Ильза Лунд родилась в Осло 29 августа 1915 года, спустя всего десять лет после того, как Норвегия получила независимость от Швеции; Осло тогда еще звался Христианией. Ильзин отец Эдвард Лунд был членом того парламента - стортинга, - который отверг власть шведского монарха Оскара II и основал современное норвежское государство. "Тем, кто сомневается в силе нашего стремления, - сказал Эдвард в своей пламенной речи, - я отвечу: мы готовы подтвердить ее, пожертвовав своей жизнью и домом, но честью - никогда". Вскоре отца Ильзы пригласили в правительство, где он и работал до самого апреля 1940 года, когда фашисты наложили лапу на Норвегию во славу тысячелетнего рейха.
Ингхильд успела прихватить лишь кое-что из вещей, когда ее тайно вывезли в Лондон вместе с королем и низвергнутым правительством. Ильза сразу узнала эти вещи. Кружевная скатерть, которую некогда стелили на массивный деревянный стол с резными толстыми ножками, под которым она любила прятаться ребенком. Кое-что из серебра. Пара-тройка персидских ковриков - на одном до сих пор видны пятна от молока, пролитого Ильзой много-много лет назад в приступе детской ярости. Маленькие настенные часы, что в семье матери переходили из поколения в поколение. Они тихонько тикали в углу, каждая упавшая секунда - горькое напоминание о бедствии, постигшем их родную землю.
Нет, не так сказала себе Ильза. Каждая секунда приближает избавление и свободу для всех. Какую бы роль ей ни пришлось сыграть в освобождении, она готова.
Ингхильд как раз готовила чай; теперь она добавила воды и поставила его завариваться. Достала печенье, как всегда делают мамы, и шнапс, как мамы делают иногда.
- Я так за тебя переживала, я была сама не своя, - сказала Ингхильд с облегчением. - После падения Франции от тебя перестали приходить письма. Подполье сообщило, что ты жива, но больше толком ничего не говорило. За год мне тайно передали несколько писем. От наших агентов я знала, что ты в оккупированной Франции, но не знала, где именно. Когда я услыхала, что тебя отправили в Касабланку, я не могла спросить зачем, но, по крайней мере, смогла кое-чем помочь. - Ингхильд рассмеялась. - И вот ты здесь! Ах, если бы отец видел!
- Так это ты посоветовала, чтобы я вышла на Бергера! - воскликнула Ильза. В эту минуту ликования она не хотела думать об отце; позже они вместе поплачут о нем - когда она за него отомстит. - Как же я не сообразила, что мама по-прежнему за мной присматривает.
- Да, золотко, - сказала Ингхильд. - Я, может быть, всего лишь слабая одинокая женщина, но еще могу драться за свою родину - и за своего ребенка. Каждую неделю я бываю на брифинге у нового королевского министра обороны. Похоже, правительство ценит мои советы, но хоть убей, не пойму почему.
Ильза сжала руку матери, все еще молодую руку, которую она так хорошо помнила.
- Понимаешь, понимаешь, - сказала Ильза. - Вы с папой всегда были на равных. Он звал тебя своей лучшей половиной и доверял тебе, как никому другому. Все, что знал он, знала и ты, и от этого была громадная польза всей стране.
Глаза Ингхильд затуманились воспоминаниями об Эдварде Лунде, но она отогнала их, не желая, чтобы они омрачили ее счастье.
- Министр обороны сообщил мне, что Бергер, возможно, способен достать laissez-passer или транзитное письмо, чтобы вытащить тебя из Марокко. Ну, я и просила тебе передать, чтобы ты нашла его в кафе. Забыла, как называется.
- "Американское кафе Рика", - сказала Ильза. - В Касабланке рано или поздно все туда приходят.
- Да, - сказала мать. - Я так рада, что Бергер смог вытащить тебя из Касабланки. Оле хороший был мальчик, но такой взбалмошный. Кто мог заподозрить в нем такую храбрость? Героя не всегда узнаешь с виду.
От разговоров о доме на Ильзу нахлынули воспоминания. Стоит прикрыть глаза, внимая голосу матери и вдыхая запахи ее кухни, - и она будто вновь в Осло.
- Мама, расскажи, как там дома, - попросила Ильза.
- Ну, кое-кто из наших, конечно, здесь, - начала та. - Лив Ольсен с нашей улицы и ее муж тут, а Биргит Осен - помнишь Биргит, вы в детстве играли вместе? - теперь в Америке. В Бэй-Ридже - так, кажется.
- Помню, - сказала Ильза. - Мы с ней, бывало, ходили к парламенту и воображали, что мы самые важные королевские советники.
- Когда-нибудь, глядишь, и станете, - сказала Ингхильд. - Мы приехали в июне 1940-го, когда король понял, что сопротивление бессмысленно и правительству целесообразнее продолжить борьбу из Лондона. Но многие остались там, и даже теперь день и ночь работают против фашистов. Помнишь Арне Бьёрнува?
