- В форте Пливе нам приходилось справлять большую нужду, сидя на длинной доске, - заговорил Брандт. - Каждый, кто падал в яму, тонул в дерьме. Утонули многие. Эсэсовцы и охотники за головами заключали пари на то, как долго сможет человек продержаться на поверхности.
- В Майданеке такая же доска, - кивнул старый еврей. - Многие захлебнулись в той яме. Упавший погружается медленно, будто в болото. Когда он скрывается, на поверхность с бульканьем выходят пузырьки воздуха. Словно из кипящей каши.
Малыш выплюнул кусок гусиной ноги и приложился к бутылке чешского пива.
- В Брюкенкопфе-три возле Торгау нам приходилось мочиться друг на друга и марать подштанники. От черного пива все страдали поносом.
Мы с удивлением посмотрели на Малыша. Раньше он не говорил ни слова о своем пребывании в тюрьме. Мы понятия не имели, что он совершил и где содержался.
Малыш откусил кусок салями, тут же выплюнул, обмакнул его в чашу с вином и сунул в рот. И продолжал говорить с набитым ртом, поэтому разбирать слова было трудно.
- Унтершарфюрер из "Мертвой головы" сломал мне в трех местах руку.
Он стал ковырять в зубах кончиком штыка и сплевывать во все стороны. Потом немного отпил из чаши, в которую макал колбасу.
- И оторвал мизинец на ноге щипцами, совершенно новыми.
Малыш выпил еще немного чешского пива. Поднялся, схватил большое кресло, занес над головой и, грохнув о пол четыре или пять раз, разбил на куски. Потом принялся пинать обломки.
- Вот что я сделаю с этим унтершарфюрером, когда найду его. Я знаю, он служит в одном из лагерей на Везере.
И на лице его появилась улыбка, не сулившая тому эсэсовцу из "Мертвой головы" ничего хорошего.
- В Ленгрисе нас колотили палками, - сказал я. Мне вспомнился давний сочельник под голыми тополями, на ветвях которого каркали вороны, и оберштурмфюрер СС Шендрих, командовавший: "Раз-два, раз-два!" - крикливым голосом, прерывавшимся от восторга, когда кто-то терял сознание. Я не сказал, что сделаю с Шендрихом, если мы встретимся. Надеюсь, мы не встретимся никогда.
- В Фогене кое-кого из нас ради забавы кастрировали, - сказал Легионер, сжимая обеими руками гранату, глаза его сверкали, словно у Карла Моора, когда отмщение было близко.
- В Гросс-Розене повесили вниз головами триста шестьдесят семь евреев, - заговорил Штеге. - У одного отрезали нос и бросили псу Максу. Этот пес очень любил человечину. Пока он ел нос, мы должны были петь: "Дорогой, больше я уж тебя не увижу".
- Я, когда вернулся домой из форта Цинне, пытался повеситься, - сказал Старик.
Мы немного посидели в молчании. Мы уже знали о том, что Старик хотел повеситься. Жена успела вовремя перерезать веревку. Знакомый священник поговорил с ним. Больше Старик уже не пытался покончить с собой.
- Когда война окончится, - сказал Герхард Штиф, - приглашаю вас всех на пиво в "Полпетуха" на Ганзаплатц.
- Замечательно, - выкрикнул Брандт. - Встретимся там и зальемся пивом!
- "Дортмундер Экспорт", по бочонку на брата, - засмеялся Штеге. - Да, по бочонку, - восторженно добавил он.
Нам почудился запах этого пива. Мы захлопали друг друга по плечам и издали исступленный вопль в честь дортмундера, который будем пить в пивной "Полпетуха".
- А знаете "Зеленую козу" на Альберт Рольфгассе? - воодушевленно прокричал Штиф, перекрывая общий шум. - Там подают лучшие на свете тефтели и тушеное с уксусом жаркое.
- Нет, мы не знаем этого заведения, - засмеялся Штеге, но, если покажешь его нам, в благодарность покажем тебе кабак "У Лили", там лучшие девочки в Гамбурге. Одна может делать все, что угодно - прямо-таки факирка. Говорят, она изучала искусство любви в пенджабской пагоде в Раджпуре.
- Остановим выбор на "У Лили", - решил Старик.
- А шлюхи там есть? - спросил Малыш сквозь шум.
- Сколько угодно, - ответил Штеге.
- Кончилась бы война, - вздохнул Малыш, - чтобы можно было сразу туда отправиться.
- А потом поднимем шум на весь город, - закричал Порта торжествующе. - Будем драться со всеми обормотами и ухлестывать за всеми девочками.
- Только нужно не застрять в "Полпетуха", - сказал Штиф. - Там очень приятно, и после двух кружек дортмундера понимаешь, что тебя мучает жажда.
- Давайте поиграем в марьяж или в "двадцать одно", - предложил Бауэр, рослый мясник из Ганновера, всегда пугавшийся перед атакой. Он говорил, что нужно старательно избегать всякого риска. Риск себя не оправдывает. Утверждал, что потерял многое, став солдатом.
