- Так и я считаю, - просто ответил он, - Мы должны поглубже заглянуть в наши сердца, где, засыпанные сором, покоятся наше мужество и человеческие чувства. Сорок шесть товарищей не могут умереть. Они должны жить! Или же умереть вместе с нами. Так я считаю.
- Я тоже об этом думал, - признался ван Дален. - Если они умрут, тогда… - Он не договорил, молча кивнул Богорскому, а затем, решительно продолжал: - Мы поставим сорок шесть товарищей под защиту ИЛКа! Мы их спрячем! Многих из них мы можем укрыть в лазарете. Остальных устроим в лагере. Скрытых нор здесь достаточно.
- А потом? Что будет потом? - спросил Кодичек, но вовсе не из страха - он был просто озабочен.
Однако Прибула понял его неверно.
- Ты хотеть быть трус? - крикнул он. Бохов обнял поляка за плечи.
- Мой молодой польский друг! Разве мы трусы, если мы осторожны?.. Да, товарищи, этих сорок шесть ИЛК берет под свою защиту! Мы их не выдадим!
- Десять из них я устрою в лазарете, - пообещал ван Дален. - Мы впрыснем им состав, повышающий температуру, и они ничем не будут выделяться среди больных.
- Почему не спрятать всех сорок шесть в нашей яме? - спросил Кодичек. - Там места хватит.
- Нет, - возразил Богорский. - Когда песок лежит кучкой, его можно убрать, один раз взмахнув лопатой. Нужно рассыпать песок тонким слоем, тогда он исчезнет. Спрятать в лазарете, как предлагает ван Дален, можно не больше двух обреченных, остальных нужно разместить в лагере.
- А если все-таки кого-нибудь найдут? - спросил Кодичек. - Неужели предоставить его собственной судьбе?
- Мы никого не выдадим, - просто ответил Бохов.
- До сих пор мы всегда лишь обходили опасности. Это было хорошо, очень хорошо. Мы умели умно и ловко, используя удачу и случай, уклоняться от опасностей. Таков был наш путь за все эти годы. Звание Человека мы оберегали и защищали с хитростью зверя, и Человека нам нередко приходилось прятать глубоко в себе. Ведь так было, товарищи, не правда ли? Теперь мы вступаем на наш последний путь, впереди свобода или смерть! Увиливать больше не будем. Мы уйдем отсюда уже не как заключенные! С этого часа мы хотим быть людьми! Сегодня и впредь - до конца пути. Заключенному было дозволено обходить опасность. У человека только один путь, и он ведет вперед, прямо на опасность! Пусть это будет нашей волей и нашей гордостью. Я знаю, что говорю, товарищи! Если найдут хоть одного, будем его защищать во что бы то ни стало, если нужно - с оружием в руках! Примем же такое решение. И тогда начнется восстание. Свобода или смерть! Со времен Спартака история не раз являла примеры гордости и величия Человека. Итак, решаем - восстание?
Бохов протянул вперед руку.
В глубоком молчании встретились руки людей, встретились их взгляды, и на их лицах впервые блеснул свет той жизни, которая ждала их впереди.
Было постановлено подать руководителям групп Сопротивления сигнал тревоги второй ступени, что значило - учредить в бараках дежурные посты, поставить у хранилищ оружия намеченных для этой цели людей из лагерной охраны и немедленно, не позже вечера, найти и подготовить убежища для сорока шести человек. Начиная с этого часа - всему подпольному аппарату быть начеку, правда, втайне от лагеря, но в любую минуту быть наготове для выступления. Было также решено начать бой только в том случае, если лагерь будет к этому принужден. Эвакуацию тормозить, чтобы спасти как можно больше людей.
Каждый день и каждый час был выигрышем, так как фронт все приближался.
- У меня есть к вам еще одно предложение, - сказал Бохов. - Все распоряжения будем передавать Вальтеру Кремеру. В его руках сосредоточатся все нити. Следует ожидать, что предстоящая эвакуация изменит, если не разрушит совсем, весь лагерный распорядок. Тем самым у меня - а я единственный из членов ИЛКа, кто имеет прямой контакт с Кремером - появится больше свободы действий.
Товарищи одобрили предложение Бохова.
С нетерпением ждал Кремер конца тревоги. Лишь через два часа завыла сирена, и он сразу же зашагал вниз по "лазаретной дороге", чтобы встретиться с Боховом.
- Ну что? - спросил он, увидев Бохова, и они вместе пошли по дороге в сторону лазарета, незаметно беседуя приглушенными голосами.
- Не позже вечера все сорок шесть человек должны исчезнуть. Ни один из них не явится ко второму щиту.
Иного решения Кремер и не ожидал.
- Куда их деть? - был его единственный вопрос.
- В любое надежное убежище, - ответил Бохов: - в угольный подвал бани, в картофельный погреб кухни, в любой ящик или чулан! Поверх - уголь, поверх - картошку! Спрячем их под полом в бараках. Пусть заползут в сточные каналы канализации. Укроем их в "конюшнях" Малого лагеря и дадим им фальшивые номера. Пусть носят такую же рвань, как и прочие там. - Бохов широко развел руки. - Всюду, понимаешь? После вечерней переклички, когда стемнеет, все должно быть кончено. Если кто-нибудь из сорока шести сам может устроиться лучше, пусть устраивается.
