Снова брань Малыша. Фонарик внезапно погас, послышались глухие удары, раздался выстрел, поднялись всеобщая паника и смятение. Кто-то начал громко звать на помощь. Я включил свой фонарик и осторожно поднялся на ноги. Хлев оказался внезапно заполнен людьми. Ефрейтор скрылся, один из рядовых бросился к двери. Брошенная винтовка угодила ему в затылок. Он упал без сознания под восторженный смех Порты.
- Какие поганцы! - сказал Малыш. - Не пойму, почему некоторые люди суют свой большой нос в дела, которые их не касаются.
Он сидел верхом на громадной, жирной свинье, казавшейся мертвой. Нежно почесал ее за розовым ухом.
- Молодец, девочка, - одобрительно сказал он. - Хорошо сопротивлялась.
С немалым трудом и большой утратой самообладания мы кое-как вытащили свинью на улицу.
- Будет легче, - посоветовал мне Порта, - если держать ее за ногу.
- Заткнись! - злобно произнес я. После всего лишь пятиминутной возни со свиньей у меня возникло сильное желание проломить кому-то череп. - Почему мы не взяли с собой нож и не разделали эту тварь прямо здесь?
- Это дело требует квалификации! - возмутился Порта. - Хочешь испортить вырезку?
- Вот бы видел это мой генерал, - сказал Грегор. - Со смеху бы умер. Рассказывал я вам, как он…
- Да, - непреклонно ответил Малыш.
- Правда? Ты уверен?
- К черту генерала! - отрывисто сказал я. - Давайте сосредоточимся на том, как тащить эту треклятую свинью!
В конце концов трое из нас смогли взвалить эту тварь на плечи. Мы держали ее, как гроб, и шли по дороге в ряд размеренным шагом, как на похоронной процессии. Какое-то время дорога всецело принадлежала нам, но когда мы приблизились к воротам Ванве, там было оживленное движение, и у нас случилась первая неудача. Нести громадную свинью было утомительной работой; видимо, мы забыли об осторожности и ослабили хватку. Барселона споткнулся, туша заскользила вниз, и прежде, чем мы сумели ее удержать, упала и покатилась на середину дороги.
- Болваны! - завопил Порта, явно представляя себе, как его полуторамесячные ужины размазываются колесами грузовика. - Поднимайте ее!
Он выбежал на проезжую часть, крича и размахивая руками; какой-то "кюбель" остановился, едва не уперевшись бампером в свинью. Дверца открылась, и оттуда выскочил гауптман.
- Что это, черт возьми? - крикнул он, пнув свинью.
На выручку снова пришел Гюнтер. Он вышел вперед и молодцевато откозырял. Гауптман, как и большинство людей, был заметно поражен его видом.
- Мы патрулируем улицы. Наше дело обеспечивать машинам беспрепятственный проезд. Эта… эта туша, - он пренебрежительно ткнул носком ноги нашу драгоценную свинью, - была брошена посреди важной дороги французскими партизанами. Наверняка с целью создать пробку и устроить нам дополнительные трудности.
Гауптман с проницательным видом кивнул.
- Наверняка, - согласился он.
И посмотрел на свинью. На лбу его появилась легкая морщинка.
- Куда… э… куда вы несете эту тушу? - небрежно спросил он.
- В комендатуру.
Гюнтер сурово уставился на гауптмана. Порта, понимая, что не он один любит жареную свинину, поспешил добавить, что мы уже доложили о находке туши. Поэтому ее нужно предъявить.
- Конечно. - Гауптман распрямил спину. - Конечно… Отлично, уберите ее с дороги! Побыстрей, вы задерживаете все движение!
Мы поспешно оттащили ее к бордюру, снова взвалили на плечи и пошли своим путем. Казалось, это путешествие не кончится никогда. Большая свинья - самое неудобное для транспортировки животное. Когда мы дошли до бульвара Сен-Мишель, то все были усталыми, раздраженными, ссорились, как дети, обливались потом и пахли свиньей. Старик каждые пять минут замечал, что нельзя нести такое по улицам Парижа, не привлекая к себе внимания, а Хайде вел непрерывный монолог на тему "незачем было и пытаться это сделать". Поскольку оба они не должны были помогать нам, мы пропускали их замечания мимо ушей.
- Впереди двое французских полицейских, - объявил Барселона.
Я посмотрел вперед, но из-за свиньи не мог ничего разглядеть, а поскольку шел вторым, передо мной находилась спина Барселоны.
- Что они делают?
- Ждут, судя по всему. Стоят, поджидая нас… Один расстегивает кобуру. Пистолета пока не вынимает, но, похоже, ему очень хочется застрелить кого-то.
Я хмыкнул. Решил, что, если поднимется стрельба, нам нужно будет укрыться за тушей. Но до этого не дошло. Легионер вышел вперед к первому полицейскому, с дружелюбным видом, небрежно покуривая сигарету.
