Перед самым его лицом с платформы сыпануло какими-то щепками. Он нырнул между колес, пополз. И вдруг увидел, что кто-то его опередил: кто-то уже стоял между вагонами, крутил сцепку. Старшина узнал начальника артснабжения полка Игнатьева, вынырнул из-под платформы, сунулся помогать ему, да только помешал, на какой-то миг задержал руки. Игнатьев выругал его, крикнул, чтобы скидывал петлю с крюка. Старшина попробовал это сделать и не смог: сцепка еще не была раскручена. И заметался глазами, что бы сделать в эту секунду. Делать было нечего, и эта необходимость ждать растянула секунды в мучительную бесконечность. Платформа уже горела вовсю, пламя перекидывалось поверху, лизало стенку вагона.
Петля, которую старшина все время дергал вверх, неожиданно соскочила с крюка и упала, больной ударив по боку.
- Толкай! - заорал Игнатьев так громко, будто старшина был от него бог знает где далеко.
Они навалились вдвоем и с ужасом почувствовали, что вагон не движется. Старшина вскочил на буфер, не обращая внимания на огонь, плясавший перед глазами, уперся руками и ногами в оба вагона, стараясь оттолкнуть их друг от друга. Вдруг почувствовал, что вагон пошел, уже не доставая стенки, свалился вниз и только тут увидел, что их пятеро - толкачей. Откуда-то взялись двое бойцов и помначштаба полка капитан Носенко.
- Пошла! - радостно заорал Потушаев, вцепившись обеими руками в тарелку буфера. Оглянулся, увидел со всех сторон бегущих к вагону бойцов.
И тут что-то скользяще ударило его сзади, отбросило. И поползли, побежали перед глазами картина за картиной: блескучая гладь Волги у зеленой стрелки, сияющие купола монастыря, поплавки на тихой воде, упругая натяжка подсечки, при которой замирает, замирает, замирает сердце…
Очнулся от того, что кто-то толкал и дергал его. Открыл глаза, увидел чью-то спину с черными пятнами пота на гимнастерке и понял, что его несут двое - один держит под колени, другой под мышки.
Потушаева донесли до знакомой шелковицы, положили на что-то мягкое. Спиной старшина ощутил мешки с ветошью и подумал с горькой иронией: в кои веки попытался сделать что-то стоящее, и то не дали, принесли обратно на склад. Ему стало смешно от этой мысли, и он тихо фыркнул. И сразу сморщился от боли, резанувшей по голове.
- Ничего, герой, не такое бывает, - услышал он голос Носенко. - Раз улыбаешься, значит, порядок.
- Все улыбаются, пока в медсанбат не попадут, - сказала рядом санинструктор Липочка. Была Липочка довольно миловидная лицом, но так высока и здорова, что бойцы только по праздникам называли ее красавицей. Про нее шутливо говорили, что она родилась быть санитаркой именно в артиллерии, в случае чего вытянет раненого артиллериста вместе с орудием. - Та-ак, та-ак, - повторяла Липочка, ворочая Потушаева, словно куль с ветошью. - Чем это его, не пойму?
- Доской шмякнуло, - подсказал кто-то.
- Доской не осколком, не опасно… Та-ак… черепушка цела, раны нету, только, видать, оглушило. Счастлив твой бог, Потушаев. Через пару дней будешь за девушками ухаживать.
- Да я… Да я… - дернулся он, пытаясь встать.
- Знаю, ты хоть сейчас. Но потерпи, не рыпайся. Кроссы не бегать, тяжести не поднимать, иначе в санчасть отправлю. Мне больные артиллеристы не нужны.
Она забинтовала ему голову, сказав, что это больше для начальства, и ушла. Через минуту он уже лежал один на мягких кулях с ветошью, словно сам был одним из этих кулей - неотъемлемая принадлежность склада, как сказал бы кладовщик Проскурин. Солнце запутывалось в еще не облетевших ветвях шелковицы, и синело в просветах небо, голубое, совсем не осеннее…
Липочка оказалась права. Несколько дней у Потушаева болела и кружилась голова, и он бродил, как помешанный, не зная, куда приткнуться. Начальство его не одолевало: раз голова перевязана, значит, дело серьезное. А потом все само собой прошло. Он размотал "чалму", надел фуражку и пошел к начальнику своего отдела лейтенанту Солодовскому докладывать о том, что склад в полном порядке, что, несмотря на контузию, он с помощью кладовщика разместил вещевое имущество в пустующем доме, достаточно сухом, достаточно теплом, достаточно проветриваемом. В этот день было сыро и пасмурно. Тучи низко стлались над степью, готовые вот-вот пролиться дождем.
Лейтенанта Солодовского старшина нашел возле штаба полка.
- А я уж хотел посылать за тобой, - обрадовался лейтенант. - Как голова? Чего разбинтовался?
- Нормально голова, поболела да прошла.
- Тогда вот что… Можешь ехать?
- Куда?
- В Симферополь надо. Там, понимаешь, теплые куртки получили. Помнишь из Одессы льняную ткань вывозили? Так вот из нее на Кавказе понашили всякого, теперь в Симферополь привезли. Надо поехать, пока армейские штабы, как мы, маются без постоянных помещений. Зима на носу, а что имеем?…
- Крым не север, тут же теплого по норме не полагается, - решился старшина прервать страстную тираду начальника.
