Киквидзе остался в эшелоне. Бартак выслал вперед чешскую конную разведку. Тем временем части рабоче-крестьянского полка, как бы не спеша, расположились в лощине, тянувшейся от железной дороги в степь. На закате вернулся из разведки Аршин Ганза со своими ребятами, они не встретили ни одного казака, только слышали стрельбу с запада. Долина приехал вскоре после него. Он близко подобрался к Тамбову. В окрестностях все спокойно, но в самом юроде непрерывно стреляют. Конядра проник дальше всех. Он кружным путем объехал вокзал и послал Шаму с певуном Косткой заглянуть в соседние улицы. Им, однако, пришлось повернуть от вокзала обратно: на привокзальной площади, заполненной толпой зевак, мятежники избивали каких-то связанных людей, одетых как рабочие. Перед рассветом появились Петник с Гано-усеком - они привезли с собой парнишку лет пятнадцати. Ганоусек случайно заметил его в кусте боярышника у пыльной полевой дороги, ведшей к пригородным садам. Мальчик не хотел говорить и весь трясся. Ганоусек взял его к себе в седло. Парнишка испуганно смотрел на лагерь красноармейцев, словно ничего не понимая, и, только когда ему объяснили, что все эти войска идут на выручку Тамбова, краска вернулась на его впалые щеки. Он рассказал, как офицеры вешали большевиков на деревьях перед домами, в которых их поймали, - мужчин, женщин, безразлично… Вешали голых… Прочих жителей погнали в западную часть города - рыть окопы. Мальчик сбежал с этих работ, не будет он им помогать!
- А кто присоединился к мятежникам? - спросил Киквидзе.
Мальчик задумался. Черные глаза начдива и, вероятно, кожаная куртка, перетянутая ремнем с тяжелой кобурой, смутили подростка. Кнышев подал ему фляжку с водой. Парень глотнул, поперхнулся, выпил.
- А теперь говори, малец, - ласково сказал комиссар. - Времени у нас поменьше, чем у тебя!
- Многие пошли с белыми, я даже удивился, - неуверенно начал мальчик. - Почти все студенты и кулацкие сынки из ближних деревень. За день до мятежа был базар, они приехали на подводах, а ружья попрятали под соломой. У одного я даже пулемет видел. Потом, говорят, к ним перебежала половина тамбовского красного полка.
Киквидзе сидел на камне, потирая подбородок, заросший черной щетиной.
- Ждать не будем. Выступаем! - сказал он. - Чехословацкий полк уже наверняка подошел к городу.
Командир кавалерийского полка, стройный голубоглазый Звонарев, возбужденно подхватил:
- Товарищ начдив, и я думаю, пора выступать, иначе мы тут засохнем. Пустите мой полк вперед. Вспугнем тамбовских ос, и, когда в город войдут чешские стрелки, видно будет, кого еще угостить штыком…
Киквидзе встал так резко, что мальчик испуганно отшатнулся.
- Не будь трусом! - воскликнул начдив и повернулся к Звонареву: - Выполняйте свой план, товарищ. Мы должны выкурить ос из гнезд. А вы, товарищ Бартак, и ваши конники поедете со мной в эшелоне.
Парнишка вдруг рассмеялся. Киквидзе сурово глянул на него:
- Что тебя развеселило?
- Ваше благородие, да ведь белые вас ждут по железной дороге. Им и в голову не приходит, что вы отсюда… Ну уж и попрыгают они! А в городе вам помогут. На металлическом заводе забаррикадировались рабочие и ждут дивизию Киквидзе. Там и мой отец. Два раза я носил им еду, но у мамки уже ничего нет, и другие женщины тоже отдали все. У рабочих осталось только немного сахара. И винтовок десять штук. Эх, вот бы вам сначала туда! Ничего, что вы не дивизия Киквидзе, она завтра подойдет…
У Киквидзе засияли глаза. В этой стране все тайное мигом становится явным…
- Говоришь, Киквидзе ждут завтра - утром или когда? - спросил он.
- Да нет, к вечеру или ночью, Киквидзе до Тамбова далеко, - ответил подросток.
Головной отряд Звонарева уже исчез из поля зрения, за ним на рысях шли вольным строем три эскадрона. Киквидзе вскочил в свой вагон. Чешские конники завели лошадей обратно в теплушки. Бойцы Рабоче-крестьянского полка садились в вагоны веселые. Вытащив кисеты с махоркой, они принялись крутить цигарки. Два красноармейца поднялись на паровоз. Холмистая местность со скрытыми, неглубокими лощинами, заросшими густолиственными деревьями и кустарником - большей частью акацией, - исчезла за завесой серо-белого тумана. Красноватый диск заходящей луны словно окровавил просторы.
- Туман как по заказу, - засмеялся Бартак.
- Верно, Войта, - сказал Киквидзе. - Только я был бы очень рад узнать, где сейчас Сиверс со своей бригадой. Он, вероятно, хочет попасть в Тамбов раньше нас. Неразумное честолюбие, потому что если из семидесяти тысяч жителей Тамбова восстала только десятая часть, и то они разобьют его вдребезги. Не забывай, Тамбов - старая крепость, возведенная еще против татар. И в старой части города дома построены, как твердыни.
- Нас не разобьют, - ответил Бартак.
Тьма редела. На бархате небосвода замерцали утренние звезды. Помолчав, Войта снова заговорил:
- В Тамбовской больнице мне попала в руки интересная книжка, история трехсотлетнего Тамбова. Кто знает, не потому ли этот край такой плодородный, что земля здесь пропитана кровью нападавших и защитников.
- Не знал я, друг, что ты такой поэт! - вскричал Киквидзе. - Но это неплохо, мне это нравится. Сердце солдата должно вдохновляться и историей. Вот как покончим с генералами в России - повезу тебя к нам. Там узнаешь, почему мы, грузины, любим свой уголок земли. - Он, улыбаясь, прищурил глаза и посмотрел на Войту внимательнее. - Кнышев рассказал, что говорил тебе обо мне Холодный и что ты ему на это ответил. Спасибо, товарищ.
Бартак покраснел.
На горизонте показались трубы тамбовских фабрик, колокольни трех десятков церквей и вокзальные фонари, похожие на клочья светящегося хлопка. Чехословацкие конники выглядывали из теплушки, стараясь определить расстояние. Беда Ганза над ними смеялся. Ветер, дувший из степи, утих. Вблизи раздался протяжный птичий крик.
- Страшно мне чего-то, - сказал Тоник Ганоусек, наклонившись к Ганзе.
Аршин пренебрежительно фыркнул.
- Эх ты, ведь это не пули, а сойка. У вас в Почерницах разве не так свистят сойки ночью? Тебе бы перышко сойки прицепить к фуражке…
- А ты прикрепи крыло пересмешника, как раз подойдет! - рассердился Тоник.
Тамбовские мятежники не ждали Красную Армию так быстро. Тем более им в голову не приходило, что на них нагрянут с двух сторон. Они знали о бригаде Сиверса, но Киквидзе не ждали. Против Сиверса они предприняли контрнаступление, но остановить бригаду не смогли, и им ничего не оставалось, как отступить в сады предместья, к остаткам старого крепостного вала. Кавалеристы Звонарева ударили по мятежникам с тыла, но коннице трудно драться среди деревьев. Борейко выпустил несколько снарядов по городской площади. Артиллерийская стрельба, ржание коней, стоны раненых на улицах напугали обывателей, и они забились в глубокие погреба и подвалы.
Ондру Голубирека удивило, что бой идет на всех улицах. Незнакомые красноармейцы с яростью врывались в дома, из которых по ним стреляли повстанцы. Убитых мятежников выбрасывали из окоп. Ондра остановил светловолосого бойца с командирской красной повязкой на рукаве.
- Я из первого Тамбовского, - ответил тот. - Офицеры нас обманули, сказали, что не тронут Советы, но мы уже раскусили этих кровавых бандитов.
- Ваше счастье, - ответил комбат. Боец гневно махнул рукой.
- Дураки мы, позволили себя обмануть! Сказали нам, что они хотят Советы без большевиков, - продолжал солдат. - Ясно нам все стало, когда офицеры арестовали Совет. Мы Советскую власть освободили и взялись за мятежников - сам видишь, проклятый Тамбов теперь сплошное поле боя. А ты случайно не из дивизии Киквидзе? С севера контру бьют стрелки Сиверса.
Подошли добровольцы Голубирека, спрашивая, что случилось. Красноармеец Тамбовского полка понял, что перед ним чехи. Он поднял над головой винтовку и закричал:
- За мной, братья, у крепостного вала идет ожесточенный бой, и ваши из чешской части Сиверса встретят вас как помощь с неба. Потом обо всем поговорим! - Он подхватил Голубирека под руку и, громко смеясь, зашагал вместе с ним к базарной площади. К ним присоединялись все новые и новые группы бойцов, так что вскоре возле Голубирека собрался весь его батальон.
- Куда мы торопимся? - спросил низкорослый коренастый чех своего усатого соседа, который смахивал на голодного волка. И ответ прозвучал, точно волчье ворчание:
- На помощь Сиверсу. Поменьше спрашивай да прибавь шагу!
Вацлав Сыхра с первым батальоном второго полка занял вокзал, вторгся в его служебные помещения. Начальник станции не успел выхватить пистолет. От дежурного по станции Сыхра узнал, что от местечка Селезни должен прийти поезд с вооруженными людьми. Курт Вайнерт предложил двинуться с ротой Бартака навстречу им. Сыхра, оставив в канцелярии нескольких красноармейцев, вышел на перрон. Дежурный остановил его и, приложив руку к козырьку, сказал:
- Товарищ командир, у нас здесь есть товарный состав, груженный шпалами и рельсами. Конфискуйте его, и вы за самое короткое время доберетесь до Селезней.
Дежурный был молодой человек с выразительным волевым лицом.
- Курт, - обратился Сыхра к Вайнерту, - вот это как раз по тебе.
Немец молча щелкнул каблуками и в сопровождении дежурного поспешил к товарному составу. Паровоз был готов в путь. У Курта кровь застучала в висках. Всем дальнейшим он распорядился так, словно дело происходило на учениях.
Поезд из Селезней ему удалось остановить перед Тамбовом, сделав заграждения из шпал и рельсов. В последних вагонах ехали эсеры и белогвардейцы. Они выскочили из вагонов и с бранью набросились на чехов, но те открыли огонь. Из других вагонов тоже выбегали офицеры с пистолетами в руках.