- Не хочу я никаких крестов, - сказал он, - ни золотого, ни железного, ни деревянного. Десять часов работы на хорошей колбасной фабрике под началом покладистого мастера, вечером хорошая девочка, партия в марьяж, пиво с парой товарищей после работы - больше ничего мне не нужно.
Играли мы с полчаса. Герхард Штиф выиграл около двухсот марок. Мы ему подыгрывали. Он делал вид, что не замечает.
- Мастерски играешь, Герхард, - засмеялся Порта. - Всех нас за пояс заткнешь.
Чтобы в игре могли участвовать все четырнадцать, мы стали играть в банк. Когда Герхард открывал нужную карту, восторг наш не знал границ.
- Черт возьми, Герхард, ты будешь богачом. Может, станешь нашим работодателем после войны, - сказал Брандт.
- Да, только давайте не забывать, что нужно совершить революцию перед тем, как вернуться домой, - предупредил Порта. И высморкался пальцами на стенную панель, куда до него сморкались многие, используя пальцы вместо платка.
Брандт придвинул бутылку к Герхарду.
- Глотните еще, герр лейтенант.
Герхард глотнул и поставил бутылку на стол так же, как мы, с уверенным стуком. Стук этот был очень важен. Он показывал, что с бутылкой ты на дружеской ноге. Ее нельзя возвращать на место как домохозяйка, капнувшая на зельц чуточку уксуса. Ты ставишь бутылку так, словно бы говоришь: "Слушай, товарищ Шнапс, твое место здесь! Черт возьми, мы с тобой можем похвастаться кое-чем, чего не знают ни Бог, ни дьявол". Служанка просто опускает бутылку. Сопляки, которые хотят порисоваться, ударяют бутылкой о стол, а люди из порта и с фронта, с больших грузовиков и заводов ставят бутылку именно с таким стуком. Свидетельствующим, что они взрослые. Это люди, которые усмехаются, когда другие разевают рот, и которым сама бутылка говорит: "Привет, старый пьянчуга!"
Унтер-офицер Хайде поднялся снова. Нагло, провокационно втиснулся между Краузе и Герхардом. Положение на минуту стало взрывоопасным. Шум, крики. Выпалив ряд оскорбительных ругательств, Хайде сел рядом с Герхардом, на то место, которое занимал Краузе. Усмехнулся, опрокинул пару стаканчиков шнапса и щелкнул языком.
- Карты Юлиусу Хайде. - Искоса взглянул на Герхарда. - Давай обдерем этих вонючек!
Герхард кивнул. Мы играли молча. Герхард постоянно выигрывал. Хайде расстроился.
- Везучий же ты, - воскликнул он. - Я скоро окажусь на мели. Если так будет долго продолжаться, мне придется после войны стать альфонсом.
- Подумаешь, - небрежно заметил Порта. - Ты уже был им до войны.
Хайде с понурым видом сказал:
- Проигрался!
Герхард усмехнулся.
- Могу дать кредит.
- Под какой процент? - насмешливо спросил Хайде.
- По ставке, какую берут ростовщики с ненадежных типов, - решил за Герхарда Легионер.
- Это будет двести пятьдесят процентов! - воскликнул Порта, бросив на стол пикового туза.
Порта забрал весь банк. Триста семьдесят марок и четыре сигареты с опиумом.
Мы схватили пиковый туз Порты и тщательно его осмотрели. Он явно сплутовал.
Хайде и Брандт взяли кредит на ростовщических условиях.
- Умники, - насмешливо сказал Легионер. И хмуро посмотрел на Порту, сидевшего над своими деньгами.
- А ты, Гроза Пустыни, будь добр, закрой пасть, - угрожающе сказал Порта. И снова крупно выиграл. Ссудил деньгами Краузе под двести семьдесят пять процентов. Вложение денег в этого типа было весьма ненадежным, так как он являлся осужденным за трусость эсэсовцем. На Краузе имели зуб два разных лагеря, и судьба могла настигнуть его в любой момент.
- Мы устроим в Гамбурге первоклассные петушиные бон, - возбужденно воскликнул Бауэр, - и ты, лейтенант, будешь у нас главным.
- Да, снимем лучший зал, - засмеялся Штеге.
- Черт возьми, какой петушиный бой можно устроить там! - заорал Малыш. Мысленным взором он видел, как петухи убивают друг друга - а мы тем временем обманываем игроков.
За окном сияла большая круглая луна. Казалось, она смеется над всеми четырнадцатью кандидатами в покойники.
Легионер убрал со стола карты и опрокинул пинком свой стул.
- Надоело. Давайте вместо этого устроим боксерский матч!
Все тут же было организовано. В поединке должны были встретиться Малыш и Хайде. Тесьму с диванов и кресел связали концами и обозначили ей границы ринга. Двое рослых мужчин стояли наготове в трусах и пехотных сапогах. Руки им перебинтовали марлевыми бинтами. Боксерских перчаток у нас не было.
- Я расквашу тебе рыло! - пригрозил Малыш, разжигая себя.
- Я вышибу тебе мозги, - выкрикнул Хайде.
- Все будет отлично, - торжественно заявил Порта.
Легионер кивнул.