* * *
А где-то далеко шла война.
…Их разбудили ночью, послали в атаку. В бой безумный, жестокий, дерзкий.
Командир батальона, молодцеватый майор, выпрыгнул из окопа первый, сжимая в руках карабин. Немного постоял на бруствере, наверное, своим примером показывая: видите, ничего страшного. Но так и ничего не сказал, а лишь махнул рукой: за мной!
Старшина бежал за майором - спина командира казалась достаточно широкой. Опять же, майор, вероятно, знал куда бежать.
Бежали быстро, стараясь не шуметь, пригибаясь к земле насколько это можно.
И действительно - почти всю нейтральную полосу пробежали незамеченными. Но все же немцы услышали, подняли тревогу. Вверх взмыла сигнальная ракета.
Когда их открыли, старшина и майор были буквально в нескольких метрах от немецкого пулеметного гнезда.
Пулеметчик кинулся к оружию, когда уже весь мир ему закрывало тело майора. Немец успел нажать на спуск, расколол тишину, разбудил всех, на многие километры вокруг.
Из ран майора кровь ударила так, будто тесно ей было в этом теле. Но очередь не отбросила майора назад - он тяжело упал вперед, достав штыком сердце пулеметчика.
Второй номер расчета попытался вытащить пулемет из-под двух тел. Но старшина сшиб его прикладом. Ударил со всего размаха, так, что голова немца мотнулась будто тряпичная.
Старшина спрыгнул в окоп, огляделся. И слева и справа было чисто.
На бруствере валялась пробитая пулей каска. В ней собралось немного дождевой воды. Старшина залпом выпил ее и побежал дальше.
На второй линии немцы уже ждали атаки и встретили батальон огнем. Люди залегли, стали прятаться. Отстреливались скудно, чтоб не показать врагу свое положение. За немецкими позициями что-то ухнуло несколько раз.
- Твою мать! - ругнулся старшина.
Это начинали работать полковые минометы.
Первая мина упала сзади и будто бы справа. Просто ляпнулась в грязь. Кто-то подумал: может быть повезло?.. Но уже в грунте сработал вышибной заряд, выбросил мину в воздух, и она взорвалась на высоте двух метров. На землю посыпался град раскаленных осколков.
Люди вжимались в землю изо всех сил, и старшина понимал - нет такой силы, чтобы поднять людей в атаку и преодолеть последние десятки метров до немецких окопов.
Кого-то взрывом оторвало от земли и бросило на колючую проволоку. Кто-то кричал.
- Твою мать, твою мать, твою… - подбадривал себя старшина и, перебирая локтями, пополз прочь, туда, откуда он явился.
Метров через тридцать поднялся на четвереньки, еще через десяток метров побежал. Ему будто стреляли вслед, но каким-то чудом он уходил…
Он свалился в то же пулеметное гнездо, в котором был при наступлении. Затем поднялся, осмотрел поле боя: немцы еще стреляли, но, скорей, для порядка. Вроде бы в контратаку они не шли, и, возможно, будут рыхлить землю минометами до утра, и лишь потом вернутся на передний край.
- Такие дела, братишка, - прошептал старшина убитому немцу.
Батальон боевую задачу не выполнил. И то, что майора убили, это, вероятно, лучше для него. Может, под трибунал бы не отдали, но крови бы попили. А вот его, старшину, возможно, пристрелит политрук прямо в окопе, объявив его бежавшим с поля боя.
- Да, политрук наш еще та скотина… - сказал старшина все тому же немцу.
Немец остался безучастным. Сапогом старшина тронул щеку убитого - так и есть, сломал ему шею. Хороший удар - ничего не скажешь…
Вдруг кто-то застонал.
Старшина сперва подумал, что это немец-пулеметчик, в которого майор всадил штык. Попытался добраться до первого номера, чтоб добить и его, но оказалось - майор жив.
Старшина стащил его в гнездо. Майор был без сознания. Выглядел он препаршиво: гимнастерка почернела от крови, на губах проступила пена. Ран было как минимум пять. Пять жестоких, сквозных отверстий. Иногда человеку хватало и одного, чтоб отправиться на встречу с предками. А этот был жив. Все еще жив…
- Ну что с тобой делать?