Кремер слушал молча и только пыхтел. Да, задача была не из легких.
- А если кого-нибудь из них найдут?
Бохов остановился.
- Слушай, Вальтер…
Бохов заговорил теперь еще тише. Кремер с глубокой серьезностью выслушал постановление, решавшее судьбы великого множества людей. И это постановление не удивило его, оно только лишний раз подчеркнуло неизбежность развертывавшихся событий.
Когда Бохов сообщил ему, что отныне он является непосредственным соединительным звеном между ИЛКом и лагерем, Кремер только кивнул. Они пошли дальше.
- Это ты унес ребенка? - спросил Бохов! - Скажи мне, если это был ты.
Его вопрос поразил Кремера. Он сам предполагал, что тут приложил руку ИЛК.
- Нет, - коротко ответил он и добавил: - Я бы заранее поговорил с тобой - открыто и начистоту.
Бохов не мог ему не верить.
- Как же так? - в недоумении произнес Кремер. Вопрос Бохова только теперь полностью дошел до его сознания. - Ты не знаешь… вы в самом деле не знаете, где ребенок?
Бохов покачал головой и устало улыбнулся.
* * *
Ранним вечером, когда оставалось меньше часа до переклички, произошло нечто неожиданное. Громкоговоритель разнес по лагерю картавый голос Рейнебота:
- Лагерный староста, слушать! Вместе со всеми старостами блоков - к воротам! Живо!
Когда послышалась эта передача, в комнате Кремера находилось несколько старост: Кремер собрал их, чтобы обсудить, куда спрятать обреченных товарищей. В бараке Бохова Рунки, тоже стоявший в списке, и сам Бохов были заняты тем, что освобождали половицы под конторкой, чтобы устроить лазейку в яму под бараком, где Рунки предстояло скрываться.
Уловив голос Рейнебота, они прислушались. Заключенные слушали везде - в бараках, в лагерных мастерских.
Передача повторилась.
Выбегая из бараков, старосты собирались возле канцелярии рядом с комнатой Кремера. Их обступили любопытные заключенные, находившиеся в это время в лагере. Что случилось? Почему старост потребовали к воротам? Эвакуация? Уже сегодня? Или завтра?..
Вышел Кремер. Старосты построились.
- Товарищи, - крикнул Кремер, - как всегда, спокойствие, порядок, дисциплина, понятно?
Клуттиг, стоя у окна в кабинете Рейнебота, смотрел на колонну, подымавшуюся по апельплацу.
- Балаган! - проворчал он.
- Дипломатия, искусство! - высмеивал Рейнебот помощника начальника лагеря.
Клуттиг круто повернулся и отошел от окна.
- Ослиная задница! - отпустил он в адрес Швааля, по чьему приказу теперь маршировали блоковые старосты.
- Мудрая задница! - поправил его Рейнебот, насмешливо скривив лицо.
- Не стану слушать его разглагольствований, - прошипел Клуттиг, направляясь к двери.
- Ты ему и не нужен. Только мешать будешь, - Рейнебот зло рассмеялся. - Каждому свое: завтра утром ты будешь наслаждаться.
Он многозначительно согнул указательный палец. Клуттиг яростно хлопнул дверью.
Старосты ждали у ворот. Никто не показывался, даже Рейнебот. Кремер следил за дорогой, которая шла от ворот. Он видел, как Клуттиг большими шагами прошел по дороге и исчез за административным зданием. У окошка слонялся дежурный блокфюрер.
На дороге показался грузовик с брезентовым верхом. Перед воротами он остановился. Сначала на землю сошли несколько эсэсовцев, за ними последовали заключенные. Кремер от удивления широко раскрыл глаза. С любопытством смотрели старосты сквозь ворота: ведь это же были…
У Кремера сильно забилось сердце. Это были заключенные из вещевой камеры. Их принимал блокфюрер. Появился Рейнебот и собирался сам распорядиться прибывшими. Но тут из здания вышел Швааль в сопровождении Вейзанга и адъютанта Виттига и направился к воротам. Рейнеботу не оставалось ничего другого, как приказать заключенным построиться вдоль стены у ворот. Он двинулся навстречу начальнику лагеря.
Швааль остановился перед заключенными.
- Что здесь происходит?
Рейнебот доложил:
- По распоряжению гауптштурмфюрера Клуттига девять заключенных и один мертвый доставлены из гестапо в Веймаре обратно в лагерь.
- А-а! - с интересом протянул Швааль, рассматривая заключенных, которые положили на землю что то тяжелое, завернутое в одеяло.
У Кремера перехватило дыхание: среди прибывших он не находил Пиппига… А там лежал мертвец…
Швааль заговорил, обращаясь к заключенным, притом настолько громко, что его могли слышать и старосты блоков.
- Благодарите создателя, что вы попались мне навстречу. - Затем повернулся к Рейнеботу: - Отпустить этих людей в лагерь!