- Малыш Арне, который спрашивал, можно ли позвать меня в кино?! - воскликнула Ильза. - Он так нервничал. Наверное, думал, папа сейчас откусит ему голову. И я бы с ним пошла, если бы он не удрал так стремительно, будто за ним привидение гналось. А все потому, что папа спросил: "Каковы ваши намерения, молодой человек?" Ему было тринадцать!
- Этот перепуганный мальчонка вырос в весьма храброго мужчину, - сказала Ингхильд. - Благодаря Арне люди отказались подчиняться указам немецкого наместника Йозефа Тербовена и попросту игнорировали воззвания Нашунал Самлинга - они теперь единственная разрешенная партия. Предатель Квислинг в сентябре прошлого года объявил военное положение, и это лишь усилило в людях волю к сопротивлению. С каждым днем шире ряды патриотов, диверсантов и подпольщиков. Фашисты недоумевают и ярятся, но что им делать? Они же не могут убить нас всех - а только так можно захватить Норвегию на самом деле.
Ильза с восторгом слушала рассказ о друзьях. Пришло время рассказать матери о себе.
- Мам, это не Бергер помог нам получить бумаги на выезд. Меня - вернее, нас - из Касабланки вытащил другой человек.
Ингхильд уловила в голосе дочери смену настроения.
- Нас?
- Да, нас, - подтвердила Ильза. - Я уже два года замужем за Виктором Ласло.
- Замужем! - воскликнула мать, и думать забыв обо всем прочем. - Да еще за Виктором Ласло! Вся Европа знает и чтит это имя. Какая чудесная новость!
Ингхильд поцеловала дочь, сердце ее разрывалось от гордости; ах, если бы Эдвард знал.
- Я не могла написать тебе про свое замужество, - продолжала Ильза. - Ради его безопасности и ради моей мы никому не говорили. Слишком рискованно для нас обоих. Но из Марокко нас вытащил не Виктор. Другой. Тот, о ком мне надо с тобой поговорить.
Ильза смолкла, не зная, как продолжить.
- Мама, - начала она, - возможно ли любить двоих мужчин одновременно? По-настоящему любить и того и другого, всем сердцем и всей душой, так, словно без них твоя жизнь не имеет смысла? А если возможно - как выбрать? И надо ли выбирать? - Ильза крепко сцепила руки. Она сидела так близко к матери, а душою была еще ближе. - Возможно ли это, когда они так непохожи? - продолжала она. - Когда один обращается к лучшим чертам твоей натуры, а другой - к самой твоей природе?
Она замолчала, в ужасе ожидая и страстно желая ответа; не зная, что хочет услышать.
Ингхильд осторожно взвешивала слова дочери. Если она и удивилась, узнав о замужестве Ильзы и тут же - о ее дилемме, то виду не подала.
- Может, расскажешь мне о нем? - сказала она.
Эту речь Ильза и репетировала в такси, сама того не зная.
- Его зовут Ричард, - ответила она. - Ричард Блэйн. Он американец, из Нью-Йорка.
И она рассказала матери все, начав с того, как встретила Виктора. Рассказала об их недолгой жизни в Париже. О том, как сообщили о смерти Ласло. О том, как познакомилась с Риком.
- Была весна, я читала газету в "Дё Маго". Только и говорили, что о войне. Порыв ветра унес у меня газету. Но она не успела улететь на мостовую - мужчина за соседним столиком поймал ее и подал мне. "Кажется, это ваше, мисс", - сказал он по-английски. Я подумала, что он, должно быть, американец. Он сел за мой столик. Я его не приглашала, но он все равно сел. Тут я и убедилась, что он американец. "Вид отсюда гораздо лучше", - сказал он и заказал нам обоим кофе на самом дурном французском, какой мне только встречался. Услышав, как он говорит, я засмеялась. "Что смешнее, - спросил он, - мой акцент или мое лицо?" Могла ли я после этого его прогнать?
- Если мужчина умеет женщину рассмешить, - сказала Ингхильд, - он сделал первый шаг к тому, чтобы завоевать ее сердце.
- Мое сердце! - воскликнула Ильза. - Я думала, оно исчезло, умерло вместе с Виктором. Я была одна и совсем одинока. Не знала, что делать и куда идти. Домой в Осло я не могла, после того как…
- После того как Квислинг продал нашу страну немцам, - досказала Ингхильд.
- После того как ты уехала, - поправила Ильза. - После того как не стало папы. - Голос Ильзы дрогнул - она гнала от себя печаль. - В тот вечер он предложил мне поужинать в "Ла тур д'аржан". Я согласилась. Все выглядело вполне невинно. Мы поужинали. На следующий день мы танцевали. Ездили прокатиться на его машине, плавали по Сене. Побывали в его ночном клубе "Ла бель орор". Вдвоем встретили рассвет, и это было так прекрасно.
- И ты влюбилась, - сказала Ингхильд.
- И я влюбилась, - подтвердила Ильза. - И не в идею на этот раз, а в человека. Ричард открыл мне мир, о котором я и не подозревала, мир романтики и страсти и…
- Физической любви между мужчиной и женщиной, - сказала Ингхильд.
Ильза кивнула: