- Никогда, черт возьми, не видал еще я вас такой довольной, как сегодня. И я вам должен сказать, меня радует, что вы так мало огорчаетесь отказом ваших родственников от приглашения на свадьбу. Пусть эти надменные глупцы делают, что хотят. Ведь если бы вы обменялись кольцами с Гаценброкером, они все равно не пришли бы.
Микя, смеясь, кивнула головой в знак согласия, а Стефенс крикнул через стол:
- И что они только воображают себе, эти торговцы фитилями? О Гаценброкере они говорили, что он "всего только комедиант", о Бокельсоне - "всего только портной и странствующий поэт".
- Только поэт, - повторил Ян, презрительно сморщив нос.
- Да, поэт, который не сегодня-завтра должен заседать в думе, - пророчествовал казначей. - Разве этот пролог или эпилог - не знаю, как его там, - который вы сочинили и посвятили магистрату, не приобрел вам уже благоволения бургомистров? Вы уже почти что получили здесь права гражданства и, разумеется, еще гораздо более возвыситесь, когда обнаружатся все ваши достоинства.
- Не преувеличивайте моих заслуг, сударь, - возразил Ян, с лицемерным смирением. - Господь - все, человек - ничто; а я один из ничтожнейших слуг Его.
- Ну, вы слишком скромны… Человек, который знает латинский язык и, не оставляя своего ремесла, сочиняет стихи так легко, что они у него льются, как вода в источнике, - заговорил, в свою очередь, болтливый Гиле. - Правду сказать, с тех пор, как мастер Ян сочинил для меня новый стих, я получаю вдвойне "на чай".
- А как спешат все в театр, как только объявят, что Ян Бокельсон принимает участие в пьесе и исполняет роль царя, - сказал с увлечением Иокум Вангест.
Ткач Оверкамп напомнил, как Ян уничтожил сразу все величие Гаценброкера.
- Ого, да, тот так и полетел в преисподнюю! Желаю всяких благ вам, Бокельсон, и вашей благочестивой супруге, конечно, не менее, - сказал Стефенс льстивым тоном.
Многие за столом последовали его примеру.
- Благодарю вас, друзья мои, хотя боюсь, что ваши похвалы сделают меня, пожалуй, надменным. Но переменим разговор: я не люблю вести речь о побежденном сопернике за его спиной.
Ян пожал руку Мики.
- Не правда ли, милая? - спросил он.
На верхнем конце стола Стратнер продолжал между тем рассказывать.
- Ну вот, когда Гаценброкер увидел, что Ян имеет больше успеха, чем он, и заслужил наивысшее одобрение магистрата, тогда он стал дерзок с ним и хотел удалить его вовсе из дому. Это было как раз в самый вечер накануне предполагавшейся свадьбы: этот глупец вообразил, что держит свою невесту в кармане так же верно как я держу талеры в этом кошельке.
И болтун потряс туго набитым кошельком.
- Как ни радует меня встреча с вами, барышня Ринге, - говорил огорченный Ринальд своей соседке, - все-таки я сожалею о том, что вы принуждены сидеть здесь, несмотря на скуку и неудовольствие; общество это вам не может нравиться; к тому же у вас сосед, на которого вы не хотите даже взглянуть. Я вижу, что вам неприятно мое присутствие. Вы меня больше не любите, Анжела.
- Да, я должна сознаться, - ответила Анжела сухо. - Я вас теперь не так люблю, как прежде.
Потрясенный до глубины души, Ринальд вскочил с места и выбежал вон. Молодая девушка почувствовала также боль всем сердцем при виде его волнения, но, сохраняя наружное спокойствие, она осталась сидеть неподвижная как статуя.
- Черт возьми! - воскликнул художник по-английски. - Этот комедиант, по-видимому, был грубый парень. Я думаю, что и невеста была того же мнения, и едва ли ей это нравилось, потому что…
- Да вот вам доказательство! - ответил Стратнер, указывая на молодых. - Она тут же на месте дала ему отставку и объявила, что выходит замуж за Бокельсона. Поневоле пришлось ему этому поверить; но тогда он пришел в ярость и хотел драться с Яном на ножах. Однако Ян, как умный человек, уклонился от этого и успел так поладить с актерами, что они во всем стали его слушаться и, в конце концов, здорово поколотили Гаценброкера и заставили его уйти из города вовсе. Куда он делся после этого, я не знаю.
- Не пора ли нам идти, отец? - просила Анжела. - Эти люди начинают шуметь: даже, как видишь пивные кружки летят под стол.
- Но, куколка моя, это доказательство только, что желтый рейнвейн появится скоро на столе - возразил Людгер, с лакомым видом. - Дитя мое, я люблю рейнвейн. К тому же лица этих людей становятся все более выразительны; а потому мы подождем еще, не правда ли?
Вслед за этими словами, которые он произнес таким кротким тоном, на какой только был способен, последовало отчаянное проклятье, прогремевшее с одного конца стола до другого.
- Что такое? Что случилось? - спрашивали, с одной стороны, озабоченная Анжела, с другой, разгоряченный Стратнер Людгера, который топал ногами, как одержимый бесом.
