* * *
… Бронетранспортер затормозил, дернулся корпусом, прервав полусонные видения Турбина. Сорвавшись с сиденья, Кошкин прилип к триплексу, выглядывая наружу.
- Уже приехали?
- Похоже на то…
Глава десятая
Цветов и духового оркестра при въезде в Петропавловскую комбат не ждал, как не ждал и толпы встречающих с румяным караваем и солонкой на вышитом рушнике…
Присматриваясь к десяткам светящихся в ночной темноте огней, непроизвольно вздрогнул, когда буквально в десяти шагах от бронемашины воздух вдруг прошили красные нити трассеров.
- Тормози! - воскликнул он: - Что за чертовщина?
Впереди, скрытый ночью, кто-то орал и дергал затвором:
- Пароль! Стрелять буду!.. Пароль!
"Свои, - успокоился комбат. - Чечены пароль бы не спрашивали…"
Приподнявшись, он откинул люк, но наверх, под пули перетрусившего часового, не полез, и, оставаясь под защитой брони, выкрикнул в отдушину:
- Свои, мать твою!.. Свои!
Переполошившийся караульный никак не брал в толк, откуда во враждебном краю, да еще ночью, которая, как известно, самое время для рыскавших в округе боевиков, могли оказаться свои, и продолжал драть глотку:
- Назад! Стрелять буду! Пароль!
Комбат матерно выругался и сокрушенно подумал:
"Боже, какой идиот! Такой вояка страшнее танка, настолько же предсказуем, как обезьяна с гранатой".
- Нарожают же… - проворчал вслух и снова крикнул в открытый люк. - Командира зови, живо!
А командир уже сам спешил на выстрелы. Из темноты, где орал часовой, выплыла неясная фигура, и другой голос - ниже и спокойнее - запросил:
- Слышь, кто там?
- Да свои… говорю же! - обрадовано отозвался майор и выбрался на броню. - Я командир мотострелкового батальона. Прибыл, что называется, для выполнения поставленной задачи… Хорошо же встречаете, славяне!
- Командир батареи старший лейтенант Васнецов, - в свете фар предстал крепкий малый в бушлате и шапке без кокарды, и крепость эту комбат испытал в рукопожатии. - А что касается встречи, так кто ж знал, свои вы иль чужие? По рации запрашиваем - тишина. Ждать, никого не ждем. А у вас даже бортовые номера замазаны…
- Закрасишь, когда прикажут. А со связью ты прав… На прежней волне до сих пор работаем.
Колонна уже расслабилась, захлопала дверями, ожила голосами и смехом. Уставшие солдаты спрыгивали из грузовиков, разминаясь.
- Пошли ко мне, - предложил Васнецов и повел гостя в поле наискось от дороги.
Диковинными шатрами выплывали из темноты ряды палаток, сразу за ними, на молочной пороше поля, темнели контуры тягачей с прицепленными орудиями.
Васнецов поднялся по приставленной лесенке в кунг ЗИЛа, потянул дверь. Яркий свет, хлынувший из будки, на мгновение ослепил комбата.
- А ты неплохо пристроился, - позавидовал он.
На жестяном поддоне шаяла, обдавая теплом, буржуйка, около нее сохла поленница дров. Возле занавешенного окошка приспособлена лежанка, застланная шинелью. Стол с оперативной картой. На вмонтированной в стену полке, рядом с открытой банкой тушенки, парился в стакане чай.
- Так жить можно…
- Ничего, - согласился старший лейтенант и, прихватив тряпкой створку, подбросил в огонь полено.
Он был совсем не богатырского роста, каким показался в темноте, но плотный сложением. Широкое, по-мальчишески круглое лицо с приплюснутым носом. Серые глаза приветливо смотрели на майора из- под густых пшеничных бровей.
- Давно ты здесь? - спросил комбат, принимая от Васнецова кружку с чаем.
- Пятые сутки пошли.
- И как?..
- Пока не на что жаловаться
Майор отхлебнул кипятка, и, обжигая пальцы, поспешно отставил кружку.
- А местные?.. Ладишь с ними?
- Соседствуем. - Пожал плечами Васнецов. - Населения в станице меньше половины осталось. Из чеченов, как прочуяли, что дело пахнет жареным, многие ушли. А русским деваться особо некуда…
- Но не тревожат?
- Боевики-то?.. В станице их нет, в Грозный подались. А вот оттуда ночами наведываются. Ходьбы, по-доброму, минут сорок… Иногда постреливают.
- Значит, живешь, как на пороховой бочке? Не зная, когда рванет…
- Ага… - согласился Васнецов. - Мне вот что интересно. Что в России обо всем этом говорят? Тут ведь, как на необитаемом острове Даже газет не привозят.
- У тебя можно курить? - спросил комбат. Достав из хромированного портсигара папиросу, постучал желтым ногтем по бумажному мундштуку, выбивая крошки табака. Смяв гармошкой гильзу, сунул в зубы.
- А на будущее… вы бы с куревом поаккуратнее, - посоветовал Васнецов. - В темноте категорически не советую. У меня вчера боец погиб. Хватило ума ночью закурить. Только спичкой чиркнул - бац, и прямо сюда, - он ткнул майору в мягкую ложбинку между выцветшими кустиками бровей. - Снайпер!.. В ночи уголек от цигарки за версту видать. Мой совет, лучше бросьте…
- Учту, - Комбат развеял зависший над столом клочковатый вонючий дым. - А насчет того, что о нас пишут… Я, брат, сам не знаю, чему верить. Вроде бы во Владике ведут мирные переговоры с Дудаевым, и в то же время наводняют Чечню войсками. Где логика? Или в этой дискуссии кулак - лучший аргумент?!. Не забивай себе голову… Поживем, увидим.
Комбат встал, застегнул пуговицы бушлата.
- Благодарю за угощение. Надо идти людей обустраивать. Покажешь, где можно палатки разбить?
- Ночью?! Нигде. Не надо недооценивать "чехов"…
- Кого? - переспросил майор.
- "Чехов"!.. Афганцы такое прозвище боевикам приклеили. Они раньше как душманов называли? Духами!.. И здесь малость подсократили. Чечены пока не жаловались… Так вот, если ночами они поблизости ошиваются, нет гарантии, что мину или растяжку не поставят. Дождись утра. А пока я распоряжусь, чтобы мои гвардейцы потеснились. Если кому из ваших не достанется места, пусть дрыхнут в БТРах. В них тоже тепло и мягко…
Глава одиннадцатая
Зазвонивший в восемь утра телефон разбудил Якушева. Толком еще не продрав глаза, он дотянулся до трубки и, зевая, сказал тихо, чтобы не разбудить спавшую Вику:
- Да… слушаю…
- Виктор, это вы? - он узнал по бархатному, грудному голосу Марину Павлову, секретаря филиала и ответил:
- Слушаю, Марина.
- Шеф ждет. У него снова возникли какие-то грандиозные планы…
- А претворить в жизнь их должен непременно я?
- Вы догадливы! - засмеялась секретарша.
- Буду через полчаса.
Проклиная редакционное начальство, поднявшее его ни свет, ни заря, и марочное красное вино, выпитое накануне вечером, от которого трещала голова, Якушев одевался.
Вика, щурясь от яркого лучика, пробивавшегося между плотных штор, приподнялась на локте:
- Ты куда?
- Дела, - ответил Якушев, затягивая ремень.