Петр, как он сам выражался, знал по-немецки лишь два слова: "Хенде хох!" - поэтому предпочел промолчать.
- Он идиот или глухонемой? - не дождавшись ответа, раздраженно спросил капитан Шменкеля.
- Ни то, ни другое, господин капитан! Он русский, служит в полиции, немецкий язык еще не освоил.
- И этот?
- Так точно!
- Вы помогите им овладеть нашим языком, - процедил офицер сквозь зубы.
- Поможем, - пообещал Шменкель. - Счастливого пути, - и отпустил поводья.
Столб пыли взметнулся из-под копыт немного отдохнувших коней. Сзади кричал офицер, отдавая команду.
Через полчаса Шменкель с провожатыми были уже в Симоновке.
- Скоро будут здесь, доложили они.
И действительно, конный отряд гитлеровцев не замедлил показаться на пригорке. Огневые точки партизан были расположены так, чтобы одновременно ударить по отряду, как только он растянется по деревенской улице.
Тихой и пустынной выглядела Симоновка, когда вступили в нее гитлеровцы. Они не были удивлены этим: люди всегда прятались при появлении представителей "нового порядка".
Картинно гарцуют по улице конники. Они и не подозревают, что на них смотрят через прицелы автоматов, пулеметов, винтовок, укрытых на чердаках и в подвалах домов, десятки глаз.
Пора начинать! Первым затворил пулемет. Полетели гранаты. Пулеметы косили всех, кто пытался выскочить за околицу. Кони, сбросив убитых седоков, неистово ржали и метались по улице, давя спешившихся.
Операция была жаркой, но короткой. Гораздо больше времени пошло на поимку перепуганных лошадей, их было более семидесяти.
- …А капитан тот правильно посоветовал, - сказал Фриц своему другу, когда они вернулись на базу, - надо тебе учить немецкий…
9. Максим Петунов дождался
Женщина кивком головы отбросила прядь волос, спадавшую на глаза, и вытерла тыльной стороной руки вспотевший лоб.
- Бабы! - закричала она. - Гляньте-ка, к нам опять гости.
Грабли замерли в руках сушивших сено женщин.
По дороге, связывающей Задорье со Скориным, шли трое.
- Наверно, опять заготовители, - вздохнула одна.
- Да что заготовлять-то у нас? Ведь все уже обобрали, паразиты! - в сердцах ответила другая.
- Но, но! Выбирай выражения, - промычал полицай Стручков. Он лежал у копны сена, наблюдая за работой.
- А не партизаны ли это? - послышался другой голос.
Стручков так и привскочил. Для собственного успокоения сказал:
- Партизаны, они, как разбойники, норовят все ночью. Да из лесу. Днем-то боятся и нос высунуть. А высунут, так… - Он вынул из кармана "парабеллум" и побросал его с руки на руку.
- Так и есть, заготовители, - с тревогой в голосе произнесла пожилая женщина.
На дороге уже совсем явственно были видны фигуры трех военных в немецких мундирах.
Стручков вскочил и подошел к обочине. И как только военные поравнялись с ним, он выбросил вперед руку и бодро крикнул: "Хайль Гитлер!"
Немцы остановились. Женщины прекратили работу. Опершись на грабли, они ждали дальнейшего развития событий.
Чужая речь огласила поляну. Это заговорил человек в форме офицера. Другой, в солдатском френче, с автоматом на груди, сказал по-русски, обращаясь к Стручкову:
- Господин лейтенант хочет знать, почему молодой здоровый мужчина не на фронте?
- Я заместитель здешнего старосты Алексея Петунова, - отчеканил Стручков.
Солдат перевел слова офицеру, тот снова что-то спросил.
- Господин лейтенант интересуется, что сделали вы конкретно нам в помощь?
- Мы уничтожаем врагов великой Германии - партизан и тех, кто им помогает, - доложил Стручков, достал какую-то бумажку из кармана и передал ее переводчику.
- "Полицейскими деревни Задорье уничтожено 25 красноармейцев, партизан, им сочувствовавшим и помогавшим, а именно…"
- Герои! - прокомментировал документ переводчик и передал его содержание лейтенанту.
Тот, выслушав, приказал Стручкову вести их к старосте.
Дом Петуновых - самый большой и самый лучший в Задорье. Просторный пятистенок светлыми окнами, обрамленными резными наличниками, смотрел на деревенскую улицу.
На резкий стук в дверь вышел хозяин - Максим Петунов.
- Кто там? - спросил он из сеней.
- Открывайт!
Загремел засов, распахнулась дверь.
- Милости просим, ваше благородие! - прогнусавил старик, увидев перед собой немецкие мундиры.
Максим, пропустив гостей вперед, мгновенно просверлил всех наметанным взглядом. Затворив за собой дверь, он проворно шмыгнул вперед и застыл в собачьей стойке перед лейтенантскими погонами.
Через переводчика немец спросил Максима, где его сын староста Алексей Петунов.
- Он поехал в комендатуру на совещание.
- Собрать всех полицейских, которые находятся на месте! Пусть немедленно явятся сюда с оружием, - последовал приказ.
- Ванька, - обратился Максим к Стручкову, - беги за ребятами.
Тот поспешил выполнить приказание.
- Да вы садитесь, ваше благородие! - лебезил старик. - Может, покушать желаете?
- Спасибо, сыты, - сказал переводчик и ребром ладони провел по шее.
Заговорил офицер. Отрывистые немецкие слова магически действовали на старика. Лицо его вытягивалось, рот раскрывался, глаза преданно смотрели на говорившего. Петунов силился понять.
Переводчик пояснил:
- Господин лейтенант недоволен вами. Хлеб жрете зря, говорит.
Максим поскреб в затылке, робко возразил:
- Кое-что сделали, ваше благородие. Но признаем, маловато еще, порядку твердого нету.
Петунов на какое-то время смолк. Его глазки - маленькие, выпуклые, как у рака, - сузились, в зрачках вспыхнули холодные огоньки.
- Повремените, господа хорошие. Все будут как овечки кроткие, как мышки тихие… В седьмом колене будут вспоминать Максима Петунова, антихристы! У меня ведь к ним свой счет.
- Какой такой счет? - спросил переводчик.
- Вот эти хоромы, - тряхнул бородой старик, - большевики в тридцатом от меня тю-тю. Нас на Соловки, а сюда голодранцев Прохоровых вселили. Видите ли, у них ребятишек как саранчи - не пересчитать. И им, дескать, худо в своем скворечнике, тесно. Вот как советские начальнички решили! Мы вкалывали, килу наживали, а те, которые только ночью работали - чтоб им ни дна, ни покрышки, - наши труды тю-тю… Ну, я им показал, когда вернулся сюда…
Старик прямо распалился, вспоминая пережитое. Он достал табакерку, дрожащими пальцами свернул цигарку, закурил и, немного помешкав, продолжал:
- Не так давно к нам забрели тут трое. Из плена бежали. Просили: укройте от немцев… Укрыли… Землицей матушкой. Сын мой Алексей стрелял лично, а я закапывал.
- Да ты не хуже эсэсовца, - заметил переводчик.