- Пусть гром и молния поразят эту дьявольскую страну, где даже осенью не дают покоя проклятые насекомые! Взгляните на мою руку! Посмотрите, какой вскочил волдырь!
- О, это пустяки, - сказал хладнокровно Стратнер. - К этому привыкают понемногу и потом комары оставляют нас с течением времени в покое.
- Что случилось, милостивый господин и гость мой? - спросил за спиной Людгера услужливый хозяин появляясь с бутылкой и бокалом в руках.
Неудовольствие Людгера тотчас смягчилось при виде вина, и он чокнулся с хозяином.
- А вы, милая барышня, позволите предложить также и вам? - произнесла невеста, подавая Анжеле неполный стакан.
Девушка покраснела и, прикоснувшись губами к вину сказала смущенно:
- Желаю вам счастья с вашим супругом, любезная госпожа.
- Небесный Отец снисходит к молениям ангелов своих, - сказал Бокельсон, как бы в ответ на слова Анжелы, в свою очередь чокаясь с ней.
Но стакан задрожал в ее руке и, испуганная устремленным на нее взглядом Бокельсона, она, не выдержав этого взгляда, отвернулась. Между тем новобрачные рука об руку обходили вокруг стола, чокаясь и принимая пожелания счастья.
- Какие отвратительные глаза! - с негодованием проговорила про себя Анжела и обратилась к отцу.
Последний в это время весь погрузился в рассказ Стратнера который продолжал:
- Ну, так как он теперь обратился ко мне чистосердечно, то я простил ему все прежнее и помог ему вступить в цех. Кройка его, разумеется, оказалась неважной, но я помог ему, приложил свою руку: и его приняли, тем более, что для него, в сущности, важно было только звание. Таким образом, он стал мастером и сдержал обещанное мне. Благодаря уменью красиво говорить и убеждать каждого, он привлек многих на свою сторону, тем более, что ни для кого не был соперником. В конце концов даже те, которые прежде были против меня, теперь подали голоса в мою пользу: и я был избран старшиной. А? Не правда ли, рука руку моет!
- Говорят, что так, господин старшина.
- Да, так вот, каждый получил, что ему надо было. Он - жену, она - мужа, а я… но это в сторону. Он сделал карьеру и обязан этим прежде всего мне, а затем жене, госпоже Кампенс. Ну, все, что он там еще рассказывал об ожидающих его наследствах - все это басни, разумеется. Жена этому верит, но родственники все знают, что это одни выдумки, и я тоже знаю. Но что из этого? Он достаточно обеспечен в будущем и без наследства. Ну, а ветреность пройдет с годами.
- Зачем вы так упорно обращаетесь спиной к вашему соседу? - прошептала на ухо молодой девушке Микя, вернувшись к ней опять. - Это нехорошо с вашей стороны, - прибавила она.
Анжела испуганно обернулась и взглянула на Ринальда. Она не заметила, как он вернулся и тихо занял прежнее место. Опечаленное выражение его лица произвело на нее такое впечатление, что она поспешила опять отвернуться скорее, чтобы скрыть появившиеся у нее на глазах слезы.
- Не трогайте барышню, - сказал Ринальд кротко, обращаясь к госпоже Бокельсон. - Я сам виноват. Я обидел ее необдуманным словом и буду ждать, пока со временем она, может быть, простит меня.
В это время раздался общий смех за столом. Веселье исходило с того места, которое занимал Бокельсон. Все те, кто не знал причины смеха, с любопытством требовали повторения шутки, вызвавшей его.
- Если это мастер Ян сочинил что-нибудь смешное, пусть он повторит или пусть поставит две бутылки вина! - прохрипел Стратнер во всю силу своих легких.
- Э, что там! - воскликнул Ян, одушевленный какой-то странной веселостью, напоминавшей проказы гномов. - Я поставлю вам две бутылки, черт возьми, и шутку мою сверх того, если стоит ее повторить.
- Да, да, хотим слышать шутку! - повелительно требовал общий голос гостей.
- Помилуй Боже! Что за люди! - со вздохом подумала Анжела, измученная этим окружающим ее пьяным разгулом, мыслью о Ринальде и соседством Бокельсона, внушавшего ей страх.
- Я хотел только научить Вангеста, как стать невидимкой, - сказал Ян, смеясь, и произнес следующие стихи: "Необходимо для этого шесть вещей - пара кружек прежде всего, наполненных колокольным звоном, потом кукушка, кукующая зимой, собачья шкура, по которой ни разу не пробежала блоха, льстец, не гнувший спины, и амвон, с которого еще не раздавалась ложь. Все это смешайте в одном горшке и прибавьте еще немного черного куриного помета. При помощи этого средства вы можете стать невидимкой и вам удастся все, что вы ни задумаете".
Шутка это была образцом остроумия, царившего в те времена среди цеховых мастеров, в гостиницах и на всякого рода пирушках. Оглушительные рукоплескания были наградой автору этого внезапно сочиненного стихотворения, который с таким комизмом его произнес, что сам шут его актерской труппы мог бы на этот раз позаимствовать у него.