Дмитрий Бабкин - Афганистон

Шрифт
Фон

АФГАНИСТОН - цикл эпизодов, объединенный единым героем и выстроенный (за исключением НАДЕЖДЫ и ПОСЛЕДНЕГО БОЯ) в хронологической последовательности.

Содержание:

  • Дмитрий Бабкин - Афганистон 1

    • Вступление: Wiesbaden, 1989 г 1

    • Эпизод двадцать четвёртый: Надежда 1

    • Эпизод двадцать пятый: Не последний бой 2

    • Эпизод первый: В ожидании дел невиданных 2

    • Эпизод второй: Письмо 3

    • Эпизод третий: Место действия: Суфла 3

    • Эпизод четвёртый: Наш десантный батальон 4

    • Эпизод пятый: Леонид Ильич 5

    • Эпизод шестой: Шутка 6

    • Эпизод седьмой: Дорогая мамочка 6

    • Эпизод восьмой: Ничего интересного 7

    • Эпизод девятый: Так, таки так 7

    • Эпизод десятый: Желтуха 8

    • Эпизод одиннадцатый: Кенгуру 8

    • Эпизод двенадцатый: Белая лошадь 8

    • Эпизод тринадцатый: 20 000 афгани 9

    • Эпизод четырнадцатый: Тревога 10

    • Эпизод пятнадцатый: Тени в раю 10

    • Эпизод шестнадцатый: Караул 11

    • Эпизод семнадцатый: Снова жгут наливники в Мухамедке… - (В соавторстве с Павлом Андреевым) 11

    • Эпизод восемнадцатый: Мишель 13

    • Эпизод девятнадцатый: Сбор урожая 14

    • Эпизод двадцатый: Cinema 15

    • Эпизод двадцать первый: Жара 16

    • Эпизод двадцать второй: Засада 17

    • Эпизод двадцать третий: Церемония награждения 18

    • Эпизод двадцать шестой: Это уже не смерть 18

    • Эпизод двадцать седьмой: Терапия 19

    • Эпизод двадцать восьмой: Майдан 19

    • Эпизод двадцать девятый: Я не врал 22

    • Эпизод тридцатый: Золотое будущее 22

    • Эпилог: письмо друга 23

  • Примечания 25

Дмитрий Бабкин
Афганистон

Когда этюд, который я Вам пошлю, высохнет окончательно и полностью, включая самые пастозные места, что произойдёт не раньше, чем через год, будет неплохо, если Вы покроете его густым слоем лака. Однако предварительно полотно следует обильно и неоднократно промыть водою, чтобы полностью удалить масло. Этюд написан большим количеством прусской синей, краски, о которой говорится столько дурного и которой, тем не менее, часто пользовался Делакруа.

Винсент Ван Гог (Из письма Альберу Орье)

Вступление: Wiesbaden, 1989 г

На склоне горы, под кронами сосен блестел куполами на солнце Храм Христа Спасителя. Улица, извиваясь, поднималась в гору, и он шел вперед, стараясь не выпускать Храм из виду. Он давно уже хотел один подняться туда. И вот, наконец, утром, избавившись от сопровождающих, отправился вверх. Несмотря на довольно крутой и длительный подъем идти было легко. Свежий ветерок приятно обдувал лицо.

Справа, на повороте, осталась вилла Александра II, дома отступали, и скоро дорога втекла в лес. Был полдень рабочего дня и ни автомобили, ни прохожие, на счастье, не помешали возникшему странному, мистическому ощущению на подходе к Храму.

Справа от парковки, если пройти немного по аллее между соснами находится старое русское кладбище. Он свернул сначала к нему, но ворота оказались закрыты. Внутри никого живых не было.

Теперь, от паркинга немного влево выходишь к Храму - купола не видны за кронами сосен. Вокруг люди. Открыто. У входа человек - берет плату - 2 марки. Он заговаривает с привратником по-русски, и тот пропускает бесплатно. Две пожилые американки, фигуры довольно типичные для любой европейской достопримечательности, рассматривают расписанные стены, иконы… Внутри не так много места - подарок императора, сильно уменьшенная копия того, что было разрушено в Москве. Взгляд сам уходит под купола - кажется и воздух внутри уплывает ввысь. Американки, помяукав в тишине, вскорости пропали. Когда и он думал уже уходить привратник сам завел разговор. Дубин набрался смелости и спросил, как пройти на кладбище. Хотелось побродить там, продлить то состояние души, которое он здесь обрел.

