- Мало, сударь, в том-то и беда, что мало. Все причалы заняты, мои корабли болтаются на рейде. Дорог каждый час, каждая минута... Именно сейчас промедление смерти подобно, как говорится в старинной пословице... Так вот, молодой человек! - перешел Козельский на покровительственный тон. - Если вы разрешите мне это, то я уплачу вам... - Козельский поперхнулся, увидев разъяренное лицо прапорщика, медленно поднимавшегося со своего места. Растерянно глядя на командира батареи, который в тот момент был действительно страшен, он вскочил.
- Что с вами, что с вами?
- Милостивый сударь! - сказал Щеголев сдавленным голосом. - В вашем предложении я усматриваю призыв к нарушению мною присяги...
- Позвольте, при чем тут присяга?.. - деланно удивился помещик. - Я просто...
- Прекратите, сударь! Я не только не буду способствовать вам, но всячески постараюсь воспрепятствовать вашим действиям, которые иначе, как изменнические, назвать не могу, ибо вижу в них попытку причинить ущерб моему отечеству. Прошу вас немедленно удалиться отсюда... О ваших предложениях буду вынужден немедленно сообщить по начальству!
- Пожалуйста, сделайте одолжение, - скривился помещик. - Хоть самому военному министру. Нового вы им ничего не сообщите. Желаю здравствовать!..
Козельский боком протиснулся в дверь, протопал по трапу. Послышался голос кучера и цоканье копыт.
- Ну, - сказал Щеголев вошедшему Рыбакову. - Каковы? Мне, офицеру армии российской, такое предложение делать! Обязательно сообщу по начальству.
Прапорщик долго не мог успокоиться. Он решил посетить Волошинова, поделиться с ним, но поручик сам появился на молу. Весело насвистывая и громко приветствуя вытянувшихся солдат, он быстро шел к пароходу.
Щеголев с возмущением рассказал о посетителе. Поручик только посмеивался.
- Отправили их всех к чертям?.. Ну и хорошо! А доносить по начальству не следует. Вам это совершенно не поможет. Этот хлеботорговец прав: ничего нового вы никому не сообщите, даже самому военному министру. А себе создадите репутацию "неудобного человека". - Он понизил голос - Ко мне тоже приходили. Кое-кто интересовался, достанут ли мои пушки до кораблей, которые из Практической гавани попытаются под Пересыпским берегом выйти в море. Понимаете, зачем это им знать нужно?.. На случай приказа не выпускать кораблей. Чтобы только с вашей батареей дело иметь!.. Одного ведь легче подкупить, чем двух! Ну, я их на этот счет успокоил! Они теперь уверены, что мои пушки достанут не только до Пересыпи, но чуть ли не до Лузановки! - засмеялся поручик. И опять серьезно сказал: - А войны с великими державами нам не миновать. И даже в самом скором времени!
* * *
К вечеру, когда на батарее были окончены уже все работы, Осип Ахлупин обычно уходил домой. Однажды его пошел проводить Андрей Шульга, с которым особенно сдружился Осип.
Возле освещенного кабачка приятелей остановил радостный возглас:
- Эй, Осип!
К ним подошел коренастый мужчина, в котором Осип сразу узнал Луиджи Мокки, владельца спасательного бота. Лет тридцать назад, покинув свою далекую Италию, Луиджи приехал в Одессу и стал работать матросом спасательной шлюпки. Большое мужество и находчивость молодого итальянца помогли ему стать боцманом, а потом и владельцем небольшого судна. От своей рискованной работы по спасению людей и груза в разбушевавшемся море Луиджи получал немалый доход. При встрече с ним многие кланялись первыми, особенно же низко кланялись те, кто был обязан ему своей жизнью. С Ахлупиным его связывали самые дружеские чувства.
- Здравствуй, Осип, - говорил тем временем Луиджи. - Как поживаешь, дружище?
- Вот солдатом снова стал, - отвечал Ахлупин. - Числюсь фейерверкером на Шестой батарее.
Ахлупин представил Луиджи Андрея Шульгу.
- Весьма польщен приятным знакомством с господином унтер-офицером, - запел итальянец. - Разрешите отметить нашу встречу...
И, взяв под руки Осипа и Шульгу, Луиджи направился к кабачку.
- Благодарствуем, мы... - начал, было, Шульга. Но Мокки не дал ему докончить.
- О нет, о нет! - воскликнул он. - Вы не захотите меня обидеть...
В кабачке, сидя за столиком, все трое оживленно беседовали о войне, об обороне города... Ахлупин рассказывал о своей Шестой батарее, хвалил ее командира. Постепенно в разговор втянулись и другие посетители.
Только один человек, сидевший за соседним столиком, угрюмо молчал. Шульга уже давно обратил внимание на него. Длинный, очень худой, с выдающимися скулами и горящими глазами, он пил вино, ничем не закусывая. Это был всем известный пан Сабанский, дальний родственник крупного помещика Сабанского, замешанного в одном из польских заговоров. Его имение было конфисковано, а огромные амбары, помещавшиеся в Одессе недалеко от Суворовской крепости, превращены в казармы, - они так и назывались Сабанскими. И это особенно раздражало Сабанского.
Его фанатичная ненависть к русским была всем известна. Сейчас, под влиянием бушевавшей в нем злобы и выпитого вина, она прорвалась наружу:
- Пся крев! - вдруг закричал, ударив кулаком по столу, Сабанский. - Hex сгине ваш Щеголев разом с его батареей!
- Пан Сабанский! - воскликнул Мокки. - Как вы смеете...
- Это оскорбление!.. - глухо проговорил Шульга, вставая.
- Пся крев! - прервал его Сабанский.
- Цыц! - раздался вдруг густой бас, и из темноты выдвинулся плотный человек с широченными плечами. Это был известный далеко за пределами Одесского порта силач - грузчик Христо.
- Немало переносил я всякого дерьма, - прогудел он, пробираясь к Сабанскому, - вынесу и эту дрянь...
Но Сабанский не стал дожидаться Христо.
- Лайдак!.. Быдло!.. Хлоп!.. - визгливо крикнул он и мгновенно выбежал.
Вслед ему грохнул дружный хохот.
- Вот собака!.. - сказал Шульга.
- Видать, что не русской крови, - заметил кто-то.
- Что там кровь, - возразил Шульга. - Я знаю поляков, которые совсем не похожи на этого.
- Правильно! - воскликнул взволнованно Луиджи. - Я вот тоже... - он на мгновенье замолчал, видимо подыскивая наиболее подходящее слово, - я тоже не был русским. Но теперь Россия - мое второе отечество! Ничего мне для него не жалко. Деньги у меня есть, целую батарею мог бы построить.
- Так чего же ты медлишь? - спросил Христо.
Шульга вспомнил рассказ прапорщика о том, что из-за отсутствия средств не оборудуется Центральная батарея.
- Это было бы замечательно. Вы бы поговорили с генералом. Или с нашим командиром, - он-то уж посоветует.
Глаза Луиджи загорелись.
- Так вы думаете, разрешат?! Ведь это же для пользы отечества! Должны разрешить. А ежели будет разрешение, значит, будет и батарея.