Для молодого прапорщика, впервые попавшего в большой южный город, все здесь было ново. На улице под большими зонтами сидели менялы с ящиками, в которых были деньги различных стран мира. Иногда то к одному, то к другому из них подходил моряк, бросал на столик монету; меняла брал ее, внимательно рассматривал, пробовал даже зубами. Потом прятал монету в ящик, а моряку давал другую. Так происходил обмен российских денег на иностранные и иностранных на российские.
Навстречу прогромыхала телега с бочкой, и Щеголев с удивлением узнал, что воду для питья здесь привозят из-за города, потому что в колодцах вода соленоватая.
Он с интересом расспрашивал о пушкинских местах, о театре. К удивлению Вани, с живым сочувствием смотрел на жалкие, грязные лачуги, где жили ремесленники...
...Подошли к роскошному подъезду штаба. У двери стоял швейцар в шинели, расшитой бесчисленными золотыми галунами. С замиранием сердца прапорщик взялся за ручку, но швейцар поспешил распахнуть дверь.
- Поздновато изволили пожаловать, ваше благородие,- сказал он, принимая саблю. - Никого почти что и нет. Хотя, может быть, вы по вызову его высокопревосходительства,- тогда пожалуйте наверх. - При этом швейцар, как показалось Щеголеву, лукаво усмехнулся.
Прапорщик прошел по широкой мраморной лестнице на второй этаж. В обширной комнате, где обычно ждали посетители, никого не было, но в следующую комнату дверь была открыта, и оттуда доносились глухие удары, будто выбивали ковры. Щеголев заглянул туда и обмер: старенький генерал бил палкой здоровенного полицейского пристава. Тот стоял навытяжку, не шевелясь и только приговаривал:
- Не виноват-с! Истинный бог, не виноват-с! Как перед отцом своим, ваше высокопревосходительство, сказываю: не виноват-с. То поклеп.
Но генерал не обращал внимания на слова пристава и продолжал экзекуцию.
- Нет, виноват, нет, виноват,- приговаривал он. - Истинный бог, виноват. Я до тебя, р-р-ракалия, давно добирался!
Наконец генерал бросил палку и упал в кресло, вытирая обильный пот.
- Фу! Умаялся я с тобой... Пошел вон! - вдруг закричал он. - И если еще раз узнаю о тебе, я тебя, мерзавец!..
- Да я... - прерывающимся голосом начал пристав. - Да чтоб я...Да ни в жисть. Истинный бог, ваше высокопревосходительство... Никогда ничего плохого обо мне не услышите, я их...
Пристав осекся, испуганно выкатив глаза на генерала.
- Пш-ш-ел, говорю! - генерал ткнул концом палки пристава в живот.
Пристав вытянулся, щелкнул каблуками и, повернувшись, загромыхал огромными сапожищами по лестнице.
Щеголеву вспомнились рассказы об одесском градоначальнике, которые он слышал еще в пути от ветреных офицеров. Генерал Федоров выслужился из простых солдат. Теперь уже глубокий старик, человек кристальной чистоты и честности - он слыл грозой взяточников и лиходеев, которых в городе было немало.
Генерал заметил прапорщика, испуганно выглядывавшего из-за двери.
- Кто таков? - спросил он строго.
Прапорщик вошел в комнату и вытянулся.
- Ваше высокопревосходительство...
- Кто таков? - стукнул генерал палкой об пол.
Щеголев отрапортовал, кто он, откуда и зачем. Федоров смягчился.
- Прапорщик артиллерии? Это хорошо... Это очень хорошо. Артиллеристов у нас беда, как мало. Ни одного штаб-офицера... Ну, да и за прапорщика спасибо... А где же мой щелкопер?
Щеголев посмотрел вопросительно.
- Да адъютант мой,- объяснил генерал. - Он в передней сидеть должен.
В этот момент вбежал высокий, стройный, щеголеватый офицер - адъютант генерала.
- Вот, милостивый государь! - обратился к нему Федоров. - Вот к нам пополнение прибыло, а вы отсутствуете неизвестно где... Глядите у меня! - потряс он палкой. Адъютант стоял навытяжку. Генерал снова обратился к прапорщику:
- Где стоите, не терпите ли в чем нужды? Не стесняйтесь - молодому да в чужом городе может быть трудно.
Но узнав, где остановился прапорщик, Федоров довольно закивал головой:
- Марью Антоновну знаю. Как же, как же. Препочтеннейшая особа. Знаю, знаю... Для вас это лучшая рекомендация.
- Что вы, ваше высокопревосходительство! - вспыхнул Щеголев. - Разве я просил рекомендации? Я ведь мадам Бодаревскую знаю всего два часа.
- Это ничего. Марья Антоновна сразу человека видит насквозь. Если она вас пустила, значит, знала, что делала... Ишь, скромник какой! - пошутил генерал. - Ну, ничего, ничего. Ступай-ка к Рафтопуло, он еще не ушел.
Выйдя от генерала, адъютант представился:
- Граф Свидерский - будем знакомы. Милости просим, если у вас какая нужда случится, запросто, не стесняясь.
Прапорщик поблагодарил. Адъютант отвел его к исполнявшему обязанности коменданта города полковнику Рафтопуло.
Тот также принял Щеголева приветливо, - расспрашивал о нуждах, приглашал заходить. На прощанье прибавил:
- Вам надлежит обратиться за назначением к полковнику Гангардту. Он завтра приедет. А пока гуляйте, отдыхайте, пока есть время. Это в первый раз я вижу, когда офицер является к нам тотчас по приезде. Дайте-ка я подпишу вам бумагу на получение жалованья за время пути...
Выйдя на улицу, Щеголев почувствовал, что голова у него словно кружится.
Как замечательно все получилось! С ним приветливо обошлось начальство, он получил деньги, значит можно и погулять, осмотреть город. Но первым делом надо было отдохнуть. И уже знакомой улицей прапорщик направился к дому Бодаревских.
* * *
В понедельник к началу присутственного дня Щеголев снова был в штабе.
Полковник Гангардт выслушал его, задал несколько вопросов. Видимо, остался доволен.
- Я очень рад, что к нам прибыл артиллерийский офицер. Время, сами знаете, тревожное - на Бессарабию движутся войска. А у нас... - Полковник прервал себя. - Что теперь делать с вами?.. Четырнадцатая артиллерийская бригада существует, собственно говоря, больше на бумаге... Но в ближайшее время она будет укомплектована. - Полковник бодро взглянул на вытянувшееся лицо прапорщика. - Вот тогда и вам будет место. А пока отдыхайте, но из города не отлучайтесь. Жалованье вам идет - значит, все в порядке.
У прапорщика уже не было прежней радости. Бродя по улицам, он с грустью думал, что до сих пор не видел никаких оборонительных сооружений. Правда, там, в конце Карантинного мола, что-то виднелось, похожее на батарею, да еще на Военном молу, возле Практической гавани. Но эти оборонительные сооружения были слишком ничтожны, чтобы защитить такой большой город.
"Как же мы все-таки воевать собираемся с Турцией? Да и только ли с Турцией? А если на ее стороне выступят Англия и Франция? Тогда что?" Прапорщик решительно отгонял мрачные мысли. "Бог милостив! - вспомнил он слова Марии Антоновны. - Авось и не будет войны".
Глава вторая
Рано утром 1 ноября, когда прапорщик еще нежился в постели, к нему осторожно постучали. Дверь приоткрылась, и появилась голова Вани.
- Просыпайтесь, Александр Петрович, - торопливо заговорил он, - к вам казак пришел.
- Зови его сюда!
В дверь протиснулся рослый казак.
- Здравствуй, голубчик, - ответил на приветствие прапорщик. - Что там у тебя ко мне?
Посыльный подал запечатанный конверт.
Дав казаку пятак, прапорщик с волнением вскрыл пакет.
В нем оказалась короткая записка:
"Прапорщику Щеголеву А.П.
Настоящим Вы извещаетесь, что сегодня, к 10 часам утра, согласно приказа и.о. Командующего Одесским Военным Округом генерал-от-инфантерии Федорова, Вам надлежит явиться лично к нему.
Адъютант штабс-капитан граф Свидерский
1 ноября 1853 года".
Щеголев был поражен. Его вызывает лично генерал! Зачем? Да еще так спешно. Приказ написан только сегодня, полчаса назад. Что же случилось?
И он стал торопливо одеваться.
Когда прапорщик вошел в столовую, там уже сидели Марья Антоновна и Корнила Иванович.
- Что это к тебе ни свет ни заря солдаты являются? - спросила Марья Антоновна.
- Вызывают к генералу, а зачем - не знаю.
- Вот как, скажи на милость! К самому генералу? Зачем это ты им понадобился?.. Неужто без тебя обойтись не могут?
- А я очень рад. И так столько времени без дела сижу. Надо же, наконец, начинать службу.
Он еще торопливо пил чай, когда в коридоре послышался вдруг топот ног и, распахнув дверь, в столовую вбежала взволнованная, раскрасневшаяся Агафья.
- Ой мои родные!.. Ой матушка ты наша!.. - едва переводя дыхание, закричала она. - Чего делается-то!..
- Да что такое? - всполошилась Марья Антоновна. - Пожар где?!
- Война! Турок войной на нас идет!..
Марья Антоновна затрясла чепцом:
- Свят, свят! С нами крестная сила! Чего мелешь-то?
- Святой крест, родные! - широко перекрестилась Агафья. - Сегодня в соборе фест читать будут.
- Какой там фест! - строго сказала хозяйка. - Акафист, должно быть. Вечно ты, мать моя, перепутаешь.
- Нет, матушка барыня, не акафист, а фест царский читать будут.
- Может, манифест? - догадался Щеголев.
- Вот-вот! - закивала головой Агафья. - Я же и говорю...
Но прапорщик уже не слушал.
Царский манифест!.. Так вот почему его так срочно вызывают в штаб.
- Вот я все в штабе узнаю, - сказал он, поднимаясь из-за стола, - тотчас вам расскажу.
- Узнай, батюшка, узнай, - говорила Марья Антоновна. - Успокой нас. Может, дай бог, и врет Агафья...