- Ты завскладом или кто? Прижмут нас командиры дивизионов, что дадим? Крым не Крым, а теплое не помешает.
- Так куртки ж не по форме…
- В Одессе не скажи, засмеют. Сама война не по форме, а ему форму подавай. У нас должно быть все на складе, на все случаи и даже больше. Понятно?
- На чем ехать-то? - спросил Потушаев.
- На чем, на чем… в этом вся загвоздка. Было бы на чем, сам бы поехал… Тут такое дело. Только что у начальника штаба совещание было. Немцы прорвались, оказывается. Приказано дивизионы выкатить на руках на евпаторийскую и джанкойскую дороги, а штабным работникам - кровь из носа - самим искать средства тяги.
- Как это искать? Не волов же…
- А хоть бы и волов. Обещанных тракторов нет и, как видно, не будет. Нет их у штаба армии, понятно?
- А на чем сейчас-то ехать? - снова спросил Потушаев.
- Капитан Носенко едет на машине со счетверенными пулеметами. Поедешь пока с ним. Когда раздобудешь свою машину…
- Где раздобуду?
- А я знаю? До войны сколько было машин в Крыму, кое-что должно же остаться… Ну вот… Только не своевольничать. Комиссар сказал: мы не грабители с большой дороги. Понятно?
- Ничего себе…
- Когда раздобудешь машину… Нужна нам машина или не нужна?! - вдруг взорвался он. - Свои-то в Одессе остались!… Так вот, раздобудешь машину, поедешь в Симферополь, разузнаешь насчет курток. И если удастся выпросить…
- Выпросить? - удивился Потушаев. - Кто же мне даст просто так?
- Я знаю - кто? Я знаю только, что начинается большая неразбериха. А когда неразбериха - одни теряют, другие находят. Всегда так.
- Ничего себе заданьице, - проворчал старшина. - Найди машину - не знаю где, достань куртки - не знаю как.
- Именно. Правильно понял, молодец!
Старшина злился, но возразить ничего не мог.
В вопросах найти-достать мудрее Солодовского не было человека во всем полку. И он прав, если действительно дело на фронте - швах, то оставалось надеяться только на смекалку и сообразительность.
Он едва не прозевал выезжавшую из Сарабуза машину с капитаном Носенко. Увидел уже вдалеке, кинулся следом, крича во все горло. Его услышали, застучали в крышу кабины. Потушаев добежал, перевалился через борт и долго лежал на дне: контузия давала себя знать.
Машина помчалась по шоссе на Симферополь, потом свернула на грунтовку и еще прибавила скорость, убегая от нависшего над кузовом облака пыли.
- Теперь только самолетов не хватает, - сказал сидевший под пулеметами красноармеец. - По такому хвосту они нас из-за горизонта заметят.
- Пусть только сунутся, - сказал другой, кивая на четыре ствола, нацеленные в небо.
Машина резко затормозила, и облако пыли тотчас догнало, плотно забило кузов. Потушаев приподнялся, сквозь завесу пыли разглядел прижавшуюся к кювету обшарпанную трехтонку.
- Ты чего - спятил?! - кричал шофер трехтонки, высунувшись из кабины. - Чего надо?
Носенко спрыгнул в пыль, поправил фуражку, спокойно подошел к продолжавшему кричать шоферу.
- Что везете?
- Архивы эвакуирую.
- Какие архивы? Чьи?
- Нашей фабрики.
- Фабрики? - Носенко встал на колесо, заглянул в кузов. - Точно, бумажки возят. Ну вот что! - крикнул он, спрыгнув на землю. - Машину я мобилизую.
Он посадил рядом с шофером одного из красноармейцев, посмотрел вслед удаляющейся трехтонке и неожиданно подмигнул старшине.
- Как голова?
- Полегче.
- Тебя бы надо с машиной отправить.
- Это почему? - обиделся старшина.
- Зря ты с нами увязался. Я ведь знаю, чего хочешь, Солодовский намекал. Не выйдет. Все, что удастся найти и мобилизовать, я отправлю в часть. Сейчас гаубицы выручать надо, а не тряпки. Полк мертв без средств тяги.
- А я так с вами поезжу. - И неожиданно признался: - Смерть как надоело с тряпками возиться. Мне бы в разведку.
- Э, брат, мало ли кому чего хочется. Я вон тоже на командную должность прошусь. Не пускают…
Весь этот день носились они по степи. К вечеру удалось перехватить еще лишь одну только старенькую полуторку, перевозившую пианино. Сгрузили инструмент в первом же селе, возле школы, и заторопились обратно в полк. Они еще не знали, что батареи уже ведут огонь по прорвавшимся немецким танкам, что полк получил приказ на отход, но в полном составе отойти не может, что собранных средств тяги едва хватает на первый и второй дивизионы, а третьему приказано взорвать гаубицы и уводить личный состав. Не знали они, что в эту самую минуту командир третьего дивизиона, впервые в жизни решившись не выполнить приказ, распорядился отводить батареи поочередно, на руках, прикрываясь огнем других батарей.