- Не знаю. Викентию Стасовичу не говорил…
- Скажешь о нем все, что знаешь, я разыщу!
- Скажу. И еще со мной двое могли попасть туда же. Я там их не видел, и ничего не знаю. Друзья мои, мы к немцам попали вместе…
- Скажешь мне все, разыщем их тоже. Тебя же я разыскал…
- Меня, да, - улыбнулся Мирка, - я молился за Вас, до того еще, как увидели с Ваней. С первого дня, до того как потом, на плацу…
- Это когда зуб болел? А потом? - с улыбкой спросил подполковник. И сам же ответил, - Потом смысла не было, так ведь? Отпал…
- Ну, все поняли так…
- Ладно. Голову ты не ломай - сломается, А получилось вот что: немцы, ты сам же видел, спектакли любят, но и ценить их умеют. Комендант ведь пообещал?
- Да. При всех.
- Во-первых, уверен был, что не получится; во-вторых - знал, что никто повторить не сможет. Ты помнишь, сколько людей было этой колючкой убито?
- Да. Специально бросались, чтобы с собой покончить. Было. И немцев там убивало.
- Верно, - кивнул подполковник, - и немцев. По неосторожности, или тех, что подходили из любопытства. Было. Но я эквилибрист. Дар, которым я обладал, и развивал годами. Я тоже считал, когда уже был на той стороне: это побег, пристрелят! Но, если в смерти моей пользы не было, то живым пользу какую-то, явно, я мог принести. Комендант думал так. И когда вас удалили с плаца, я был отконвоирован на КПП, и в тот же день, передан представителям их диверсионного центра. То есть, был в том же плену, но здесь меня вербовали, заинтересовывали службой Великому Рейху.
Вспоминая, он смолк, и оценил с улыбкой:
- Ты, между прочим, знал, что я НКВДист. Комендант не знал, но ты знал! Забавно: один русский, чуть только сбежал из Освенцима, спрашивает другого: "Значит, Вы милиционер?"
- Я тогда думал, что НКВД - это просто милиция в форме и все.
- Но разведчики-диверсанты знали, и в этом была, в их глазах, моя ценность. Я в сорок третьем попал в руки немцев, после 19 апреля - то есть, когда моя служба реорганизовалась в "Смерш". Так вот, сам удивляясь, зачем я, в конце войны немецким разведчикам нужен был? Но принял условия. Вступил в игру с ними, занялся встречной вербовкой. Склонил на свою сторону одного из шефов. Трезвостью он отличался: стоит ли - думал он, умирать за Великий Рейх, который уже втыкает рогами в землю? Как немец, практичный, подготовил он документы и мы бежали. Потом, самолетом, с ценными документами, доставили нас в Москву. Вот и все. А о тебе Мирон, я тоже думал, но, - развел подполковник руками, - жаль, не все в моей власти было тогда…
"Ну, уж теперь-то!..." - хотел бы прокомментировать очевидное, Мирка, но промолчал.
- Не догадываешься, - спросил с легким прищуром, подполковник, - зачем ты вызван?
- Полагаю, - ответил Мирка, - мои интересы в жизни, уже закончены.
- Сташинский сказал?
- Он мой начальник.
- Но водку с ним пить, доводилось. Бывало такое?
- Да. Сначала, в Освенциме, я принес им немецкий кагор.
- И влип в руки Сташинского…
- Я не знал, кто он.
- Да… - вздохнул подполковник, задумчиво потарабанив пальцами, - Нам же с тобой не придется, ни капли выпить. Времени нет. Вот это, - он взял в руки папку "Личное дело агента "Зебра"", - Я пустил его в ход. У меня только сутки. За это время ты должен успеть получить продовольственный аттестат, проездной, выписку из приказа - все документы.
- Зачем, документы?
- Не спорь с подполковником, ладно? В Освенциме спорить не стал… Получишь документы участника войны. Это разные вещи: пострадавший, или участник войны. Осмыслишь потом. Сейчас не до того, но думать о будущем надо!
- Зачем это Вам? - спросил Мирка.
- Сам догадаешься, дома!
- Вы для этого здесь? - усомнился Мирка.
- Нет. В руки Сташинского угодил Поярков. Нам стало известно, поэтому я прилетел. Но и ЭТО, - с нажимом, так, чтобы понял Мирка, что речь о нем, сказал подполковник, - я сделаю тоже! То, что делаешь ты у Сташинского - не твое, Мирон! Уйди, и забудь об этом! Я тороплю, потому, что хочу твердо знать, что ты никогда уже, никогда, не увидишь Сташинского. Что он не достанет тебя.
- А Поярков?...
- Что? - с интересом спросил подполковник.
- А с ним?
- А ты что, готов пойти с ним?
- Я бы сказал, что да, - не промолчал Мирка.
- Любопытно… - откинулся к спинке кресла, издали посмотрел подполковник, - А ты знаешь, кто он?
- Да. Я сидел с ним.
- Это я знаю, что ты сидел. Так кто же он?
- Враг…
- И ты бы пошел с ним?
- Да, - еще раз ответил Мирка.
- А кому он враг? - уточнил, так же, издали, подполковник.
