ГЛАВА 7
Кавалерийские лагери разместились в густом ельнике. Здесь сухо и прохладно. Под ногами растет нежный мох, усыпанный хвойными иглами, и торчат сизые листочки черники, выпачканные раздавленными ягодами. Черники много. Казаки ходят с синими губами.
Стоят длинные, из мачтового сосняка коновязи, обглоданные лошадьми. Зеленеют уютные шалаши. Перед каждым шалашом - стройные пирамиды винтовок, тут же седла. Все это укрыто от дождя и "Юнкерсов" лапами елей. Дорожки, тропочки подметены. Во всем армейский порядок.
У большинства разведчиков кони - гнедые степняки или рыжие, в белых "чулках", дончаки с северокавказских заводов. Есть и горбоносые кабардинцы, карабаиры, но этих меньше. Сегодня приказано навести коням полный туалет и выложить вьюки. Ожидается особая поверка. А пока коней осматривает "своя комиссия".
Старшина Ракитин лазит каждой лошади под брюхо. Мазнет марлевой тряпочкой по крупу против шерсти и скажет:
- Черно, как у фашиста в душе!..
Следом за ним ходит младший сержант Захар Торба. Он горд присвоенным званием и назначением на должность командира отделения и тоже придирается к каждой мелочи.
Третий член комиссии - писарь Володя Салазкин, в роговых очках, с папкой подмышкой. Он мечтатель и поэт. С первого же дня, как только Оксана Гончарова по приказу Доватора была назначена в разведку помощником повара, он влюбился в нее...
Комиссия в четвертый раз останавливается около Яши Воробьева. Яша вспотел, начищая свою лошадь. Рыжая, смирнейшая на вид кобылица, с белым пятном на лбу, потягивается от удовольствия и ощеривает зубы. Она удивлена заботой хозяина.
Старшина Ракитин снова проводит тряпочкой по крупу лошади, и тряпочка снова становится бурой от грязи.
- Ее надо в Пятигорске в нарзанной ванне отпаривать, - говорит Торба, трепля лошадь по шее.
- Это что же такое, товарищ Воробьев? - спрашивает Ракитин.
Яша беспомощно опускает руки и роняет скребницу.
- Я, товарищ старшина, давно хотел убратиться к вам, да лейтенант мой не велел.
Говорит Яша с уральским "уканьем": вместо обратиться - "убратиться", вместо оседлать - "уседлать".
- "Убратиться!" - передразнивает Салазкин и ставит Яше в графе "туалет" палку.
Салазкин и Яша Воробьев большие друзья, живут они вместе, но этой обиды Яша стерпеть не может. Он решительно заявляет Ракитину:
- Узьмите ут меня эту лошадь, я другую найду,
- Почему? - спрашивает старшина.
- Житья ут нее нет! Это не кобыла, а ведьма! Как только слез, пустил повода, она тут же на землю - бряк, ноги кверху и кувыркаться. В седле аль без седла - ей все равно. Вчера завьючил, поехал, не успел слезти - она бряк и опять ут привьюченного котелка лепешка получилась!..
- Может, у ней колики? Обкормил? - моргнув Торбе, спрашивает Ракитин.
- Малины объелась, - вставляет Салазкин.
- Ты лучше утойди!.. - Яша нагибается и поднимает скребницу.
Салазкин хочет обойти лошадь, но, вскрикнув, отскакивает в сторону. Кобыла, почувствовав чужого человека, хватила Салазкина зубами.
Салазкин смущенно смотрит на разорванный рукав и качает головой. Яша, размахивая скребницей, приплясывает от хохота.
- Ай да молодец! Надо бы тебя за язык.
- Видишь, а менять хочешь! Она за тебя заступается, - говорит Ракитин.
- Нет, товарищ старшина, куда хотите узьмите. Ведьма это, а не лошадь, надоела она мне, грязнуля такая. Все корят. Лейтенант корит, сержант корит, даже новый повар, товарищ Гончарова, поглядела на меня с усмешкой и говорит: "Ваш конек?" - "Мой". - "А почему он такой пачканый?" Срамота слушать.
Воробьев подошел к Золотухе, шмурыгнул скребницу о щетку и яростно начал чистить под брюхом.
- У, окаянная! - незлобно говорил Яша. - Выходит, взять кус мыла, ведро воды, мыть тебя да чистить? И от блудовства твоего нет никакого спасения! Не сердись, - я тебя выучу...
Комиссия направляется в другой взвод. Салазкин идет позади всех, придерживая разорванный рукав. "Даже иголки не попросил, рассердился", - думает, глядя ему вслед, Яша Воробьев.
Размолвки нередко бывали между друзьями, но всегда заканчивались миром. Писарь подавлял Яшу своей ученостью.
- Мудреный ты человек, Салазкин, - говаривал Яша.
- Мудрость - квинт всякой философии, - ошарашивал его писарь.
- От твоих слов, Володимир, волосы начисто вылезут! Ты мне вот что скажи: человек я фартовый, а нет мне счастья - хочется мне живехонького германца поймать...
- Прочитай "Шагреневую кожу" - узнаешь про счастье. Там кожа сокращается вместе с сроком жизни - математически.
- Ты, Салазкин, сшей себе из той кожи сапоги, а мне не навязывай.
- Чудак! Куль невежества!.. Это гениальное творение Бальзака, медведь!..
С появлением на кухне Оксаны пострадал не только Салазкин, но и Яша и даже старший повар Трофим Ворожейкин.
Ворожейкин пострадал по причине своего неуживчивого характера и грубых привычек.
- Чего это вы так ругаетесь, а еще красноармеец? - в первый же день спросила его Оксана.
- Что-о? - Трофим раскрыл рот от удивления.
- Ничего. Еще раз выругаешься - кипятком ошпарю! - Оксана гневно сдвинула брови. - Нехорошо, стыдно, - тихо добавила она.
Трофим стиснул зубы и с остервенением начал мешать борщ в котле.
Этот короткий разговор случился во время выдачи обеда. Посрамление повара произошло на глазах у всего эскадрона. Оксана была героиней дня.
- Не могу! - жаловался впоследствии Трофим Салазкину. - Во взвод буду проситься. Слово не вымолви, не ругнись, - старшина арестом грозится...
Оксана накладывает из бака гречневую кашу и с усмешкой поглядывает на сумрачного Трофима. На кухне теперь если и не мир, то чистота и порядок.
- Ксаночка, сыпни с походцем! - весело кричали бойцы.
- С походцем, - будешь исты с прихлебцем! Следующий! - выкрикивает Оксана.
В стороне терпеливо ждут очереди Салазкин и Воробьев. Они умышленно приходят попозже других. Каждому из них хочется перекинуться с Оксаной словечком без докучных свидетелей. Но дела у них идут плохо. Их мало-мальский успех у Оксаны разом уничтожился с появлением Захара Торбы. Казачина поражал Оксану своим аппетитом, огромным ростом, непомерно большими руками, мохнатой кубанкой, мастерством петь песни и умением рассказывать. Она слушала Торбу с замирающим сердцем и, не спуская с него глаз, порой тихо смеялась, показывая белые зубы.
Мало того, числясь временно помощником старшины, Захар почти каждый день подкатывал к кухне на паре серых коней. Оксана садилась рядом с ним в бричку, и они ехали на склад получать продукты.
Торба брал вожжи. Красивые, откормленные кони рвались с места широкой рысью. Салазкин и Яша, терзаясь муками ревности, смотрели, как Океана, побаиваясь быстрой езды, невольно жалась к Захару.
- Салазкин, - мрачно говорил Яша, - ты бы хоть придумал чего-нибудь...
- Да я... - Но договорить не дал Торба. Он легонько оттолкнул Яшу и подставил полведерную посудину.
- Подсыпь трошки.
- Два? - спросила Оксана.
- Можно три...
У Салазкина, наблюдавшего сцену посрамления друга, ложка с кашей остановилась перед самым ртом...
...В ночном лесу - тишина. Только слышно фырканье коней, жующих сено. Иногда беспокойный сосед хватит зубами другого. От резкого конского визга вздрагивает дневальный, раздается его сердитый голос, и - снова тишина...
Можно ли подумать, что в этом пятикилометровом лесном квадрате расположено такое огромное количество людей и техники?
Чего ждут они?..
"Осторожно с огнем. Эй!" - слышится властный, требовательный голос дежурного. "Огонь убрать! Кто курит?", "Осторожно с огнем!" - передается в ночь приглушенный шопот.
Где-то в ночи горячо кипит жизнь. Стучат моторы. Яркими полосами вспыхивают фары, мгновенно гаснут. Каски, штыки, хоботы орудий, ящики мелькнут в кузовах машин и исчезнут. Прожорливая война требует пищи: огня, металла, консервов, сухарей, леса и ткани, спичек и махорки.
...Августовская ночь. В небе висит красноватый осколок луны. А когда гаснут мощные лучи прожекторов, вспыхивают холодные звезды.