После долгого молчания он повернулся к актрисе Аде Айзекс Менкен, красивой американской еврейке, что стала последней его любовницей, и спросил:
- Вы действительно думаете, что дух человеческий сможет выжить?
И, печально покачав головой, сам себе ответил:
- Это подтасованная дуэль. Машина наверняка одолеет дух.
Глава X
ОСОБЕННЫЙ СЕКРЕТЕР ДЛЯ БЕДНОГО ПАРНЯ
Но вернёмся к первому майскому дню Дюма в Париже.
Выйдя из дилижанса, Дюма прихватил с собой всё, что ещё оставалось в корзине, которую мать наполнила съестным, - за ночь, между короткими перерывами на сон, он почти опустошил её, - и, сдав багаж в камеру хранения почтовой станции, быстрым шагом пересёк весь город, жуя на ходу, и поднялся на холм Монмартр, где жил граф Риббинг.
Граф с сыном Адольфом завтракал в саду, когда появился Дюма и, распахнув руки для объятий, воскликнул:
- А вот и я!
Адольф расцеловал Александра, граф пожал ему руку.
- Я приехал в Париж, чтобы стать писателем! - объявил Дюма.
- Ура! - вскричал Адольф. - Где-нибудь приняли хоть одну вашу рукопись?
- Нет, пока нет.
- Значит, вы нашли место?
- Нет, ещё нет.
- Тогда получили наследство? Скорее рассказывайте об этой приятной новости.
- Моя единственная приятная новость состоит в том, что я приехал сюда, чтобы стать писателем.
- Но на что вы собираетесь жить?
- Буду писать.
- Да, потом конечно, ну а сейчас?
- Что ж, найду себе место!
- Каким образом?
- Это просто.
- Хорошо, хорошо, - вмешался граф. - Сперва спросим у нашего доброго друга, завтракал ли он.
- Я хотел бы, чтобы вы не задавали мне столь конкретный вопрос, - ответил Дюма.
- Почему? - спросил граф.
- Потому что я вынужден ответить вам правду: завтракал.
- Хорошо, но почему это так трудно сказать?
- Потому что боюсь, как бы мой ответ не помешал мне позавтракать с вами.
- Ага, понимаю! - воскликнул граф. - Я просто должен был пригласить разделить с нами завтрак!
- Я очень рад! - вскричал Дюма, протягивая руку к блюду с яйцами.
- Теперь, молодой человек, - продолжал граф, - объясните нам, каким образом вы намереваетесь столь просто найти место.
- Я нашёл в переписке моего отца фамилии тех из его добрых друзей, что сегодня ещё здравствуют: маршала Беллюньского, маршала Журдана, маршала Себастиани, генерала Фуа и других.
- И написали им?
- Нет. Я лично их навещу.
- Вот как! Вы намерены явиться к ним, даже не предупредив письменно о вашем визите?
- Именно, - ответил Дюма, снова принимаясь за яйца.
- Сие означает, - откашлявшись, продолжал граф, - что вы предстанете перед ними в том виде, в каком вы есть?
- Да, - ответил Дюма. - А почему бы и нет?
- Да так, мой мальчик, так.
Дюма даже не догадывался, как нелепо он выглядит. Костюм на нём был совершенно устаревшего покроя и невероятно пёстрой расцветки, а волосы - это сразу бросалось в глаза - были пострижены матерью; единственная причина, которая не позволяла рассмеяться, взглянув на него, заключалась в выражении лица Дюма, таком пылко-самонадеянном, но вместе с тем таком простодушном, что насмехаться над ним было бы равносильно тому, что пнуть ногой щенка, пытающегося, виляя хвостом, лизнуть вам руку.
- А вам не приходила мысль, что всё-таки лучше было бы письменно испросить разрешения быть принятым?
- Зачем? Что они могут написать мне в письме, чего не могли бы сказать мне устно? И разве не лучше, если я окажусь на месте, чтобы принять ту должность, какую мне предложат?
- Пусть так, но вы представляете себе, как много людей, ищущих места, каждый день осаждают высокопоставленных лиц?
- Я не думал об этом. В любом случае все эти люди не могут оказаться сыновьями их близких друзей.
- Хорошо, но вы представляете себе, сколько будущих писателей каждый день пытаются получить место даже в такой маленькой газете, как моя?
- Нет.
- Так вот, было бы преувеличением сказать, что их дюжины, но, по крайней мере, не проходит дня, чтобы мне не приходилось говорить какому-нибудь самонадеянному вроде вас молодому человеку, что у меня для него места нет.
Дюма на несколько секунд лишился аппетита. Он перестал жевать и, взглянув на графа, спросил:
- Вы опасаетесь, что меня ждёт неудача?
- Я полагаю вашу попытку слишком рискованной.
- И не советовали бы мне её предпринимать?
- А что ещё я способен сделать, будучи вашим другом?
- Значит, вы, убивший короля Швеции, отсоветовали бы мне рисковать и приезжать в Париж?
- Милый мой мальчик, - сказал граф, - именно потому, что я сделал и то и другое, я могу заверить вас, что легче убить короля Швеции, чем преуспеть в городе Париже, куда каждую неделю приезжают сотни молодых людей, полных решимости пробиться в жизни.
Какое-то время Дюма молчал; на лбу у него выступили капли пота. Впервые собственная жизнь предстала перед Александром в виде огромного вопросительного знака, и он засомневайся в себе. Позднее Дюма напишет: "Тот, кто сомневается в себе, подобен человеку, идущему на службу в ряды врага. Он обрекает себя на неудачу, если первый уверен в ней".
- Жаль, но я должен вас покинуть, - объявил наконец Дюма и поднялся из-за стола.
- Почему вы уходите так рано?
- Мне надо сделать кучу дел, - ответил Дюма. - Прежде всего купить "Альманах 25 000 адресов", чтобы отыскать адреса тех особ, кому я хочу нанести визит.
- Но этот альманах стоит пять франков, - заметил граф. - К чему тратить такие деньги, если вы можете посмотреть, его у меня в кабинете?
- Благодарю вас, граф, но я должен спешить. Мне ведь ещё необходимо найти комнату.
- Это несложно. В Париже много гостиниц.
- Я имею в виду свободную комнату, которая сдаётся. Я хочу перевезти сюда мебель и мои книги.
- Вы не сможете этого сделать, пока не подпишете арендный договор на год. Вы ведь ещё не знаете, сможете ли остаться в Париже.
- Да, - согласился Дюма. - Пока ещё не знаю, смогу ли... - Но, помолчав, прибавил: - Я знаю только одно: в Париже я останусь.
И он поспешил уйти; ему не терпелось поскорее расстаться с этими превосходными людьми, которые не сказали ему ни одного ободряющего слова в ту минуту, когда он больше всего в нём нуждался, покинуть этих богатых людей, которые, конечно, любили его, но - это было совершенно ясно - сразу пригляделись к нему и сочли бездарным.
И, спускаясь вприпрыжку с холма Монмартр к центру города, Дюма принял решение во что бы то ни стало добиться успеха. Это решение комом застряло у него в горле, но он сдержал слёзы жалости к самому себе, дав твёрдое слово никогда не плакать. И Дюма никогда не проливал слёз.
Он купил альманах и отыскал в нём адрес маршала Журдана, жившего в предместье Сен-Жермен. Журдан, бывший торговец шёлковыми тканями, пошёл добровольцем в полк, который под командованием Вашингтона сражался против Британии. Вернувшись во Францию, он продолжал свою воинскую карьеру во время Французской революции и в период правления Наполеона, сумев с успехом пережить смены всех правительств и сохранить своё высокое положение.
Дверь Дюма открыл слуга и спросил, как он должен его представить. Поражённый роскошью обстановки и великолепной, голубой в серебряную нить, ливреей слуги, он пробормотал:
- Генерал Александр Дюма... Я его...
И слуга ушёл доложить о нём хозяину.
Через несколько секунд вышел старик, обеими руками обнял за шею Александра, но тотчас отпрянул с криком:
- Обманщик! Как вы смеете!
- Я - не обманщик, я - Александр Дюма.
- Не лгите, наглец! Много лет Александр Дюма был моим близким товарищем. Я знаю его как свои пять пальцев!
- Я его сын! - воскликнул Дюма. - Мой отец давно умер!
- Уходите! - закричал маршал. - У Александра не было никакого сына. Убирайтесь, пока я не вышвырнул вас вон.
- Пожалуйста, поверьте мне, - умолял Дюма. - У меня, и в мыслях не было выдавать себя за отца.
- Хватит! - заорал маршал и, зайдя в кабинет, захлопнул за собой дверь.
Дюма, недоумённо пожав плечами, ушёл. Он нашёл адрес маршала Себастиани: тот жил в предместье Сент-Оноре.
Дюма снова попал в роскошный особняк. На сей раз его провели в кабинет маршала.
- Значит, вы сын моего доброго друга Александра? - спросил Себастиани, своей карьерой в большей мере обязанный тому, что скромное жилище его семьи на Корсике соседствовало с домом семейства Буонапарте.
Сейчас в его рабочем кабинете с красиво декорированными стенами находились четыре секретаря; они сидели за украшенными богатой резьбой письменными столами, а маршал по очереди что-то им диктовал; при этом каждый секретарь протягивал маршалу золотую табакерку, откуда тот брал крохотную понюшку самого дорогого испанского табака.
Но маршал, узнав, что Дюма желает сделать карьеру литератора, а не военного, потерял к нему всякий интерес.
- Перед вами четверо писателей, - сказал он, указывая на своих секретарей. - Я даже под страхом смерти не смог бы написать ни единого слова, но могу взять к себе на службу двадцать писателей, если мне они понадобятся. Улицы забиты писателями. Для настоящего мужчины существует лишь одна карьера - карьера военного.