Старшина разорвал свой санитарный пакет и запихал его под гимнастерку. Пакет майора тоже вскрыл и затолкал его тому за спину. Конечно, не перевязка, но сойдет.
Он осмотрелся еще раз: бой почти затих.
Конечно, ожидать утреннего появления немцев резону не было. Идти к своим? А как же политрук?..
А что если захватить майора? Он все равно не жилец, но это, конечно, меняло дело: получалось, что он вынесет командира из-под огня. Ну, или тело командира. Опять же - если немцы начнут стрелять, раненый прикроет ему спину…
Майор был не так уж и тяжел, страх гнал старшину, толкал его в спину, и совсем скоро он был в своем окопе.
Там его уже встречали. Пистолет политрука был в кобуре, но кобура оставалась расстегнутой, было видно рукоять револьвера. "Наган" - оружие в бою так себе, немногим лучше кастета. А вот пустить пулю в лоб ближнему - ничего, сойдет…
- Кого это ты прешь? - спросил политрук.
- Это товарищ майор… Командир батальона… - ответил старшина, пытаясь отдышаться.
Старшина свалил раненого на бруствер. Стал глотать воздух, словно только вынырнул с многометровой глубины. Будто бы стал начинаться дождик. Или старшина его раньше не замечал?
- Зря нес, - заметил политрук. - Он, вероятно, не жилец…
- Он - герой, - стал защищать свою ношу старшина. - Сам подавил пулеметный расчет, закрыл амбразуру своей грудью…
О том, что второго номера пулеметного расчета он сбил сам, старшина отчего-то умолчал.
- Что там происходит? - кивнул политрук в сторону немецких позиций.
- Попали под обстрел минометов. Прыгающие мины… Мины-лягушки.
- Что за чушь? - удивился политрук. - Мины не могут прыгать. Они что, резиновые?..
А ты сходи, посмотри, - подумал старшина и чуть не ляпнул этого вслух. Но тут в разговор вмешался майор, сделал это единственным возможным для него способом - по грязи начал сползать в окоп.
- Ладно, тащи в госпиталь. Может, еще успеешь живым донести…
- Дайте кого-то в помощь!
- Да ты что! Санитаров всех убило, а у меня каждый штык на счету! А если немцы в контратаку пойдут.
А, действительно, вдруг пойдут? - подумал старшина…
И понес майора дальше, по переходам. Где-то за его спиной все еще ухали минометы. Но звук был далекий и глухой. Он уже не пугал, а, наоборот, успокаивал: смерть осталась позади…
А раненый хрипел на плече. По бушлату текла кровь, она мешалась с дождевой водой и лилась на землю. Старшина и представить не мог, что в одном человеке столько крови.
- Да когда же ты сдохнешь, - бурчал он раненому. - Мне что, больше таскать нечего.
Но когда он откинул полог санитарной палатки, раненый был все еще жив. В уголке врач попивал чаек.
- Принимайте дохлятину…
- Вали на стол… - ответил врач, допивая одним глотком чай.
Старшина свалил груз с плеч.
- Осторожней! - окликнул его доктор. - Не дрова ведь. Живой человек.
- Я его уже хрен знает, сколько на себе тащу…
Врач подошел к столу, одним жестом взрезал рубашку.
- Мда… Где же его так, сердешного…
- Тут рядом место есть одно. Могу показать…
- Можешь не мешать? Там в уголке ведро со спиртом… Угощайся. Только, смотри, не упейся. Похмелять не буду.
С шеи раненого врач срезал скальпелем медальон, отер с него кровь. Открыл, выбил бумажки. Как он и полагал, майор был предусмотрителен: среди прочих данных значилась группа крови.
Врач кивнул, позвал санитара, затребовал банки с консервированной кровью. Майору решительно везло по жизни: группа у него была обыкновеннейшая, заливать можно было хоть воду из лужи.
Доктор принялся за работу, будто бы не спеша, но вместе с тем решительно, уверенно. Он уже заштопал-перевязал за сутки почти целый взвод.
А до полуночи было еще далеко.
В палатке было тепло, в кружке старшины плескался не самогон, не наркомовские сто грамм водки - чистый спирт.
Ну а то, что крови по локоть, так нешто мы к крови непривычные?
Наконец, доктор закончил зашивать, отошел помыть руки. От рукомойника бросил: