Пиппиг сделал быстрый знак Кропинскому, и они оба скользнули в заднее помещение. В дальнем углу склада, за высокими штабелями вещевых мешков и одежды умерших заключенных, стоял чемодан.
Пиппиг, юркий, как ртуть, и возбужденный, вытянув шею, еще раз прислушался, потер руки и ухмыльнулся, как бы говоря Кропинскому: "Ну-ка, взгляни, что я принес!.." Он щелкнул замками, открывая их, и поднял крышку чемодана. С залихватским видом засунув руки в карманы, он наслаждался произведенным эффектом.
В чемодане лежало, свернувшись в комок и прижав ручки к лицу, завернутое в тряпки дитя: мальчик лет трех, не больше.
Кропинский опустился на корточки и уставился на ребенка. Малютка лежал неподвижно. Пиппиг нежно погладил маленькое тельце.
- Ах ты, котеночек! Вот ведь, приблудился к нам…
Он хотел повернуть ребенка за плечо, но тот сопротивлялся. Наконец Кропинский нашел нужные слова:
- Бедная крошка! - сказал он по-польски. - Откуда ты?
Услышав звуки польской речи, ребенок вытянул головку, как насекомое, которое выпускает спрятанные щупальца. Это первое слабое проявление жизни так потрясло обоих взрослых, что они, как зачарованные, не могли оторвать глаз от малютки. Худенькое лицо ребенка было серьезно, как у сознательного человека, и глаза блестели совсем не по-детски. Дитя смотрело на чужих в немом ожидании. А те не смели дохнуть.
Розе одолело любопытство. Осторожно пробрался он в угол и вдруг вырос перед Кропинским и Пиппигом.
- Это еще что такое?
Пиппиг в испуге стремительно повернулся и зашипел на изумленного Розе:
- Ты что, с ума сошел? Прийти сюда! Убирайся обратно! Хочешь натравить на нас Цвейлинга?
Розе махнул рукой.
- Он дрыхнет.
И, с любопытством нагнувшись над ребенком, он проблеял:
- Тебе все смешки да смешки. Недурную игрушку ты навязал себе на шею.
В переднем помещении у длинного стола стояло несколько новоприбывших, они сдавали всякие мелочи - кто обручальное кольцо, кто связку ключей.
Работники команды прятали все это в бумажные мешки, и Гефель в качестве капо наблюдал за их работой.
Рядом с ним стоял Цвейлинг и тоже следил. Вечно разинутый рот сообщал его неподвижному лицу какое-то совсем бессмысленное выражение. Груда хлама не интересовала его, и он отошел от стола. Гефель проводил взглядом долговязого эсэсовца: небрежная осанка придавала его тощей фигуре сходство с кривым гвоздем. Цвейлинг большими шагами возвратился в кабинет.
Новичков скоро отпустили, и Гефель наконец получил возможность заняться ребенком. Розе, вернувшийся в переднее помещение, задержал его.
- Если ты ищешь Пиппига…
Сгорая от любопытства, он показал на склад.
- Знаю, - отрезал Гефель. - Об этом не болтать, понял?
Розе изобразил возмущение.
- Что я, доносчик?
Он обиженно смотрел вслед Гефелю. Другие заключенные насторожились и стали его расспрашивать, но Розе не отвечал. Таинственно улыбаясь, он ушел в канцелярию.
Ребенок сидел в чемодане, а Кропинский, стоя перед ним на коленях, пытался завязать с ним беседу.
- Как тебя звать? Скажи мне. Где папа? Где мама?
Подошел Гефель.
- Что нам делать с этим человечком? - растерянно заморгал Пиппиг. - Если он им попадется, его убьют.
Гефель опустился на колени и задумчиво посмотрел в лицо малютке.
- Он нет говорить, - в отчаянии объяснил Кропинский.
Присутствие незнакомых людей, по-видимому, пугало ребенка. Он теребил свою рваную курточку, лицо же оставалось странно застывшим. Похоже было, что дитя не умело плакать.
Гефель взял в свою руку беспокойную ручку ребенка.
- Кто же ты, маленький?
Ребенок пошевелил губами и проглотил слюну.
- Он голоден! - догадался, обрадовавшись, Пиппиг. - Я ему что-нибудь принесу.
Гефель выпрямился и глубоко вздохнул. Все трое беспомощно переглянулись. Гефель резким движением сдвинул шапку на затылок.
- Да… да-да… конечно…
Пиппиг усмотрел в этом положительный ответ на свое предложение и хотел уже бежать. Однако туманные слова Гефеля были всего лишь попыткой найти выражение блуждающим мыслям и привести их в порядок. Что будет с ребенком? Куда его деть? Пока что он должен оставаться здесь. Гефель остановил Пиппига и задумался.
- Приготовь ребенку постель, - сказал он наконец Кропинскому. - Возьми две старые шинели, положи их там в углу и…
Он запнулся. Пиппиг вопросительно посмотрел на него. На лице Гефеля отразился внезапный испуг.
- А что, если малыш закричит?
Гефель прижал руку ко лбу.
- Когда маленькие дети пугаются, они кричат… Что же делать, черт возьми? - Он уставился на ребенка и долго смотрел на него. - Может… может… он и не умеет кричать… - Гефель схватил малыша за плечи и слегка потряс. - Тебе нельзя кричать, слышишь? Не то придут эсэсовцы.
Внезапно лицо ребенка перекосилось от ужаса. Он вырвался, забрался снова в чемодан, съежился в комок и закрыл ручками лицо.
- Понимает, - пробормотал Пиппинг.
Чтобы проверить свое предположение, он захлопнул крышку. Они стали прислушиваться. Из чемодана - ни звука.
- Ну, ясно, он понимает, - повторил Пиппиг.
Он снова открыл чемодан. Ребенок не шелохнулся, Кропинский поднял его, и малютка, как скрючившееся насекомое, повис у него на руках. Растерянно глядели трое мужчин на это диковинное создание.
Гефель взял у Кропинского ребенка и повертел его в разные стороны, чтобы лучше рассмотреть. Малютка втянул ножки и головку, прижал ручки к лицу. Это делало его похожим на младенца, только что извлеченного из материнского чрева, или на жука, который прикинулся мертвым. Потрясенный Гефель возвратил малыша Кропинскому, и тот, прижав ребенка к себе, стал нашептывать ему успокаивающие польские слова.
- Он наверняка будет вести себя спокойно, - глухо произнес Гефель и сжал губы.
Снова все трое переглянулись. Каждый ждал от другого решения в этом необычном деле. Опасаясь, как бы их отсутствие не было замечено Цвейлингом, Гефель увлек Пиппига за собой.
- Пойдем, - сказал он и добавил, обращаясь к Кропинскому. - А ты оставайся здесь, пока все не разойдутся.
Кропинский опустил оцепенелый комочек обратно в чемодан, и пока он из нескольких шинелей готовил ребенку постель, у него тряслись руки. Бережно уложил он ребенка, накрыл его и осторожно отвел ручонки от лица. При этом он заметил, что малютка слегка сопротивляется, а веки его остаются судорожно сжатыми.
К тому времени, когда Пиппиг опять шмыгнул в угол с кружкой кофе и ломтем хлеба, Кропинскому удалось уговорить мальчонку снова открыть глаза. Поляк усадил ребенка и подал ему алюминиевую кружку. Пиппиг с подбадривающей улыбкой протянул ему хлеб. Но малютка не взял ничего.
- Боится! - решил Пиппиг и сунул хлеб ему в ручки. - Ешь! - ласково сказал он.
- Теперь ты должен поесть и уснуть, - зашептал Кропинский. - И ничего не бойся! Дядя Пиппиг сторожит, я тоже. И я возьму тебя с собой в Польшу. - Он, посмеиваясь, указал на себя. - У меня там домик!
Ребенок поднял на Кропинского серьезные глаза. На личике было написано напряженное внимание. Малютка приоткрыл рот. И вдруг с проворством зверька уполз под шинели. Пиппиг и Кропинский ждали несколько секунд. Потом Кропинский осторожно приподнял шинель. Мальчик лежал на боку и жевал хлеб. Кропинский снова бережно накрыл ребенка, и они с Пиппигом ушли из угла, заставив проход мешками. Оба заключенных прислушались, За мешками все было тихо.
Когда они пришли в переднее помещение, команда уже собралась на ежевечернюю перекличку. Заключенные из вещевой камеры принадлежали к "прикомандированным", они были заняты более продолжительное время и поэтому не участвовали в общей перекличке лагеря. Их подсчитывал на месте работы командофюрер, эсэсовец низшего ранга. Он рапортовал о них коменданту, который добавлял их число к общему составу. Цвейлинг только что вышел из своего кабинета, и оба товарища бросились в ряды. Чтобы прикрыть их опоздание, Гефель разыграл перед гауптшарфюрером комедию:
- Вам нужно особое приглашение? - сердито проворчал он.
Вытянувшись перед Цвейлингом с шапкой в руке, он доложил:
- Команда вещевой камеры, двадцать заключенных, построилась для переклички.
После этого он стал в строй к остальным.
Цвейлинг шагал, считая ряды.
Гефель был весь внимание. Он напряженно прислушивался к звукам из заднего помещения, А что, если ребенок все-таки испугается и закричит?
Сосчитав людей, Цвейлинг махнул рукой, что означало - "Разойдись!" Ряды распались, и заключенные возвратились к своим занятиям. Только Гефель остался на месте - он не заметил знака Цвейлинга.
- Что еще? - невыразительным, тягучим голосом спросил тот.
Гефель очнулся в испуге.
- Ничего, гауптшарфюрер!
Цвейлинг подошел к столу и подписал рапорт.
- О чем это вы сейчас задумались?
Это должно было звучать дружелюбно.
- Ни о чем особенном, гауптшарфюрер.
Цвейлинг высунул язык, загнул кончик книзу: так он обычно улыбался.
- Вы, верно, побывали дома, а?
Гефель поднял плечи.
- Как так? - с непонимающим видом спросил он. Цвейлинг не ответил. Многозначительно улыбнувшись, он ушел в кабинет. Вскоре он покинул склад, чтобы сдать рапорт. На нем был коричневый кожаный плащ - признак, что он больше не придет. Ключи от вещевой камеры Гефель по окончании работ сдавал страже у ворот.
В канцелярии вокруг Гефеля столпились заключенные, они желали узнать подробности, так как Розе проболтался. Когда Гефель выругал его, начал громко оправдываться:
- Я в ваших фокусах не участвую.