- Bonsoir, monsieur l'agent!
При звуках французской речи полицейский приподнял бровь; потом, увидев на груди Легионера Военный крест, приподнял и вторую.
- Qu'est-ce que c'est que ça? - спросил он, указав на свинью.
- Marché noir confisqué, - спокойно ответил Легионер.
Второй полицейский чуть попятился, но продолжал касаться рукой пистолета. Легионер достал пачку сигарет.
- Закурите?
Полицейский заколебался, потом подался вперед, чтобы взять сигарету. Легионер одним молниеносным движением швырнул его наземь. Следом с грохотом упал велосипед. Второй тут же повернулся и покатил прочь, не останавливаясь, чтобы воспользоваться пистолетом, но вскоре его переднее колесо забуксовало на масляном пятне, он перелетел через руль, пробил барьер из предупреждающих огней с объявлением "Объезд" и упал в яму на дороге, уютно свернувшись на дне. Мы бросили объявление поверх ямы и оставили его там.
- Может, воспользуемся велосипедами, - предложил я, - раз уж так вышло?
После обычных споров и агрессивных выпадов мы остановились на способе транспортировать свинью, который даст отдых нашим ноющим плечам. Прикрепили два карабина крест-накрест между велосипедами и положили на них свинью. Двоим из нас было сравнительно просто ехать на велосипедах, придерживая свинью одной рукой, а тем, кто следовал сзади на своих двоих, приходилось бежать, чтобы не отставать.
Улица д'Эколе. К нам медленно приближался транспортер, заполненный служащими полиции вермахта. Старик застонал.
- Еще этого не хватало, - пробормотал он. - С меня хватит!
Мы спрятались в темноте на обочине дороги. Транспортер миновал нас и, проехав еще немного, остановился. Мы не представляли, почему, заметили нас полицейские или нет. Мы могли только ждать и наблюдать.
- Они кого-то ищут, - пробормотал Порта.
- Не удивлюсь, если нас, - сказал Малыш. - Наверно, те фараоны подняли тревогу. Нужно было позволить мне прикончить их.
Где-то поблизости раздалась автоматная очередь. Группа полицейских тут же выскочила и побежала в темноту. Через несколько минут они вернулись, ведя двух парней в наручниках, швырнули их в транспортер и поехали дальше. Такие сцены в то время были в Париже вполне обычными. Ночную войну вели обе стороны, наводя ужас на город. Горожан - и виновных, и нет - вытаскивали из постелей и уводили на допросы и пытки; немецких солдат находили с перерезанным горлом; маленьких детей избивали и расстреливали. Это было начало разгула жестокости, которому предстояло ознаменовать освобождение Парижа.
Мы спрятали тушу в темном подъезде и пошли по боковой дороге взглянуть на мост. Через два часа, как постоянно напоминал Хайде, должен был наступить день.
- Надеюсь, вы не собираетесь таскать тушу по улицам Парижа средь бела дня?
- А почему нет? - вызывающе спросил Порта. - Если хочешь знать мое мнение, гораздо подозрительнее выглядит хождение с ней среди ночи!
- Господи! - воскликнул Хайде. - Если кто увидит нас с этой грудой мяса, за нами потащится половина Парижа. Сейчас тебе всадят нож в спину лишь за кусок корки от бекона, тем более за целую свинью.
Мост, насколько нам удалось установить, казался неохраняемым. Мы вернулись взять свинью и увидели таращившуюся на нее старуху: глаза ее остекленели, рот был открыт, руки сложены на животе.
- Пресвятые Иисус, Мария и Иосиф! - закричала она, когда мы подошли к ней. - Messieurs… messieur, - она схватила за руку Порту, который шел первым, - сжальтесь над старой женщиной! Я ни слова не сказала против немцев! Ни единого! Мой муж дезертировал в прошлую войну и больше не брал в руки оружия!
Голос ее становился все пронзительней и громче. Порта стал орать на нее на своем варианте французского. У нее был перевес в словаре, зато у него - в громкости голоса. Какое-то время никто из них не добивался преимущества, потом Порта вырвал руку из ее отчаянной хватки и закричал так, что его могла слышать половина Европы:
- Моя начальник! Свинья мой друг! Твоя понимать? Твоя не понимать, тогда умереть!
Он начал стрелять из воображаемого автомата. Старуха плюнула ему под ноги и отступила на шаг, злобно глядя на нас.
- Превосходный французский, - восхищенно сказал Легионер. - У меня самого лучше не получилось бы.
- Думаю, неплохой, - скромно согласился Порта. - Когда находишься в оккупационной армии, надо потрудиться овладеть чужим языком.
- Совершенно согласен, - с серьезным видом сказал Легионер.