* * *
Когда в этот вечер настал час беседы с асклепиадами, Гиппократ и Подалирий вместе шли по саду, размышляя каждый о своем. Подалирий тяжело вздохнул. Нет, думал он, больше жена Кефала не будет присылать ему тайные весточки, не будет обращаться к нему с милыми просьбами. И очень хорошо, конечно. Однако ее нежные взгляды были ему приятны, - он наконец признался себе в этом.
Когда они приблизились к платану, Гиппократ обвел взглядом ожидавших его асклепиадов. Они против обыкновения молчали. Да и он сам предпочел бы в этот вечер не вести с ними беседы, но знал, что они будут разочарованы. Вопреки своему обыкновению, он даже не обдумал заранее, о чем будет говорить. Он посмотрел на Сосандра - не придет ли тот на помощь, - но брат стоял к нему спиной.
- У нас есть обычай, - сказал Гиппократ, садясь на свое место, - время от времени обсуждать с младшими асклепиадами правила, которым должен следовать врач, когда он посещает больных у них дома. - Он повернулся к Подалирию. - Ты много лет занимаешься врачеванием, Подалирий. Во многих здешних семьях тебя считают близким другом и советчиком. Ты и начни эту беседу.
Подалирий медленно поднялся со своего сиденья рядом с Гиппократом. Он знал, что тот имеет в виду семейную жизнь Кефала, но знал также, что упоминать о ней нельзя. О некоторых вещах не следует рассказывать даже в тесном кругу товарищей врачей, связанных обещанием хранить тайну этих бесед.
- Асклепиад, - начал он, - которого призывают лечить больного у него дома, ни в коем случае не должен рассказывать о том, что он там видел и слышал, если это может быть неприятно хозяину дома. Вот чего требует от нас древняя клятва асклепиадов. К тому же хозяин дома будет щедрее с врачом, умеющим молчать.
Тут Подалирия перебил Сосандр, сидевший по другую руку Гиппократа:
- Некоторые нарочно приглашают врача домой, хотя это стоит дороже, лишь бы обеспечить себе его молчание. Его-то, в отличие от здоровья, можно купить всегда.
Он засмеялся, а вслед за ним и все остальные, кроме Подалирия. А тот только выпрямился во весь рост, и закатное солнце превратило серебро его волос и бороды в золото.
- Самое лучшее, - продолжал он, - чтобы врач, приходящий в дом, был глух и слеп ко всему, что не касается его больного. И заплатят ему или нет, он должен забыть все, что случайно мог узнать.
Подалирий внезапно сел. Гиппократ улыбнулся.
- Это еще далеко не все, - сказал он. - В древней клятве асклепиадов не упомянуто очень многое. Я думаю, что настало время написать ее заново.
Он посмотрел на брата, который одобрительно кивнул, и продолжал:
- Врач должен хранить в тайне все, что должно оставаться тайной. Однако, входя в дом, он обязан навести тщательные справки обо всем, что может иметь отношение к болезни, которую он лечит. В конце концов врачу проще изменить то, что окружает больного внутри его дома, нежели погоду или движение звезд. Причиной болезни и причиной тоски часто оказываются не только климат, не только время года, воздух или местность, но и какие-то особенности домашней жизни больного.
Он умолк, и один из младших асклепиадов сказал:
- Я давно хотел спросить тебя, как ты определишь, что такое любовь.
- Это очень трудный вопрос! - воскликнул Гиппократ. - От него пришли бы в восторг софисты - им его хватило бы до конца самого длинного пира.
- И в конце ты все равно не услышал бы ясного ответа, - добавил Сосандр. - Но зато после ты крепко уснул бы, и тебя посетили бы очень приятные сны.
Гиппократ задумался, а потом сказал:
- Таинственное тяготение, которое испытывает мужчина к одной-единственной женщине, - вот это и есть любовь. Она - порождение не только тела, но и духа. И узы ее остаются крепкими, даже когда о теле забывают совсем. Можно сказать, что любовь - это взаимное влечение, которым Афродита одаряет мужчин и женщин, и цель его - брак и дети. Но, возможно, женщина определила бы любовь по-иному, чем я, мужчина.
- Но как же так? - не отступал молодой асклепиад. - Мне приходилось слышать о чувственных удовольствиях, которым женщины предаются между собой или даже в одиночестве. И мужчины тоже. Так что же это - любовь?
Гиппократ пожал плечами.
- Любовь - это нечто гораздо большее, чем простое удовлетворение плотских желаний. Эмпедокл сказал бы, что любовь - это сила, пронизывающая всю природу и соединяющая противоположности: мужчину и женщину, сухость и влагу, жар и холод. Вражда или ненависть, согласно ему, есть сила, обратная любви. Она сближает подобное и разъединяет противоположное. Кто-то из моих больных сказал мне недавно: "В семье есть место только для одной любви". Эти слова во многом справедливы. В семье есть место только для любви мужчины к женщине и женщины к мужчине. Такая любовь и создает семью. Любовь между родителями и ребенком, конечно, очень сильна и имеет большое значение. Но ее следовало бы называть как-нибудь иначе - нежностью или привязанностью. А чувство, соединяющее остальных ее членов, опять-таки следует называть по-другому: дружбой, товариществом. При естественных условиях ничего другого не бывает. Тайные способы удовлетворения своих страстей не свойственны обычному порядку вещей. Можно заметить проявления полового любопытства у молодых животных. Оно исчезает с наступлением зрелости. То же относится и к человеку - оно исчезает при наличии достаточных физических упражнений, занятости, естественного образа жизни.
Сосандр одобрительно хмыкнул. Потом, заметив, что все молчат, откашлялся и заговорил:
- Условия жизни в армии далеки от естественных. Условия жизни в некоторых семьях также бывают неестественными, особенно если хозяин дома находится в долгой отлучке или ищет развлечений на стороне. Тогда любовь уходит, и ее место занимает вражда. Да, Эмпедокл нашел очень удачное слово! Когда мужчина в армии или в семье обращается к мужчине, а женщина к женщине или же они обращаются сами к себе, это всегда следствие неестественных условий. Я согласен, что все это не подпадает под определение любви. И не могу определить ее лучше, чем это сделал Гиппократ. Правда, он определил ее с точки зрения мужчины и сказал, что взгляд женщины может быть иным. Но ни одна женщина, как бы хорошо она ни понимала, что такое любовь, не станет ломать голову над ее определением.
- Однако, - продолжал Сосандр, многозначительно глядя на брата, - у этого вопроса есть и еще одна сторона, о которой никто не упомянул. Когда врач входит в дом больного, он неизбежно подвергается серьезной опасности - опасности быть оклеветанным. Даже когда он держится безупречно, как, например, держался ты, Гиппократ, в доме македонского вельможи, он превращается в добычу злых языков. Тебе следует узнать, что о тебе и Фаргелии ходят разные сплетни. Рассказывают даже нелепую историю о драке между тобой и ее мужем.
Гиппократ рассмеялся:
- Жаль, что ты не видел старика: не слишком-то грозным он был противником!
Сосандр хлопнул себя по колену огромной ладонью.
- Хотел бы я знать, кто распускает эти сплетни!
Гиппократ укоризненно покачал головой, но остановить Сосандра было не так-то просто.
- Я знаю, ты хочешь, чтобы мы не обращали на них внимания Я знаю, что ты ничего сделать не можешь. Но зато мы можем - мы все. Мы можем опровергать эти лживые измышления, если услышим их. - Он вскочил и зарычал: - Если я изловлю того, кто первым сочинил эту ложь, я своими руками задушу его… или ее!
Внезапно он бросился прочь, и все молча смотрели, как он сердито шагает через сад. Они были бы рады громко выразить свое согласие с ним, но положение было слишком щекотливым и требовало большого такта. И вот, не зная, что сказать, они не сказали ничего и потихоньку разошлись, храня неловкое молчание. Гиппократ, изумленный и растерянный, остался сидеть один под платаном, глядя в сгущающиеся сумерки.
Через несколько минут он услышал шаги и, обернувшись, увидел возвращающегося Пиндара.
- Эти сплетни - нелепая бессмыслица, учитель. Никто в Мерописе им не верит. Забудь о них.
- Постараюсь, Пиндар, - ответил Гиппократ. - Есть много куда более важных вещей. До триопионского праздника осталось только два дня… Кстати, скажи мне, как продвигается лечение Пенелопы.
Глава XIII Эмпедокл и боги
На другой день к вечеру сыновья Гераклида вместе шли по саду.
- Эмпедокл просил, чтобы мы собрались под платаном раньше обычного, - сказал Гиппократ. - Он хочет прийти туда, чтобы попрощаться. Я не совсем понял, что он, собственно, имел в виду.
- У него нет больше сил терпеть, - покачал головой Сосандр. - Злокачественная болезнь его позвоночника все усиливается, и мы ничем не можем ей помешать. Я пригласил его к себе домой, и у него вдруг начались страшные боли. Моя жена слышала, как он стонал, и теперь рвет и мечет, что мы позволяем ему страдать и дальше. Я не стал бы говорить этого перед учениками, но тебе признаюсь, что я и сам не раз подумывал: а не простят ли нас боги, если мы все-таки дадим ему яд, которого он так настойчиво требует?
Они подошли к асклепиадам, собравшимся в кружевной тени платана. Заметив, что Эмпедокла среди них еще нет, Гиппократ ответил брату так, чтобы слышали все остальные:
- Наша обязанность - спасать жизнь, а не прекращать ее. Может быть, богам и дано право перерезать нить жизни по собственному произволу. Но если ножницы возьмет врач, то дело может зайти слишком далеко. Вот о чем еще следует упомянуть в клятве врачей, когда мы решим ее обновить.
Сосандр кивнул в знак согласия, но все-таки добавил: