- Папа тяжело болен! Он ведет себя лояльно. Он только слушает свои известия из Англии и больше ничего! - объясняет Гвен. - Мы каждый день молимся за победу Англии!
В то время как Маргарет презирает опасность, Гвен испытывает сильный страх перед этой войной, обступившей ее со всех сторон. Она цепляется за него и доверяет ему. Он чувствует, что стал для девушки прибежищем, более надежным, чем дом и семья. Гвен раздираема противоречиями: мать-француженка выступает за то, чтобы к немцам относились с меньшей враждебностью.
Гвен не хочет потерять своего любимого. Пытается ли она перетянуть его на свою сторону? Он знает, что не сможет отказаться от звания немецкого офицера. Он ведь тоже может пострадать от англичан, но такое предположение она с возмущением отвергает.
Он выслушивает все, что она говорит плохого о Германии и немцах. Ни словом не пытается он одернуть ее, оправдаться или убедить в обратном, хотя его так и подмывает это сделать.
- Разве не так? - часто спрашивает она.
- Ну, раз ты так считаешь! - отвечает он. В эти дни он готов преодолеть все препятствия и трудности. Будет ли он когда-либо еще таким сильным и крепким, как сейчас, когда он с Гвен? Он вселяет в нее уверенность, в которой она так нуждается и нигде не находит. Это ощущение надежности пропало бы, если бы он стал возражать ей.
- Папа пригрозил выгнать меня из дому, если я еще раз встречусь с тобой! - Она упоминает об этом вскользь и не хочет обсуждать, следует ли им дальше встречаться.
И вот наступает осень Целыми днями идет дождь. Свинцово-серое море гигантскими волнами накатывает на крутой берег.
Гвен в плаще стоит рядом с Виссе. Ее длинные золотистые волосы треплет ветер, взгляд светлых глаз устремлен на море, высокими волнами прибоя бьющееся о скалы. На улицах, а тем более на берегу не показывается ни одна живая душа. Рыбацкий поселок Экиан кажется покинутым.
Приказом по полку лейтенанта Виссе переводят в первую батарею в Рю. Прощание с Гвен. Прощание и с товарищами по службе. Эта компания казалась такой неразлучной и спаянной Может быть, поэтому ее и растащило в разные стороны.
Как много месяцев, событий и какие расстояния пролегли теперь между тем раскаленным солнцем и любовью летом в Нормандии с Гвен и этой русской ночью в Гавриловке, когда он вспоминает свои счастливые дни с английской девушкой! Каждое незначительное происшествие и каждое слово, сказанное между ними, драгоценным, неизгладимым воспоминанием осталось в его памяти.
Как в кино, когда он видит себя со стороны, промелькнула теперь перед ним его жизнь в Экиане.
- Господин обер-лейтенант, господин обер-лейтенант!
- Да! Это вы, Безе?
- Так точно, господин обер-лейтенант, генерал хочет знать, пришла ли радиограмма из корпуса?
- Сейчас приду! Война все идет, Безе?
Виссе тоже прилег, не раздеваясь, завернувшись в одеяло и напрасно пытаясь уснуть.
Усталый и разбитый, грязный и пыльный, со слипающимися глазами, он противен себе, ест хлеб с джемом и курит сигарету.
- Небрит и вдали от родины! - мрачно размышляет вслух Зелльнер.
- Вставайте, господа, надо же что-то делать! - Безе уже при деле.
Он упорно трудился, разбивая топором каркас кровати и пытаясь смастерить из него стол.
Утро пасмурное и очень холодное. С полотенцем через плечо Виссе рыскает в поисках воды, чтобы умыться. Перед ним на расстоянии сотни метров расположена деревня с полуразвалившимися глинобитными и деревянными домишками, спускающимися к речушке в лощину.
Слева от блиндажей, за покосившимся сараем, прямо на снегу стоит стадо из пятидесяти-шестидесяти коров, плотно прижавшихся одна к другой. Сгрудившиеся животные, у которых пар идет от шкур на утреннем морозе, отдыхая положили морды друг другу на спины.
Когда Виссе подходит ближе, некоторые коровы поворачивают к нему головы, смотрят кроткими глазами на него с ожиданием, вытягивают к нему шеи и жалобно мычат в утреннем тумане.
Перед сараем гора зерна, высотой с дом, прикрытая полотнищами брезента. Так же как и скот, она, вероятно, принадлежит продовольственному складу 297-й пехотной дивизии, дислоцированной здесь.
За холмами, кольцом окружающими деревню, слышен шум сражения. Не сливающийся гул и грохот отдаленного фронта, а довольно близкие пушечные выстрелы и в промежутках между ними серии залпов "Катюш".
По дороге на другом берегу речки на полном ходу проносятся в сторону фронта, подскакивая на выбоинах дороги, три тягача с прицепленными к ним зенитными орудиями.
Они мчатся как пожарная команда, значит, где-то уже дело дрянь. И все же для Виссе всегда успокоительно сознавать, что впереди для прикрытия используются немецкие орудия. Это создает некоторую уверенность в том, что русские не нагрянут из-за курганов внезапно.
Кремер и Кнауч развели костер на улице, сжигают остатки разрубленной кровати, кипятят воду для мытья и чая. Из штабного блиндажа доносятся возбужденные голоса румын.
Майор Биндер, качнув головой, приветствует Виссе и с серьезным лицом кивает в сторону генерала, возмущенно орущего на штабных офицеров и не допускающего никаких возражений. Генерал видит входящего Виссе. Биндер переводит, что генерал приказал им немедленно отправиться на передний край.
Связные передали донесение, что румыны опять не выдержали, отступили, и русские прорвали линию фронта севернее Червленой. Южнее от нее 29-я моторизованная дивизия вновь продвинулась вперед и, кажется, удерживает позиции.
Виссе вешает на себя автомат и вместе с капитаном Станческу уезжает на вездеходе генерала.
Им не приходится ехать далеко. За холмами открывается вид на раскинувшуюся на несколько километров долину реки Червленой. На юге долина переходит в холмистую степь. По северному склону, поодиночке и группами, возвращаются румыны. "Как стадо баранов без пастуха", - свысока судит о них Виссе.
Возмущенный такой трусостью, полный решимости противостоять ей, Виссе спрыгивает с машины и бежит навстречу румынам.
Те уклоняются от него и тупо продолжают шагать дальше. Обер-лейтенант, уперев руки в бока, оглядывается и поворачивается к Станческу, подъезжающему сюда на машине.
- Противника нигде не видно, ни с какой стороны! Хотел бы я знать, почему ваши люди отступают! - от возбуждения тон Виссе оскорбителен.
Обычно такой энергичный капитан, кажется, не замечает этого. Он только устало пожимает плечами и предоставляет инициативу молодому немецкому офицеру.
- Нам надо собрать людей и снова вывести их на передний край!
Станческу кивает.
- Поезжайте наперерез бегущим, чтобы отрезать им путь!
Многие румыны волочат за собой оружие по земле, держа его за ремень. Станческу полукругом объезжает поток отступающих, и румыны безвольно позволяют согнать себя в толпу. Там, где лощина сужается, он останавливает машину и спрыгивает с подножки.
Собравшись перед машиной, солдаты останавливаются, переминаясь с ноги на ногу.
- Это ваши люди? - спрашивает Виссе какого-то унтер-лейтенанта.
Тот оборачивается, смотрит на солдат.
- Отчасти мои, господин обер-лейтенант.
- Почему вы отступаете?
- Мимо нас пробежали солдаты, они кричали, что идут русские танки!
- И вы просто решили удрать?
- Я не смог больше удерживать людей, господин обер-лейтенант, и рад хотя бы вывести их всех более или менее вместе!
- Разве у вас нет приказа оставаться на позициях?
- Со вчерашнего дня я не видел ни одного офицера из начальства и не получал никаких приказов. Я вообще не знал, что происходит и что мне делать, господин обер-лейтенант!
- Теперь я скажу вам это абсолютно точно! - Виссе кивает людям, выступает с унтер-лейтенантом вперед и поднимает руку.
- Кругом марш! Все за мной!
Солдаты послушно идут за ним. Они довольны тем, что их опять кто-то ведет.
Виссе направляется к цепочке холмов. По их гребню должны расположиться отбитые вчера у противника новые оборонительные позиции. Гоняя на машине взад и вперед, Станческу собирает разбежавшихся по лощине румын.
Вдоль высот проходит хорошо обустроенная система окопов, которую Виссе осматривает вместе с унтер-лейтенантом. По глубине окопов и тщательно вырытым стрелковым ячейкам видно, что это была русская позиция, подготовленная красноармейцами летом против немецких танков, наступавших от железнодорожной линии Сальск - Сталинград. Она превосходно подходит для обороны против наступающих теперь в том же направлении русских.
Подзывая румынских солдат, распределяя их по отделениям и взводам, он точно указывает каждому его место на позиции.
- Так, вы оба, красавчики, давайте сюда со своим пулеметом! - он первым спрыгивает в окоп, устанавливает пулемет. - Лучшего укрытия вам не найти, а перед вами прекрасный сектор обстрела. Если русские сунутся сюда, то нарвутся прямо на ваш огонь!
Он похлопывает их по плечу, видя их нерешительность, ведет их за руку, как малых детей. Для каждого у него находится ободряющее слово и, хотя говорит он по-немецки, люди понимают его. Многие годятся Виссе в отцы и все же подчиняются ему, чувствуя уверенность и решительность в его действиях.
Задыхаясь от быстрой ходьбы, Виссе и Станческу взбираются на курган перед своими позициями. На его вершине хорошая площадка для обзора.
Кажется, танки отошли назад. Русских нигде не видно.
Между тем наступил полдень. Низко нависло однообразно серое небо, и безжизненный пейзаж в тусклом свете кажется безутешным. Тощие стебли засохшей полыни торчат из-под тонкого снежного покрова над промерзшей землей.