По распоряжению Самойлова роты разделились на группы и начали расходиться по дворам. Солдаты, проходившие мимо часовых, весело заговаривали с ними, те улыбались, кивали головой. Штаб батальона разместился в школе. Во двор въехал обоз, связные заготавливали солому для ночлега. Самойлов стоял перед зданием, смотрел на флаги.
- Пойду к местной власти, - сказал Коваль. - Надо познакомиться.
- Пригласи их к нам на ужин.
- Вы хотите с ними поговорить?
- Интересно мне, - ответил Самойлов.
- Хорошо, только приведу себя в порядок.
Антони, однако, не успел никуда пойти. Едва обмылся немного возле колодца, как за ним прибежал связной.
- Вызывает командир батальона, - доложил он.
В канцелярии школы сидели уже старый крестьянин и молодой человек в потрепанном мундире. Курили толстые самокрутки из капитанского кисета. Самойлов обрадовался, увидев Коваля.
- Товарищи не знают русского, - сказал он, - а я по-польски, сам знаешь… А тут нужны точные формулировки, ибо дело касается политики.
Крестьянин до вчерашнего дня был местным войтом. Назначила его тминная рада народова. А молодой организовывал милицейский пост. Партизан. Привел с собой только одного опытного солдата, остальных подбирал из местных.
- А я только собирался к вам, - сказал Коваль, - у нас есть пара экземпляров "Манифеста", надо вывесить в деревне, пусть люди читают.
- Можно, только… - Молодой человек заерзал на стуле.
- Только что?
- Напротив нас сидит реакция. Уже вывесили свои объявления.
- Кто?
- Аковцы, - вмешался войт.
- Объясните подробнее, я не понимаю.
- Мне сказали брать власть, - начал комендант. - Мы давно договорились с людовцами, и теперь собралась рада народова, пришел секретарь партии. Назначили войта и меня. А прошлой ночью в деревню вошли те и заняли управу гмины. И там сейчас сидит их войт, а нашего мы приютили на посту. Я говорю им, что у них нет никакого права, ибо мы по воле рады, то есть народа, а они в ответ говорят, что им приказал староста и что старосту назначил воевода. А воеводу назначило их правительство в Лондоне. А я им ответил, что у нас есть Крайова Рада Народова. Они не хотят нас признавать. Ну я им говорю, что тоже не признаю ни их, ни войта, ни старосту, ни тех, которые есть под ними. И пусть убираются отсюда, да побыстрее. Кончилось господство панов, достаточно нашей крови они пролили. С одной стороны фашисты, с другой - они.
- И что?
- А ничего, сидят. Ответили мне так, что не стоит повторять, товарищ. Хотел послать в повят за подмогой, но у меня нет транспорта. Стрелять люди у меня не умеют.
- Какая там стрельба, - вмешался войт, - ведь это тоже поляки.
- Что вы говорите, товарищ Мрувка?! - выкрикнул комендант. - Какой тут может быть разговор, если выставили в окне пулемет? Знаем их…
- Значит, белые? - допытывался Самойлов.
- Нет.
- Тогда кто же?
- Бело-красные, - предположил Рыбецкий.
- Что в таком случае делать? - вздыхал комендант.
- Армию в это дело не вмешивать, - сказал Рыбецкий. - Армия не для того, чтобы наводить порядки в деревне. Трудно разобраться, кто тут кого назначал. А потом, как можно начинать освобождение страны со стрельбы по своим?
- Я разобрался, - отозвался Коваль, - и знаю, кого здесь следует поддерживать: наша обязанность стать на сторону народной власти, поручник Рыбецкий. Считаю, нам необходимо поговорить с этими аковцами.
- Правильно, - обрадовался войт. - Сначала надо поговорить.
- Вы всегда свое, - бурчал комендант. И добавил, что, если бы у него было человек десять солдат, он быстро навел бы порядок. Никто, однако, уже не слушал горячившегося коменданта.
Внутренне Антек был напряжен до предела. Ему предстоял сложный и ответственный разговор. Пять лет оккупации… Он провел эти годы вне страны и не все теперь понимал. Конечно, приходили к ним в армию партизаны, но прямо с боя, а солдату с солдатом всегда легче договориться. Сумеет ли он договориться с ними по такому важному вопросу, как вопрос о власти? Не хотелось начинать разговор с этими людьми с принуждения. А они наблюдали за ним, Коваль видел их лица за стеклами окна. Что-то говорили между собой. Часовой, правда, стал по стойке "смирно", однако спросил:
- Пан поручник к кому?
- Хочу поговорить с вашим командиром.
- Сейчас. - Парень повернулся, махнул рукой. Из двери вышел человек с нашивками плутонового.
- В чем дело? - спросил он часового, сделав вид, что не заметил Коваля.
- Пан поручник хочет видеть командира.
- Пан поручник? - с иронией протянул взводный. - А зачем?
- Вы здесь командуете? - спросил Антони, едва сдерживая закипавшее в нем раздражение.
- Нет.
- Ну-ка, проводи к командиру! - Антони повысил голос, как на учебном плацу. - Марш!
Парень, совершенно сбитый с толку, вытянулся по стойке "смирно", покраснел, потом бросился открывать дверь. Находившиеся в первой комнате в глухом молчании смотрели на вошедших. Плутоновый открыл следующую дверь. Из-за стола поднялся подпоручник, такой же молодой, как и его подчиненные.
- Моя фамилия Коваль. - Антек отдал честь первым.
- Я - Рафал. - Они смерили друг друга взглядами, подпоручник сделал движение рукой: - Прошу войти. Вы к тому же неплохо говорите по-польски.
- А как же я должен говорить?
- Извините, а из каких вы краев?
- Из Келецкого воеводства.
- Садитесь, пожалуйста. - Рафал обошел стол и сел на свое место первым, как будто принимал просителя. - Закурите?
- Кем вы в действительности являетесь? - спросил Коваль.
- Вопросы здесь задаю я.
- Прошу вас. - Антони усмехнулся: его немного забавляла ожесточенность этого юнца. Ведь все хорошо видно без вопросов…
- Мы отряд Армии Крайовой. - Голос Рафала зазвучал торжественно. - Направлены сюда для поддержания общественного порядка и обеспечения функционирования возрожденной государственной администрации.
- В этой вашей функции нет необходимости, ибо власть уже существует.
- Какая власть?
- Тминная рада народова и назначенный ею войт.
- Извините, - холодно сказал Рафал, - но эта власть самозванная.
- А ваша?
- Я назначен для исполнения этой миссии легальной властью.
- Кого эта власть представляет?
- Польское государство, народ.
- Народ? Вы уверены в этом? - с иронией спросил Антони. - Идите-ка в деревню и узнайте у крестьян, хотят ли они помещика. Спросите у рабочих, хотят ли они иметь на своей шее фабриканта. Спросите хотя бы ваших солдат. Нет, пан поручник, народ не ждет возвращения старых времен.
- Коммунистическая пропаганда, жонглирование словами.
- Вы так думаете? Однако мы возникли не из пустых слов, мы очень реальны. Достаточно подойти к окну и посмотреть.
- Вы нам угрожаете?
- Нет. Пока объясняю. А если вы хотите честно служить своему народу, а я не сомневаюсь в ваших добрых намерениях, надо снять этот смешной, никому не нужный пост у входа. Идите с нами на немцев. На фронт…
- Если только получу такой приказ, охотно пойду.
- А если нет, что тогда? Не будете бороться с врагом?
- Я два года был в лесу, - возмутился Рафал. - Не отсиживался за печкой.
- А теперь, если вы встаете против людей, которые сражаются с фашистами, оккупирующими еще почти всю страну, то кому вы помогаете? Людям за Вислой? Этой разрушенной стране? Или наоборот?
- Вы выдвигаете чрезмерные обвинения. Почти подозреваете в измене.
- У меня нет таких намерений. Но вы должны выбрать. Либо с нами против немцев, либо против нас, против народа.
- Чего вы хотите?
- Могу дать вам направление на призывной пункт. На фронте нужны опытные солдаты.
- Спасибо, но я не нуждаюсь в этом.
- Почему?
- Выполняю приказы своего командования.
- Подумайте. Вопрос ставлю прямо: мы не потерпим вашей власти.
- Не беспокойтесь, - улыбка Рафала получилась немного грустной, - мы не будем сопротивляться. Уйдем. А может, вы прикажете нас арестовать?
Говоря откровенно, этот парень чем-то понравился Антони, и, желая помягче закончить этот разговор, он добавил:
- Надеюсь, что мы встретимся на фронте.
Коваль снова прошел мимо молчавших партизан. Но вдруг послышалась неожиданная команда плутонового, и Антони услышал стук каблуков.
* * *
Был уже поздний вечер, когда Рыбецкий вышел на улицу, закурил и присел на скамейку возле дома.
- Сколько километров нам завтра предстоит отмахать? - спросил он Антони.
- Много, командование торопит.
- Интересно почему?
- Видимо, наступает наша очередь. Войска первого эшелона уже давно в наступлении, им нужна подмога.
- Ну вот мы и вернулись домой, - медленно проговорил Рыбецкий. Он был грустен, даже подавлен. - А в доме другие жильцы, другая мебель, да и стены тоже не те… Смешное создание - человек. Сожжена половина света, другая половина тоже дымится, а он считает, что, вернувшись домой, должен найти все на прежних местах. Утром организуется охота, придут прекрасные дамы, элегантные мужчины, потом будет роскошный бал, любимые глаза… Вздор. А ты, Коваль, был влюблен когда-нибудь?
- Был, два раза.
- Хотел жениться? - Рыбецкий не обращал внимания на сухость ответа.
- Хотел.
- А почему не вышло? В первый раз.
- Был арестован санацией. За коммуну. Не захотела ждать.
- А второй раз?
- Не видел Таню с июня сорок первого года.
- Извини, - тихо произнес Рыбецкий.