- Это будет уже не деревянный, а комбинированный "яроплан", - шутили они.
И ночью они не ушли с аэродрома, подсвечивая карманными фонариками, продолжали латать бока и крылья самолета.
Погода начала быстро портиться. Над бухтой нависли тучи, заморосил мелкий холодный дождик. Свежий порывистый норд-ост медленно, но уверенно "раскачивал" море. Мы в "Мечте пилота" провели беспокойную ночь в ожидании команды на вылет, но так ее и не дождались.
Утром, направляясь на завтрак в равелин, заглянули по пути на аэродромную площадку: как там наши самолеты? У капонира увидели Николая Астахова. Он ходил вокруг своей "коломбины", на которой отчетливо выделялись большие и малые заплаты перкали, покрытой сверкающим серебрином, довольно похлопывал ладонью по фюзеляжу, радостный и возбужденный.
- Ай да технари! - восторженно повторял он. - Чудотворцы прямо! Это ж надо - поднять на ноги такого инвалида!
Техники стояли рядом и счастливо улыбались.
"Мы с вами, братья!"
Непогода не унималась. Мы возвратились из равелина промокшие, на ногах - глиняные "калоши". Начали приводить себя в порядок: мыть обувь, стряхивать с кителей влагу, развешивать их на спинки кроватей. Отдыхать никто не собирался: впереди "светила" явно нелетная ночь, а выйти куда-нибудь, даже шаг ступить за нашу "бронедверь" не было никакого желания - "небесная канцелярия" не на шутку перепутала времена года: после холодного дождя на землю начал оседать тяжелый мокрый снег, потом вдруг из-за туч выглянуло солнце, приветливо улыбнулось и снова скрылось, а в воздухе закружились легкие серебристые снежинки.
Но летчики - народ жизнерадостный, унынию не поддаются ни при каких условиях, а тем более после удачно завершенной боевой ночи. В "Мечте пилота" шла шумная возня: шутили, смеялись, подтрунивали друг над другом.
Еще раньше лейтенант Дергачев - заядлый шахматист - организовал турнир и уговаривал всех принять в нем участие - "для массовости". "Массовости" он добился, но состав получился больно уж неравноценный: [39] у меня, например, в клетках было только две "половинки", все остальное - полноценные "бублики", а у Дергачева - сплошь гордые единицы. В этот день ему предстояло играть со мной.
- Ставь "баранку" без игры, я согласен, - предложил я ему. (Я никогда особенно не увлекался шахматами, играл крайне слабо).
- Ну нет, - вполне серьезно ответил Дергачев. - Надо все по-честному.
Что ж, по-честному, так по-честному.
Уселись за стол. Сделали первые ходы. Дергачев хитро улыбается. Я двигаю фигуры и одновременно прислушиваюсь к веселой болтовне в другом конце кубрика. И вдруг вижу - Дергачев поставил ферзя под удар моего коня. Ловушка? Психическая атака? "Хрен с ней, давай психическую", как говорил Чапаев. Спокойно беру ферзя. И слышу:
- Непостижимо!
Гляжу на Дергачева: он плотно сжал губы, даже побледнел, растерянно смотрит по сторонам. А любопытные уже тут как тут. Посыпались реплики:
- Адмиралу Дергачеву - торпеда в бок!
- Прямое попадание!
- Спускай, адмирал, флаги!
И смеются, откровенно смеются.
- Что получается после такой пробоины? - Гриша Шаронов возле таблицы уже подсчитывает очки, набранные главными соперниками Дергачева. - Положение лидера пошатнулось!
Толя Дегтярев, один из "соперников", советует Дергачеву:
- Играй без ферзя, ты у него и одними пешками выиграешь…
Это близко к истине, у меня Дергачев и без ферзя, видимо, выиграл бы, но в словах Анатолия он уловил нотки насмешки и ответил сдержанно:
- Еще чего не хватало - без ферзя. - И тяжело поднялся, протягивая мне руку. - Поздравляю.
Я галантно поклонился. Мне-то эта победа, откровенно говоря, ни к чему, все равно выше последнего, ну, в крайнем случае, предпоследнего места не подняться. Но Гриша Шаронов уже берет синий карандаш и торжественно выводит в таблице против фамилии Дергачева большущий, на всю клетку нуль, а против моей фамилии жирную красную единицу - первую и последнюю. [40]
Подошел Астахов, посмотрел на таблицу и подчеркнуто громко, так, чтобы слышал Дергачев, произнес:
- Ты, Владимир, гигант мысли. После такой победы и Александр Алехин начнет дрожать. Сон потеряет.
Кто- то приоткрыл дверь, чтобы хоть немного проветрить помещение и поглядеть на белый свет: в "Мечте пилота" тяжелая металлическая дверь была единственным нашим "вентилятором". В образовавшуюся неширокую щель ветер со злостью швырнул изрядную пригоршню снега, погнал его по бетонированному полу. Сразу стало зябко и сыро.
- Опять синоптик безобразничает, - весело заметил Астахов, - хватил лишку старик.
- Причем тут синоптик, - возразил ему Дегтярев, - он точно предсказал погоду.
- Я не про нашего синоптика, а про того, - указал Астахов в потолок, - из небесной канцелярии. Совсем, видно, свихнулся старик.
- А ты что, был у него в гостях, видел? - Это басок Гриши Шаронова.
- Не далее, как вчерашней ночью, - отпарировал Астахов.
- Ну и что?
- Сложная там, братцы, обстановка. Вы думаете это случайно на улице такая чехарда? Как бы не так!
- Силен синоптик! - сквозь смех заметил Толя Дегтярев. - Одно только непонятно: ты был у него в гостях, почему же он не выручил тебя над Саками?
- Личность моя ему не понравилась, - ответил Астахов, и глаза его совсем закрылись в хитром прищуре.
Смех смехом, но похоже, что астаховский "синоптик" таки внял голосу критики: совершенно неожиданно распогодилось.
На обед мы шли в хорошем настроении. Хотя комэск и предупредил - в ясную погоду передвигаться по одному - по два, мы шли "гуськом" довольно плотно. Веселые реплики переливались из одного конца в другой. Астахов, как всегда, шагал в голове колонны. Он твердо придерживался своей первой заповеди: не опаздывать в столовую.
- Пища - залог здоровья. А в здоровом теле - здоровый дух, - любил повторять он.
После обеда техники заторопились к самолетам, а инженер Карцев с летчиками задержались на выходе из равелина, стояли покуривали, обсуждали предстоящие ночные, [41] полеты: дескать, погода, слава богу, установилась, самолеты тоже все в полной боевой готовности…
- Ну, братцы, пора топать, - сказал рассудительный Костя Князев и первым шагнул из-под надежного укрытия равелина.
Еще наша группа не успела растянуться в цепочку, чтобы вдоль стены пробираться в "Мечту пилота", еще в столовой не успели убрать со столов тарелки, как вдруг послышался мощный, быстро нарастающий гул, и мы тотчас увидели самолеты. Это были Ю-88. Они на большой скорости круто планировали со стороны Мекензиевых гор, курсом точно на наш аэродром. Бежать было бесполезно - бомбы вот-вот посыпятся на наши головы. Послышался пронзительный, раздирающий слух вой - "юнкерсы" включили сирены.
- Ложись! - отчаянно закричал кто-то.
Мы мгновенно растянулись на земле, вжались, влипли, втиснулись в нее. Вой сирены нарастал неудержимо, он заглушал даже свист бомб, которые, отделившись от самолета, стремительно понеслись к земле. Еще мгновение - и буквально в нескольких шагах от нас вздрогнула земля, камни полетели во все стороны - огромное тело бомбы вошло в каменистый грунт, как в масло, только стабилизатор торчал наружу, мелко подрагивая. Мы онемели: через какую-нибудь долю секунды это страшилище ухнет и от площадки, где мы лежим, останется только огромная воронка. О чем подумалось в этот страшный миг? Трудно сказать.
Вновь дрогнула, глухо застонала земля, над стенами равелина поднялся огромный столб дыма, пыли, камней. "Неужели разрушен!" - промелькнула мысль. Самолеты уже проскочили над нами, где-то недалеко часто тявкала зенитка, а мы еще лежали. Живые. И страшный хвост авиабомбы по-прежнему торчал из земли.
Оглушенный близкими взрывами, я осторожно оторвал голову от земли, посмотрел в сторону. И встретил широко распахнутый, какой-то полубезумный взгляд. Это был Астахов. Глаза его, остекленевшие, наполненные страхом, постепенно приобретали осмысленное выражение, вот уже какая-то живая искорка вспыхнула в них… И вдруг он заорал страшным голосом:
- Полундра! - И, как бешеный, сорвался с места.
Его крик словно жгучим кнутом полоснул всех. Через секунду на этом страшном месте не осталось никого. Только бомба по-прежнему торчала в земле. [42]
Опомнились только в "Мечте пилота". Долго молчали. Приходили в себя.
Зазвонил телефон. Дежурный схватил трубку. Докладывал инженер Карцев:
- Самолеты все целы. Бомбы легли с перелетом. Потерь среди технического состава нет.
Не успел дежурный положить трубку - новый звонок, командир бригады В. И. Раков:
- Как летный состав? Никого не накрыло в равелине?
- В нашей эскадрильи все живы.
В трубке - с облегчением, совсем не по-военному:
- Слава богу!
Да, это счастье, что к моменту налета обед уже закончился и мы покинули равелин. Две бомбы угодили прямо в форт, легко пробили потолочные перекрытия и взорвались внизу, в помещении столовой. Стены выстояли, но ударной волной все взметнуло вверх. Повара, официантки, все, кто был в это время в столовой, погибли…
Через час после налета поступил приказ командира бригады: летному составу в столовую не ходить, питание будет доставляться в жилое помещение.
В тот же день саперы разрядили и "нашу" бомбу, торчавшую недалеко от равелина. Когда раскрутили взрыватель, из него вместо взрывчатки посыпался песок, а в песке - клочок серой бумажки, на которой простым карандашом было написано: "Мы с вами, братья!"