Я жевал рисовые котлеты, не замечая их вкуса - слова доктора звучали рядом, не задевая, как однообразный далекий шум, как тиканье часов, - и все смотрел не в такие, как у других, совсем не в такие Верины глаза и думал о вокзале, о родителях, а в сущности все о ней.
Провожая меня, доктор решительно сказал:
- Надо уезжать, Саша. Мне, старику, здесь не по силам, годы не те...
* * *
В часть я уехал на попутной: подобрал какой-то пехотный капитан. По шоссе шли белые от пыли тяжелые машины и запыленная, измученная жарой пехота.
Мы остановились на дороге: барахлил мотор.
Пока шофер копался, мы с капитаном присели у дороги. Капитан достал из сумки хлеб и колбасу и принялся с аппетитом есть.
- Со вчерашнего дня - ни маковой росинки, забываю, - сказал он добродушно.
- Как дела? - спросил я.
- Думаю так: запал у него кончится, тогда и начнем, - лицо у капитана неожиданно стало багровым и злым. - Тогда и начнем, - повторил он, сжав кулаки, и погрозил в пространство.
Неожиданно из-за леса выскочили два самолета. Я сразу узнал "мессеры".
- Ложитесь, - крикнул я капитану.
Мы отбежали и легли в траву. Пехота с шоссе бросилась врассыпную. Рядом со мною оказался красноармеец в очках с черным от пыли лицом. Он прижался к земле и не двигался. "Мессеры" прочесали из пулеметов дорогу (пули просвистели наискосок над нашей головой), сбросили две сотки метрах в четырехстах от нас и, плавно развернувшись, ушли на запад.
- Вот там все время так, - красноармеец в очках махнул куда-то вперед, - мы лежали, а он летал, летал, товарищ лейтенант.
- Вы куда идете? - спросил капитан, садясь в траве и вытряхивая из рукава маленького зеленого кузнечика, которому явно не было дела до всей этой кутерьмы.
- На переформирование, товарищ капитан.
Мы встали, красноармеец протер очки и тоже встал.
- До свиданья, товарищи, - сказал он, как будто мы только что вместе побывали в кинотеатре и теперь расходились по домам.
Мы подошли к машине. Она во всю длину была прошита очередью, медленно вытекал бензин.
- Вот это да, - сказал шофер, вытирая масляные руки о штаны, - теперь вполне можете идти пешком, товарищ капитан.
- А машина?
- Попрошусь на буксир.
- А мы на попутной, - сказал капитан.
Увы, попутной не было. Мы шли по широкому шоссе, и капитан на ходу жевал хлеб с колбасой. Вдали виднелся залив, очертания Кронштадта. В воздухе стоял запах трав и разморенных от жары сосен.
Все машины шли навстречу, все шли в Ленинград. Чего только не было на этих машинах! Укрытые ветвями и камуфляжным брезентом, все они бесконечным широким потоком стремились в Ленинград.
- Черт меня побери с такими делами! - сказал капитан.
* * *
Первое, что я увидел, вернувшись на аэродром, были воронки от мелких бомб. Они зияли на дороге, на летном поле. Бойцы засыпали их песком.
- Гости навестили, будь они прокляты, товарищ лейтенант, - пожаловался краснофлотец у шлагбаума, проверяя мои документы.
Связисты снимали полевые телефоны. У капониров повстречался инженер полка.
- Что, опять уходим? - спросил я.
- Вы в Б. когда-нибудь стояли? Ну так вот, в Б.
- А почему не здесь?
- Кто его знает. Положение неясное. Нет, знаете ли, ничего хуже неясного положения.
Не успел я подойти к нашему общежитию, как встретил дневального.
- Бегите зараз до командира полка, - приветствовал он меня.
В свое время я расскажу о нашем командире подробнее. Мне еще не раз о нем вспоминать. Здесь замечу только, что большинство, и я в том числе, его очень любили.
- Вот и хорошо, что прибыли, Борисов, - сказал он, когда я вошел в землянку, где недавно разместился командный пункт полка, и отрапортовал по форме. - Получите приказ явиться в Адмиралтейство к такому-то, - и он назвал фамилию.
Меня как громом поразило это сообщение. Больше всего на свете мне не хотелось покидать полк и своего командира.
- Василий Иванович, - сказал я, от неожиданности забыв об уставной форме, - разрешите узнать: неужели меня от вас забирают?
Командир посмотрел на меня иронически, покачал головой. По-видимому, уж очень жалобно прозвучал мой голос.
- Не думаю, Борисов. Хотя машин сейчас у нас маловато, но скоро получим. А народ в недоборе. Вызывают по делу - и баста, там узнаете. Вернетесь в Б.
Я зашел к себе на квартиру. Перед зеркальцем брился летчик нашего сто пятого, мой командир, мой Вася Калугин.
- Как дела? - спросил я, стараясь казаться спокойным.
- Паршиво. Вчера бомбил нас... А ты опять уезжаешь, Борисов? Ну и ладно: нет хуже сидеть без дела. Только тем и заняты, что перебазируемся... Сводку читал?
- Читал.
- Невеселая сводка, но вот, веришь, убежден, что не сегодня-завтра его тяпнут. Ведь это все от неожиданности, оттого, что он первый ударил... Эх, Сашка, черт, - горячась, заторопился Калугин, - не дойдет он до Ленинграда, не бывать этому... Ты своих эвакуировал? А я бы не трогал с места: мы же в конце концов его разобьем, Саша!
- Одного не понимаю: за каким чертом меня вызывают? Ежели в другую часть - не пойду, хоть на губу, а не пойду! - сказал я, думая о своем.
Налив на край вафельного полотенца одеколону, Калугин вытер кирпично-красное от загара лицо и широкую короткую шею.
- Никуда тебя не заберут. Как в городе? - спросил он.
Я объяснил, что в городе пропасть народу, что отправляют детей и стариков.
- Да, дела-делишки, - крякнул Калугин, положив полотенце на подушку. - Будь они прокляты! Так уезжает все-таки народ, говоришь? И чего нам с тобой не хватает, чтоб сейчас, сию минуту вколотить его, подлеца, в гроб?
Я бросил в чемодан полотенце, зубную щетку, мыло.
- Ведь люди у нас какие - черт его знает на что способны! - размышлял Вася Калугин. - Ну да хоть бы вчерашний случай. Приезжает к нам одна гражданка...
- Что еще за гражданка?
- Вполне обыкновенная, зовут Настей, - сказал Калугин, расплываясь в самой добродушной улыбке. - А задача серьезная: перебросить эту гражданочку к немцам в тыл. Я как раз у командира был, когда привезли ее на машине. Показала свои документы. "Мне, - говорит, - надо как можно скорее". - "Вот с Калугиным и полетите, - поясняет Василий Иванович, - ночью полетите, он отлично ориентируется, как раз над местом сбросит". А я гляжу на нее прямо-таки с удивлением: этакая... ничего особенного! И откуда только смелость берется? Повел ее обедать в салон, потом отдыхать. С ней был чемоданчик. "Я без чемодана, - говорит, - не могу прыгать: там у меня, видите ли, бальное платье". Ну что ты скажешь? Чего же нам после этого не хватает, Саша? Молчишь?
- Нам с тобой, скажем, не хватает самолетов, - сказал я.
- Ерунда, не только в нас дело, - Калугин подмигнул своими голубыми, широко расставленными глазами. - Времени пока не хватает. Понимаешь, это как в шахматах: он сделал первый ход, а мы еще по-настоящему не ответили. Понятно?
- Понятно, - сказал я, - мысль не особенно хитрая.
- Ну и пусть не хитрая, черт с тобой, пусть я не хитрый, зато эта гражданочка, которую я вчера с ее бальным платьем к немцам сбросил, она хитрая. Не понимаешь? Ладно. А давай все же попрощаемся, вдруг тебя переведут...
- Типун тебе на язык, - сказал я. - Вот увидишь, не переведут!
- Ладно, - сказал Вася Калугин, - не горюй, воевать всюду можно.
Мы расцеловались. Я взял чемодан и пошел в автобат.