* * *
Через два дня Лидия Ковальски и Александр Гельфанд-Парвус вошли в ресторан, в котором обычно завтракали русские эмигранты, и направились к столику, за которым сидел маленький лысый мужчина в черном фраке с желтым галстуком и две скромно одетые женщины.
– Это лидер партии большевиков Владимир Ульянов-Ленин, со своей женой и любовницей, – по дороге к столику Парвус быстро вводил Лидию в курс дела. – Отвлеките женщин, мне нужно поговорить с ним с глазу на глаз…
Однако Ленин совершенно не обрадовался компании. Заметив Парвуса, он скривился, словно только что целиком съел лимон, и лишь заступничество Надежды Крупской, которая мягко положила свою руку на его ладонь, заставило Ленина сдержать эмоции и пригласить пару к своему столу.
Гораздо более молодую и эффектную, чем Крупская, любовницу Ленина звали Инесса Арманд. Она с чисто женским интересом оглядела богатый туалет мадемуазель Ковальски и, повернувшись затем спиной к Крупской, принялась с явным удовольствием обсуждать с Лидией последние тенденции парижской моды.
Парвусу меж тем удалось завязать с Лениным довольно странную беседу. Эта странность выражалась в том, что все время говорил он, а лидер большевиков с полупрезрительной улыбкой его слушал, при этом не забывая заглядывать в глубокое декольте Лидии.
Выполнив часть поручения, а именно втянуть в разговор Инессу Арманд, Лидия попыталась теперь заговорить и с Надеждой Крупской.
– В какой гостинице вы остановились? – спросила она жену Ленина и услышала ответ, который поколебал ее уверенность в том, что революционеры – одни из самых богатых людей на земле.
– У нас очень скромные возможности… Мы с Владимиром Ильичем снимаем квартиру в пригороде Цюриха и не можем позволить себе жить в гостиницах, – кротко ответила Надежда Крупская.
Лидия несколько растерялась от такого ответа. Но затем, бросив взгляд на жемчужное ожерелье Инессы Арманд, которое стоило не менее трех тысяч швейцарских франков, она понимающе улыбнулась и как можно загадочней произнесла:
– Я почему-то уверена, что ваши с Владимиром Ильичем возможности в скором времени возрастут. И вы будете иметь все, что пожелаете…
Надежда Константиновна удивленно посмотрела на Лидию и хотела, вероятно, что-то сказать, но в этот момент Парвус, словно неумышленно, повысил голос и громко, да так, что его услышали даже за соседними столиками, обращаясь к Ленину, провозгласил:
– Я готов немедленно передать в ваше распоряжение десять миллионов немецких марок!
Крупская перевела взгляд на мужа, поведение которого мгновенно изменилось. Ленин быстро и воровато огляделся вокруг и, повернувшись к Парвусу всем своим телом, забыв и про прелести Лидии, и о присутствии своих женщин, стал что-то быстро, но тихо говорить довольному произведенным эффектом Гельфанду. По заблестевшим вдруг глазам своего нового работодателя Лидия поняла, что тот наконец достиг цели разговора и привлек внимание своего собеседника.
Через несколько минут Ленин и Парвус одновременно поднялись из-за стола.
– Мы с моим коллегой должны отъехать по одному очень важному делу, – Ленин учтиво поклонился Лидии. – Разрешите откланяться, желаю вам всего самого наилучшего.
Быстро обежав столик и не глядя более на жену и любовницу, Ленин сбоку подошел к мадемуазель Ковальски и, согнувшись в почтительном поклоне, поцеловал ей руку, попутно в очередной раз заглянув за глубокий вырез платья.
Все присутствующие при этом вели себя совершенно по-разному. Крупская, вперив взгляд своих выпученных базедовой болезнью глаз в пустую тарелку, делала вид, что ничего этого она не замечает. Госпожа Арманд, не скрывая ревности, вслед за своим любовником тоже поднялась из-за стола; при этом было заметно, что все отрицательные чувства, промелькнувшие в эти мгновения на лице законной любовницы, совершенно не касаются Ленина и относятся к одной только Лидии. Парвус же, расплачиваясь за всю компанию с официантом, с довольной улыбкой наблюдал за этими шалостями лидера большевиков; при этом, встретившись с вопросительным взглядом Лидии, он незаметно для окружающих сделал ей знак, чтобы она более милостиво обходилась с Владимиром Ульяновым. И польская красавица вдруг подумала, что если ей придется спать с Лениным, то он наверняка окажется плохим любовником, потому что у таких, как он, бывает лишь маленький член да непомерно огромное самомнение.
* * *
Но спать с Лениным Лидии, к счастью, не пришлось. Прибывший в Цюрих этим же вечером майор Штранцель тет-а-тет встретился с мадемуазель Ковальски и, передав Лидии лист бумаги с подробными инструкциями, сказал, что ей необходимо сегодня же ночью выехать в русский Петроград, где женщина должна будет забрать у его агента документ исключительной важности. После чего незамедлительно вернуться в Цюрих.
Заметив, что немецкий майор сильно нервничает, Лидия удивилась. Она считала майора большим человеком, все время с ужасом ожидая, что он разоблачит ее фальшивые донесения, которые она с недавних пор начала писать под диктовку Парвуса. Но Штранцель в этот раз совершенно не интересовался Парвусом, и Лидия, успокоившись, вернулась в гостиницу, где принялась со знанием дела упаковывать в дорогу весь свой дорогостоящий гардероб.
Парвус поначалу несколько удивился необычному заданию Лидии и попытался выяснить подробности, но затем, убедившись, что его любовница сама ничего толком не знает и ее используют лишь в качестве курьера, пожелал мадемуазель Ковальски счастливой дороги и отбыл в клуб, где с недавнего времени пристрастился играть в карты по-крупному.
XV
Прибыв утренним поездом в Петроград, Лидия взяла извозчика и поехала, как ей рекомендовал майор Штранцель, в гостиницу "Астория", где, сдав багаж коридорному, прямо из вестибюля гостиницы сделала звонок по телефону, сообщив неведомому абоненту, что готова встретиться с ним завтра в полдень. Поднявшись затем в свой номер, Лидия с чувством выполненного долга принялась развешивать свои многочисленные платья и шляпки, намереваясь сегодня же вечером посетить легендарный Мариинский театр, о котором она столько слышала в Вене и Берлине.
Настроение у Лидии было прекрасным. Этот загадочный русский город, который она давно намеревалась посетить, был родным городом ее отца, и Лидия была почти уверена, что всегда испытывала к Петрограду родственные чувства. Отправив посыльного узнать, есть ли билеты в Мариинку, она набрала полную ванную горячей воды и с наслаждением погрузила свое холеное тело в водную стихию.
Через сорок минут, которые были необходимы Лидии, чтобы полностью завершить свой ежедневный ритуал, она вышла из ванной комнаты и увидела сидящего в кресле приятного господина лет сорока:
– Wer… sind Sie? Wie sind Sie hier hingeraten?
Мужчина поднялся и, игнорируя вызывающую наготу Лидии, произнес хорошо поставленным голосом:
– Es wäre besser, wenn Sie sich anziehen, gnädige Frau. Wir haben ein langes Gespräch vor…
И когда заметил, что его слова не произвели на женщину должного впечатления, добавил холодным и официальным тоном:
– Я – полковник русского Генерального штаба, извольте одеться и выполнять мои команды. В противном случае вам придется разговаривать в другом месте и с другими людьми.
Лидии показалось, что в этот момент на нее обрушился потолок и сейчас она упадет в обморок. Но, пошатнувшись и схватившись за спинку стула, она быстро взяла себя в руки и, набросив на голое тело халат, повернулась к полковнику, который галантным жестом показал на кресло напротив того, в котором сидел он:
– Присаживайтесь, – на этот раз Лидия безропотно выполнила его просьбу, и полковник продолжил самым миролюбивым тоном:
– А мы ведь с вами, мадемуазель Ковальски, почти знакомы. Помните австрийского полковника Редля?
Лидия молча и обреченно кивнула и подумала, что теперь она точно погибла – если русским известен даже этот эпизод в ее биографии, значит, они знают все.
– Да, – словно прочитав мысли женщины, продолжал полковник. – Мы действительно знаем все… ну или почти все. А вот то, чего не знаем, вам предстоим нам рассказать.
Лидия обреченно кивнула и произнесла дрожащим голосом:
– Wenn ich Ihnen alles berichte, lassen Sie mich am Leben? – и быстро продолжила по-русски, словно хотела убедить русского полковника, что она знает достаточно много, чтобы обменять свою любимую и единственную жизнь на секреты чужих ей людей. – Я много знаю… и о майоре Штранцеле, и об австрийском полковнике Редле… и о русских революционерах, которые находятся на службе у немецкой разведки… – Лидия вдруг заплакала. – Только умоляю, оставьте мне жизнь.
Через два часа, прочитав целое сочинение, написанное покорной и сдавшейся на милость победителя Лидией, полковник Сиротин пригласил из коридора переодетых в штатское платье Апраксина и Нелюбова и, когда они вошли, сказал, показав на капитана Апраксина:
– Этот господин теперь будет днем и ночью находиться при вас все три дня, что вы пробудете в Петрограде… В Берлине скажете, что подцепили этого офицера на свои прелести, и что он готов к активному сотрудничеству…
Лидия попеременно оглядела обоих подчиненных Сиротина и, капризно улыбнувшись, сказала: