Носбергер на короткое время отпросился с дежурства. Он не отпускает руку Виссе. За два месяца, что пробыли вместе, они хорошо сдружились, и каждый знал о другом все. Носбергер тоже рад. Нежданно-негаданно он получил новое назначение - командиром противотанковой роты 71-й пехотной дивизии в Сталинграде.
- Будь спок, мы наверняка еще увидимся, - говорит он с надеждой.
Все шло хорошо, как вдруг - уши, спина и хвост - одна мчащаяся стрела - летит Харро. Виссе ведь запер собаку. Он смотрит на Носбергера. Конечно, это Носбергер выпустил пса.
- Возьми Харро с собой - ты же не можешь без него! - умоляет он за собаку.
- Может, мне удастся сделать так, чтобы его привезли мне потом!
Все, надо уезжать!
Петр держит собаку, и она смотрит вслед хозяину - неподвижно, не издавая ни единого звука. Ладно, если б она хоть завыла или завизжала, бедная псина. Пес вдруг прыгает сбоку на отъезжающую машину. Петр падает на землю.
- Харро, назад!
Собака вот-вот попадет под колеса. Водитель прибавляет газу. Высунув длинный язык, собака совершает последний отчаянный прыжок, цепляется на мгновение за открытое ветровое стекло - хочет всунуть морду в кабину, но бессильно соскальзывает.
Виссе быстрым движением еле успевает схватить Харро за ошейник и втягивает его в окно. Сеттер, совершенно выдохшийся, лежит, тяжело дыша, на сиденье возле Виссе; слишком слабый, чтобы радоваться, пес лижет хозяину руку и преданно смотрит в глаза.
На вокзале - страшная суета.
Отсюда отправляется пополнение на Кавказский и Сталинградский фронты. Точно по расписанию, как в рейхе, прибывает идущий из Киева в Ростов поезд с отпускниками с фронта.
В купе сидят три офицера и один нацистский чиновник. Харро сразу же обеспечивает контакт. Обнюхав подполковника, майора и худощавого лейтенанта, Харро уделяет особое внимание карману чиновника, куда бы ему очень хотелось сунуться носом.
- Пес сразу определил, где можно еще хоть что-то раздобыть! - иронизирует подполковник.
Солнце пробивается сквозь осенний туман. Поезд идет на юг, и вдали еще раз всплывает, окутанная туманом, как фата моргана, с освещенными высокими домами украинская столица.
Как мечтал Виссе поскорее уехать из Харькова, а сейчас у него кольнуло сердце, словно невидимая нить связала его душу с этим городом.
- Нессельбарт, - бормочет, представляясь, подполковник.
Он возвращается из отпуска, проведенного на родине. Будучи командиром дивизиона самоходных орудий, он участвовал в летнем наступлении через Дон к Волге и почти без потерь довел свои самоходки до окраин Сталинграда.
- Ну и идиотская же идея использовать мои орудия в городе! Через пару дней две трети моих машин были уничтожены. Еще бы два дивизиона таких, как мой, и мы взяли бы Сталинград за несколько часов и сегодня маршировали бы за Волгой дальше на Восток.
И все эти болваны из службы материально-технического обеспечения! Посреди степи ни капли горючего - вот мы и сидим тут и даем русскому Ивану время, чтобы он приготовил нам горячий прием и имел возможность закрепиться на позициях.
У этих проклятых идиотов любой школьник мог бы на клочке бумаги высчитать, сколько горючего требуется, если столько-то машин должны пройти столько-то километров!..
- А если необходимого количества горючего нет в наличии? - спрашивает чиновник. - Или не хватает транспортных средств?
- Если подвоз провианта и соответствующего количества горючего не обеспечен заранее для столь точно спланированной операции, каковой является наступление на Сталинград, начинать такую операцию - просто преступление!
Лицо подполковника - угловатое, каждый мускул напряжен, и он и не думает брать свои слова обратно. Офицеры смотрят на него озадаченно, партийный деятель - испуганно.
- Вы забыли дать нам новоиспеченные таблетки, чтобы мы их глотали и писали бензином! - с ожесточением продолжает подполковник. - А теперь в Сталинграде мы имеем Верден этой войны!
- Подвоз горючего здесь, в России, - это самая трудная часть всего похода! - горячится чиновник. - Гигантские расстояния, нехватка и непригодность дорог, слишком плохо развитая сеть железных дорог, где, ко всему прочему, необходимо вначале перешить колею да плюс ее расширять, удлинять, усовершенствовать!..
- Так-так, и обо всем это вы узнали только теперь? А нас посылают и про себя думают, как-нибудь да поломают себе ноги!..
- Может быть, вы задумаетесь над тем, что кажется вам совершенно естественным, а именно: что вы этим лейпцигским вагоном доезжаете почти до Волги? Это означает - все время переставлять вагоны на ходовые части другой колеи, и так почти до самого фронта!
Нессельбарт чуть улыбается и молча смотрит в окно, за которым бесконечно и однообразно тянутся поля и фруктовые сады. Украинские мазанки, русский крестьянин с тележкой, русские женщины и дети - широта, бескрайнее небо над ней.
Пока другие, прикрывшись шинелями, дремлют, Виссе листает газету Геббельса "Рейх".
Он узнает, к примеру, что Севастополь был городом готов, пополняя тем самым свои знания, потом переходит к последним сводкам вермахта, которые он, будучи достаточно опытным, умеет истолковывать.
Наступление на Кавказе остановлено и вылилось в бои местного значения. Рука Гитлера, протянутая за бакинской нефтью, так и повисла в воздухе - и эту руку придется убрать. Немцы стоят под Алагиром, где русские окружили их танковое соединение.
Английское наступление под Эль-Аламейном против ослабевающей и отступающей армии Роммеля. Высадка американцев в Северной Африке - они пришли, чтобы очистить эту лавочку.
Единственное утешение: чрезвычайные, потрясающие успехи подводных лодок! Неудачи и провалы, как они пошли зимой прошлого года в России, перед началом этой второй зимы обозначаются снова. Все фронты и защитные валы от Африки до Ленинграда - под угрозой.
В прошлом году, в сочельник, Виссе был в госпита* ле. Однако на сей раз он отправляется прямиком на русские зимние развлечения.
Целую ночь мчался поезд под русским небом, а под утро, разбуженный, заспанный Виссе оттирает покрывшееся инеем стекло.
Встает, осторожно приоткрывает окно, чтобы набрать в легкие свежего воздуха. Холодным ноябрьским утром мимо проплывают бесконечные поля - уже без урожая, обширные фруктовые сады, объехать которые невозможно, кажется, и за сутки, и вдруг возникает уходящая за горизонт равнина, Таганрог и Азовское море, гладкое, как зеркало, сливающееся с зеленоватым отблеском побережья. Словно гигантский деревенский пруд это мелководное море сопровождает поезд на многие и многие километры.
Вагон принадлежит дирекции имперских железных дорог в Ганновере; в купе - Германия, а повсюду вокруг - Россия, через которую серым червем ползет этот немецкий поезд.
Впереди - Дон, справа - Азовское море.
"Мы - оккупанты", - неожиданно приходит Виссе на ум, и его бы не удивило, если б поднялся вдруг этакий гигантский сапог и растоптал этого червя, этот немецкий поезд, заползший в центр России. Как мал и слаб человек, но как самонадеян и дерзок, если отваживается пуститься в бесконечности непостижимых измерений, чтобы их завоевать.
И обер-лейтенанту вдруг кажется, что он понимает, почему немцев занесло сюда.
Они пришли, чтобы неразветвленную, угрожающую, расползающуюся массу этого колосса прорезать шоссейными дорогами и железнодорожными путями, вместить в границы, поделить на логичные части, втиснуть в оковы западной цивилизации, обуздать, обустроить и сорганизовать - наполнить активной жизнью и через все реки перебросить мосты в Европу.
В сумерках наступающего вечера поезд прибывает в Ростов-на-Дону. Подполковник стоит у открытого окна и обозревает местность. Год назад он здесь со своими танками под командованием Клейста стремительным рывком через Сокол, Дубно, Кировоград и Днепропетровск, атакуя, с ходу, ворвался в Ростов.
Если бы так пошло и дальше, немцы сегодня стояли бы на Урале и война, возможно, уже закончилась бы, Нессельбарт стал бы комендантом занятого немцами Уральска, а восковая фигура Сталина была бы установлена в Паноптикуме. А всего-то и нужно было иметь на несколько тысяч легковых автомобилей меньше и на несколько тысяч танков и самолетов больше…
Но силы у немцев были слишком слабы, чтобы догнать и уничтожить отступающего через Дон противника.
Не удалось даже спокойно перезимовать в Ростове. Русские сосредоточили свои силы, атаковали и весной вернули себе город. "Враг разбит, у него сломан хребет, и он уже никогда не поднимется с земли", - заявил тогда фюрер. Но Германия была слабее, чем сильные слова Гитлера, а русские оказались упорнее, чем того хотелось фюреру.
И вот Ростов снова в наших руках - глубокий тыл с немецким ландшафтом: бараки, пункты для раздачи супа и чая, организованные Красным Крестом.
Виссе узнает, что в Сальск его поезд отправится лишь на следующий день. Он оставляет свой чемодан на вокзале, и с Харро на поводке бредет вверх по длинной широкой улице к центру города.
- Отлично путешествуешь, Харро, а?
Хоть какой-то интерес в этой войне: совершить осеннюю вечернюю прогулку по старому казацкому городу на Дону.
- Ремонтная - 14 ноября 1942 года - для нас последняя железнодорожная станция.
Пока тебя вела судьба, а впереди, на востоке, - фронт и неизвестность. Городок на краю калмыцкой степи, которая плоской чашей лежит между Доном и возвышенностью, там, на другом берегу, - уже Сталинград. Летом наши танки бешено мчались здесь, сминая густую степную траву, - и разлетелись вдребезги, разбившись о "подводные рифы" Сталинграда.
На золотисто-серую степь, на высохшие пучки полыни нехотя сыплется первый снег этой судьбоносной зимы.