- Не знаю.
- Хороший ответ, для сотрудника НКВД! - без иронии, твердо, сказал подполковник, - Хороший! Ответ человека, который способен мыслить. Так, Мирон?
- Вам решать.
- Я и решаю! Поярков - несгибаемый и непобежденный, безумно полезный Родине человек! Очень мало таких: мы их теряли в войну, и, к сожалению, - до. И теперь, Поярков, другие, ему подобные - на счету в Родины должны быть, поименно! Тебе повезло, что ты знал его. Поярков поедет со мной.
- А почему же с ним так, до этого? Волки… - недружелюбно заметил Мирка. Против воли, не удержался.
- Волки? Это Сташинский тебе говорил?
- "Настоящие волки революционного пролетариата" - вслух вспомнил Мирка.
- Запомни: НКВД - это народный комиссариат внутренних дел. Это милиция, рожденная революцией. На третий, напомню, день! НКВД создан служить защите народа от преступных посягательств. Внутренняя вооруженная сила. А главное достояние, самая великая ценность страны, какая? Народ! Разве не стоит того он: построивший государство, его промышленность, и выигравший войну?! Запомни, и не заблуждайся! Даже если вокруг заблуждаются многие, даже, может быть, все… Но, заблуждаться тебе, Мирон, недостойно!
Викент больше к Мирке не подходил. Мирка расписался в получении документов. Это были первые в его жизни документы, значения их он еще не понимал.
Он был в своей комнате, когда пришел старшина Григорий Михайлович.
- Форму принес, - сказал он.
- У меня есть.
- А ты посмотри же, какая это! - он развернул перед Миркой новую форму. Добротную, глаженую, и - с погонами!
Мирка забавно, как тараненный кем-то, присел на кровать:
- Ого!
- Ну, вот! - улыбнулся Григорий Михайлович, - А еще я принес молока, Мирка. Второй стакан у тебя найдется?
- Вот, - сказал Мирка. На подоконнике, возле графина, стояли как раз, два стакана.
- Молочка с тобой тяпнем, на посошок. Давай Мирка!
- Давайте!
Сошлись два стакана парного, пахнущего Родиной, напитка.
- Станция наша, в твоем направлении не принимает. А с соседней отходит состав до Харькова. На него ты поспеешь попуткой. Там предъявишь, по требованию, как положено, документы - и с богом!
- Прямо сейчас?
- Да. Попутка, прямо сейчас. Идем, провожу.
Уже перед тем, как запрыгнуть в кузов, увидел Мирка, что за отъездом, издали глянуть, пришел подполковник, и, вместо того, чтоб запрыгнуть в кузов, поспешил к нему. Жестом, - увидел Мирка, - тот предостерег, чтобы машина не отправлялась.
- А почему Вы тогда, в Освенциме… - сбивчиво начал Мирка.
- Возле Освенцима, - уточил подполковник.
- Да, возле Освенцима, спросили, читал ли я "Аэлиту"? Я же читал.
- Так что наши люди на Марсе делали, а? Боролись, не так ли? Что же тогда о земле говорить, пусть она под Освенцимом даже!
- Да... - невпопад согласился Мирка.
- В Освенциме действовала организация Сопротивления. Имели связь с внешним миром. А на связь выходил… ну понятно кто, да?
- Понятно, конечно, товарищ подполковник - Вы, и я видел Вас!
- Но всегда возвращался. А тогда, группа, совсем незнакомая мне, бежала, и меня загребли вместе с ними. Случайность. Их, как ты видел, убили…
- Видел.
- Так вот, не делай случайных поступков, договорились? - протянул подполковник руку
- А еще… - замешкал, помялся Мирка.
- Не на все я ответил? Спрашивай.
- Скажите, а возле лагеря, в хуторах, кто там жил? Немцы, или поляки?
- В основном, в зоне ближайшей - немцы. Пеплом поля удобряли… А что? - подумав, спросил подполковник, - ты натворил там что-то?
- Да-а…
- Кого-то убил?
Поразительна прямота подполковника!
- Да. Один раз, - беря себя в руки, ответил Мирка.
- Пусть это будет с тобой, на твоей совести. Я почти все про тебя, Мирон, знаю. Но это - верхушка, поверхность, - не больше. А внутри, в содержании, все есть: по совести; против нее; во благо кому-то, и наоборот. Важно, Мирон, чего больше!
Спиной не мог видеть Мирка, как подполковника плавит глазами водитель: ну ехать же, ехать пора!
- Важно, Мирон, чего больше, - еще раз сказал подполковник. - Жизнь, не попутка до промежуточной станции. Впереди еще время - вот и давай, устраняй дисбаланс.
- Спасибо! - Мирка пожал подполковнику руку, и побежал к машине.
***
С размеренным стуком железных колес, катил по рельсовой нити поезд. Все дальше, с каждым мгновением, дальше от промежуточной станции. До горизонта, насколько охватывал глаз, тянулась железная нить дороги. Непрерывно скользила она и скользила навстречу и не заканчивалась, с приближением к горизонту. Потому, что чем больше пройдено, тем далее, вглубь, отступал горизонт.