После минутного раздумья:

- Вот ключ. Только закройся изнутри, никого не пускай - эти люди тут…

Дубин почувствовал гордость за то, что он русский, крайне редкое чувство за границей - чаще чувствуешь себя советским, у которых собственная гордость осталась где-то в истории. Но тут же он устыдился неуместности своего чувства - граница между гордостью и гордыней порой так зыбка…

- Позже здесь будет женщина, немка, отдашь ключ ей.

Поблагодарив привратника за разрешение, и пуще за доверие, он отправился к ограде. От ворот, хотя не ворот, а скорее калитки, широкая центральная аллея поднималась ступеньками вверх и расходилась ручейками узких дорожек вдоль могил. Сразу бросалась в глаза усыпальница графини Воронцовой-Дашковой с крупной пьеттой, писанной на золоте. Он свернул на одну из дорожек, не выбирая, и дойдя до края, обошел погост по периметру. Кладбище оказалось невелико. За последней могилой вдоль ограды росли клены и под ними скрывались одинокие каменные кресты без имен и дат, как бы забытые, но именно их вид дал ощущение какой-то окончательной гармонии. Земли и космоса, жизни и смерти, духа и плоти. Необъяснимое чувство. Необъяснимое. Забытое. Но, уже бывшее. Однажды в детстве; и тогда, лет шесть назад, октябрьским вечером. Да, кажется, было и тогда. Внезапно, необъяснимо появившееся из чёрного афганского неба, из Млечного Пути, пролегавшего по небу дорогой, чувство, давшее на мгновение непостижимое знание, и ушедшее…

Тогда оно оставило надежду. А что сейчас? Может это напоминание? Может, стоит уходящие воспоминания всё-таки попробовать вылить на бумагу, как хотел уже, но не взялся. Не особо много их уже и осталось, воспоминаний этих, так куски, обрывки, эпизоды…

Голоса за воротами заставили очнуться. Пора. Пора возвращаться. Минуло более двух часов и уже смеркалось. Какие-то немцы дёргали за ручку калитки, пытаясь войти на кладбище. Он поспешил к ним предупредить, что входить посторонним нельзя, но они пропали и сами. Побродив еще немного, Дубин закрыл замок снаружи, и вернулся к церкви, где отдал ключ женщине. Спускаться в город он решил по другой дороге, скорее лесной тропинке, которая вывела его к большому железному Кресту - памятнику солдатам, погибшим в Первую Мировую. Внизу открывался великолепный вид на Висбаден в лучах заходящего солнца.

На Кресте была какая-то надпись, в темноте, по-немецки не разобрать.

Про Бога, явно.

Крест под соснами казался заброшенным. Но заброшен он был по-немецки - за ним ненавязчиво ухаживали.

Где тот Крест в России. Погибшим. В Первой Мировой.

Надо. Наверное, надо написать хоть что-то и о той войне. О погибших, умерших, живых, про других, про себя. Чтоб не забыть, себя не потерять.

Пора в город, совсем замечтался.

Попробую?

Эпизод двадцать четвёртый: Надежда

После вечернего развода, где ротный огласил расклад завтрашнего выезда на сопровождение колонны, выдалась редкая в последнее время свободная минута. Дубин на этот раз оказался в пешей группе, что снимало с него обязанность проверки машины и ее вооружения. И он просто слонялся по расположению, радуясь тёплому вечеру и ничегонеделанию. Осень была на исходе. На чистом небе, в наступающих сумерках медленно проявлялись звезды. Где-то вдалеке поднялась беспорядочная пальба, которая, впрочем, к нам не имела никакого отношения: разбирались между собой какие-то афганские "бандформирования". Таким образом, действительность напоминала о себе, и Дубин вернулся к ней - душу смутили раздражение и желание перемен.

- Боже, как всё надоело. Я больше не могу здесь находиться. Мне нужен отдых, хотя бы на пару недель, иначе я сойду с ума.

Дубин сидел невдалеке от казармы уже в полной темноте с этими мрачными мыслями.

С весны, с последнего пополнения батальон сильно поредел. Убитые, раненные, больные, кто-то, так или иначе, осел в бригаде…

Серёга… Серёга!!! Остался на перевале с перебитым позвоночником. Самый лучший человек.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке