Дни замелькали с такой быстротой, что я перестал их замечать и запутался в числах месяца. Последний выходной перед новым годом провел на хуторе, чтобы снова заколотить окна своего дома до окончания войны.
В полдень Татьяна Федоровна на стук топора выбежала на крыльцо:
- Ты почто, Сашенька, колотишься?
- На фронт, Татьяна Федоровна, собираюсь.
- Как на фронт? Ты же старший механик!
- Механики тоже должны воевать.
Накрывая стол, она все же сомневалась, правду ли я сказал. Наконец уяснила, что ради шутки люди окон не заколачивают, что я в самом деле собираюсь на фронт и что ее сыну не придется за меня воевать. Татьяна Федоровна обрадовалась и, кажется, близка была к тому, чтобы простить мне тысячные долги из ее поминальника.
Второго февраля я сдавал мастерские Ивану Ивановичу Щукину, который, бросив катера, решил на старости лет податься поближе к земле и перешел на работу в опытную станцию. Подписывая акт о приеме мастерских, он спросил, на что ему в первые дни обратить особое внимание.
- Самое большое сделано, - сказал я. - Трактора к севу готовы.
- Трактора готовы? - переспросил Иван Иванович.
- Спасибо тебе, Саша… Это больше всего меня беспокоило.
- Сейчас на очереди - текущий ремонт: прицепы, культиваторы, сеялки и прочая мелочь. Сами увидите.
Иван Иванович слушал меня, и сердце его радовалось:
- А на кого можно положиться из людей?
- На всех, Иван Иванович. На Лучинского - особенно. Парень молодой, способный. Технику знает не хуже нас с вами. Лучинский не подведет…
На другой день мы уже стояли перед комиссией в военкомате. Оба с Шиловым признаны годными к строевой службе.
- Ну как, товарищ сержант, желаете быть офицером?
- спросил военком. - Мы вас, как фронтовика, направим в военное училище.
Я не ожидал такого предложения от военкома:
- А нельзя ли, товарищ капитан, сразу на фронт? Военком улыбнулся, с гордостью восприняв мой
патриотический порыв:
- Сейчас, - сказал военком, - как никогда, нужен командный состав. Слишком велики потери среди офицерского корпуса.
- А сколько там учиться? - спросил Шилов.
- Шесть месяцев. Шилов умоляюще посмотрел на меня:
- Давай, Саша, поедем.
- В училище - так в училище, - согласился я. - Поедем! - и, обратившись к военкому, поинтересовался:
- В какое училище?
- В Великий Устюг.
- Там же - пехотное, а мы артиллеристы…
- Ничего, - сказал военком. - Там есть минометный батальон… А минометы - та же артиллерия.
- Зачисляйте, товарищ капитан! Когда отправление?
- Послезавтра.
Военком написал записку директору опытной станции о выделении машины на пятое февраля для доставки нас в Великий Устюг и передал мне.
Накануне отъезда я побывал у директора, договорился о транспорте, попрощался с домом Сидельниковых, и утром все вышли на большак. В числе провожающих, кроме Татьяны Федоровны с дочерью, была Светлана. Потом появился Лучинский. Светлана плакала'. Она не отходила от меня, пока на дороге не появился станционный грузовик.
Шофер остановил машину и, не выходя из кабины, сказал:
- Может, Александр Власович, поедем?
Стали прощаться. Я подмигнул Лучинскому и Валентине, обнял их и пожелал счастья. Светлана первая подала руку Шилову, сказала "до свидания" и. не стесняясь Татьяны Федоровны, подбежала ко мне. Светлана обняла меня и поцеловала. У меня было такое ощущение, будто мы прощаемся навсегда:
- Пиши, Саша… Не забывай…
Татьяна Федоровна заключила сына в объятья и, как полтора года назад повисла у него на шее:
- Не отпущу-у-у!
- Ладно, мама, не плачь, - прослезился и Шилов и, когда мать потащила его за рукав в кабину, что-то прошептал ей на ухо…
Татьяна Федоровна и тут схитрила. В холодный день посадила сына в кабину и избежала нежелательною его присутствия при прощании со мной…
- Стоп, Саша! - прервал Невзоров. - Не кажется ли вам, что Шилов успокоил мать своим скорым возвращением домой?
- Не знаю, товарищ старший лейтенант. Не слышал.
Невзоров что-то записал. Поднялся с места и медленно
прошелся по комнате. Казалось, задумчивое лицо его осветилось новой искоркой любознательности. Он остановился у своего кресла и бросил на Ершова взгляд:
- А как, Саша, с тысячными долгами?
Ершов усмехнулся и с лукавинкой в глазах ответил:
- Перед тем, как сесть в машину, я подошел вплотную к Татьяне Федоровне и с низким поклоном сказал:
- Ну, Татьяна Федоровна, не поминайте лихом. Прощайте. Спасибо за хлеб-соль, за крышу над головой, за все огромное спасибо.
- Не за что, дитятко, - проговорила она и, покосившись на Светлану, которая мешала ей объясниться со мной, добавила: - Только я, Сашенька, хотела поговорить с тобой с глазу на глаз.
- А вы говорите, не стесняйтесь. Здесь все свои.
И Татьяна Федоровна заговорила:
- Вот ты жил у нас шесть месяцев, а за столованьице не платил.
- Сколько нужно?
- Да совсем малость, - махнула она рукой. - Три тысячонки…
Светлана ахнула, отступила назад и отвернулась. Валентина заскрипела зубами. Лучинский зло посмотрел на будущую тещу и опустил голову.
Наступила минутная тишина. Все трое время от времени с негодованием поглядывали на Татьяну Федоровну и с нетерпением ожидали, как я отреагирую на слова этой расчетливой хозяйки:
- Но у меня сейчас нет таких денег. Я после войны отдам.
- А ежели, не доведи господь… тьфу-тьфу-тьфу… тебя убьют? Не на посиделки в другозьбу идешь - под пули германца…
- Вот - дом, а вот - свидетели. Домом расплачусь! - и перемахнул борт кузова. На душе сделалось гадко. Я в последний раз взглянул на заколоченные окна своего дома, на голую березку с заиндевевшими ветвями, на куст калины, высоко поднял руку и помахал Светлане. - Трогай!
Машина рванула вперед и через два с лишним часа остановилась в Великом Устюге у ворот Михаило-Архангельского монастыря на улице Покровского. Мы простились с земляком-шофером, подошли к пропускной каменушке и предъявили документы дежурному офицеру училища.
- Курсант Калашников? - сказал офицер, возвращая нам документы. - Проводите сержанта Ершова и рядового Шилова в штаб.
В тот же день мы познакомились с училищем, прошли санобработку, вымылись в бане, получили новое с иголочки обмундирование и с курсантскими погонами на плечах предстали перед начальником училища полковником Александровым. Полковник, просмотрев учетные данные военкомата направил нас в распоряжение командира минометного батальона майора Кузьмина. Майор Кузьмин препроводил во взвод лейтенанта Малинова.
Начались занятия. Приехавшие со всех концов округа безусые парни усердно штурмовали военную науку, чтобы научиться управлять боем и побеждать.
Став командиром расчета, я помогал Малинову готовить занятия с курсантами, распределяя по минутам время с подъема до отбоя. Огневая подготовка сменялась строевой, тактика - уставами, политбеседы - нередко боевой тревогой с маршами и бросками в противогазах через полосу препятствия… И снова тактика, и снова устава.
В упорном труде прошла весна. Наступило лето. В августе предстоял выпуск офицеров…
И вот в июле - ночное ЧП. Шилов не дошел до санчасти.
Ершов закончил свои показания. Случайные факты из биографии Шилова все же могли стать для Невзорова косвенным доказательством способности этого человека к дезертирству и убийству. В блокноте значились и черная коза, и Николка, и Марыля, и Ян Францевич, и Сысоев, и, конечно же, Зося, Лаптевич, немецкий вездеход и многое другое. Все это подчеркнуто синим карандашом и таило в себе, если не сам состав преступления, то что-то очень похожее, чтобы завести новое дело и добиться у прокурора визы на поиски и арест Шилова на его родине.
Поблагодарив за правдивость показаний, Невзоров встал из-за стола и с блокнотом в руке подошел к Ершову:
- Ну, Саша, вольно или невольно, но вы подтвердили мою версию, что Шилов жив и скрывается дома, у матери. Не удивляйтесь. Эта женщина не только выпестовала дезертира. Она раскрыла перед ним дверь в свое логово и держит в подвале, оберегая от правосудия. Через две недели состоится заседание военного трибунала. Вас пошлют в штрафную рогу. Если прокурор не даст визы на арест Шилова и вы вернетесь после войны в Кошачий хутор, будьте осторожны. При первой же встрече Шилов постарается вас… убить, и ваша невеста выйдет замуж за другого. Это, Саша, тот совет, который я обещал высказать позже, и я предупреждаю вас именно сейчас, потому, что следствие закончено. Пренебрегать этим советом вы не имеете права, если хотите жить.
Ершов стремительно поднял брови и так посмотрел на старшего лейтенанта, будто заподозрил его в верхоглядстве, в готовности припугнуть своего подследственного опасностью, которая грозит ему со стороны Шилова:
- Шутите, товарищ старший лейтенант.
- Не до шуток, Саша, - со всей серьезностью проговорил Невзоров. - Что бы вы стали делать при встрече с Шиловым? Молчать?
- Нет, почему же?
- Наивно думать, что и Шилов будет ждать, когда вы на него донесете… Убьет - и концы в воду. Другого выхода из положения у него нет. Жизнь или смерть. Третьего не дано.
Лицо Ершова окаменело. Он опустил глаза и с минуту молчал. Наконец поднял голову и втайне покосился на старшего лейтенанта:
- Не может этого быть. Я Шилова знаю с детства. Откуда вы взяли, что Шилов скрывается дома?
- Источников много. И один из них - ваши показания.
- Простите. Но я ничего подобного вам не говорил.
Невзоров придвинул стул к табуретке Ершова и сам присел.