
Петр слушал, и ему казалось, что песня эта сложена про него с Валей и что не Федор вовсе, а он поет ее своей Валюше. Даже вспомнилась Солодежня и почудилась та метельная, беспокойная ночь, полная счастья и еще чего-то хорошего, когда он впервые поцеловал Валю, а после в казарме долго не мог уснуть, обуреваемый мыслями. Представилось, как Валюша спала тогда - и были "и подушка ее горяча, и горяч утомительный сон…" И хотя Чеботарев не умел петь, но молча стал подпевать Зоммеру… Хотелось повернуться, посмотреть на Валю, но, почему-то оцепенев, он не двигался, хотя можно было лишь чуть повернуть голову, и глаза увидали бы ее, сидевшую рядом с Соней, - околдованную, захваченную исполнением романса.
После концерта, убрав из зала стулья, объявили танцы. Валя пошла с Петром танцевать танго "Дождь идет". Петр смущенно вел ее среди пар. Думал только об одном: не сбиться бы с такта. Валя сразу поняла, что танцор он никудышный, и, чтобы подбодрить его, сказала:
- Ты смелей. Не бойся… И меня слушайся…
В это время Петр наступил ей на носок, и она смолкла, улыбнулась, а потом прошептала:
- Ничего, до свадьбы заживет, как говорит мама, - и покраснела, покосившись на Петра: уж не принял ли он ее слова всерьез?
Но Петр и виду не подал, как приятны были ему эти слова.
Когда наконец танец кончился, они подошли к Зоммеру. Тот стоял с Соней возле Шестунина, державшего под руку свою жену. Старшина, не скрывая восхищения, говорил снисходительно улыбающемуся Зоммеру:
- …Нет, ты природный актер. Тебе бы, если уж честно говорить, надо не здесь топать, а быть… ну… ну, хотя бы в МХАТе… Ты бы Москву сразу покорил!
Заиграли вальс-бостон. Зоммер с Соней, а Шестунин со своей женой пошли танцевать. Петр мялся: никак не мог понять, что играют. К ним подлетел, улыбаясь, младший лейтенант из второй роты. Он пригласил Валю на танец, та пошла с охотой. Петр, привалившись к стене, не спускал с них глаз, и в нем росла ревность, потому что командир, выгнувшись, прижимался к Вале и непрерывно говорил что-то, а та, смущаясь, отстранялась…
Так и прошел этот вечер для Петра - в смятении, зависти, боли, что не научился раньше танцевать, - и в то же время он наполнил его какой-то еще никогда ранее не испытанной радостью.
Хорошо запомнился Петру из "вчерашнего дня" и Первомай, который встречал он в доме Морозовых. Пришел туда и Федор с Соней.
Стол был великолепный. Спиридон Ильич и Варвара Алексеевна хотели уйти, но молодежь их не отпустила. Сели в большой комнате. Спиридона Ильича попросили произнести первый тост. Сухой, высокий, с рюмкой водки в полувытянутой руке, он заговорил, поглядывая на гостей:
- Ну, что ж, дорогие наши гости и вы, мать и дочь, прошу выпить за наш счастливый Первомай! За ваше счастье, за счастье нашего народа! - А потом как-то тепло-тепло сказал, обращаясь к жене: - За тебя, голубушка.
Все чокнулись, выпили и стали закусывать.
- Давайте петь! - минут через пять весело предложила Соня и тут же затянула:
Когда б имел златые горы
И реки, полные вина…
Ей дружно подтянули:
Все отдал бы за ласки, взоры,
Чтоб ты владела мной одна…
Голос у Сони был низкий. Она пела размашисто, вкладывая в слова удаль, сопровождая их жестами, мимикой, придавая им какую-то свою особую окраску. Поэтому не одному Петру, даже Зоммеру, судя по тому, как он посматривал на свою подругу, - ее пение нравилось.