Как-то раз вечером, сменившись, Шама отправился в город. Газеты, газеты ему были нужны! И он достал одну-единственную, и как раз большевистскую. Шама поспешил вернуться в караулку, где жили сторожа, и при свете тусклой лампочки углубился в чтение. Поругивая русскую письменность - почему бы этим русским большевикам не перейти на чешские буквы, языки-то у всех людей одинаковые, что у русских, что у чехов, что у готтентотов, - он по складам прочитал несколько заметок. Что же это? Оказывается, в Петрограде пленные чехи записались в Красную Армию и пошли против немцев? У Шамы от этого известия запылали уши. Вот так и написано! В Петрограде и вообще повсюду мобилизация. Новые воинские части отправляются на фронт. Из союзников никто не приходит на помощь русским, только австро-венгерские пленные - чехословаки, мадьяры, хорваты, румыны - самоотверженно сражаются бок о бок с русской социалистической армией. Черт, вот это да! А русские генералы собирают силы против этой армии, которая хочет сохранить Россию! Да, неважным оказалось у тебя чутье, Ян!
Ян Шама все читал и читал, вслух отводя душу. И вдруг запнулся: а что наши легионеры, ведь их уже не одна тысяча? Неужели же под Зборовом они только хотели спасти Керенского, а под Киевом - боеприпасы и поезда? Ох, как нужен был ему сейчас кадет Бартак, или сержант Долина, или хотя бы этот насмешливый коротышка драгун! Легионеры готовятся двинуть во Францию, чтобы там, видите ли, воевать против извечного врага, а здесь, где он у них под носом, отступают к востоку! Значит, не хотят помогать Ленину? На какой же струне играют их офицеры? На калединской, на красновской? Шама скрипнул зубами.
- Я хочу все знать, - обратился он к усатому соседу. - Из газет моя башка понимает только половину. Знаю твердо одно - наши ребята бегут из Легии к большевикам и с ними выступают против Карловых австрияков и Вильгельмовых немцев.
Усач не ответил. Кто знает, где витали его мысли. Шама сплюнул и продолжал размышлять. Правильно ребята поступают, ведь мы еще на австрийском фронте хотели повернуть штыки против Вены и Будапешта, выкурить монархистский сброд из тепленьких постелей и захватить власть в свои руки. Венгры этого тоже хотят, иначе зачем бы им переходить к большевикам? А словаки? Шама никогда не говорил ни с кем из словаков, кроме Лагоша, но если они в самом деле люди прямодушные, как о них твердят, то не удивительно, что в Красную Армию они идут далеко не как бараны к корыту с солью.
Шама беспокойно ворочался на нарах. Временами прислушивался к разговорам пленных и русских караульных. Толковали о Троцком, о немцах, о Скоропадском и Петлюре, о вчерашнем французском фильме про какую-то шлюху Нана, которая разоряла толстосумов так, что любо-дорого. И еще о том, кто сумеет распутать эту страшную неразбериху в России, чтобы можно было наконец вздохнуть спокойно и вернуться к мирному труду.
- Буржуев надо под корень! - заявил вдруг какой-то инвалид.
Лица его не было видно, но это был тот самый человек, который все время говорил о революции, а тех, кто не вступил в боевые части большевиков, называл "паразитами нового общества".
- Что же ты сам-то тут околачиваешься, Иван? - рассмеялся кто-то, но немедленно получил ответ:
- У меня на правой руке остались только большой да указательный пальцы, но я знаю, в каком стане мое место!
Утром Шама нашел в кармане своей шинели чешскую газету "Факел". Поверх названия карандашом было написано по-чешски: "Прочти и передай дальше!" Ян торопливо позавтракал и отправился на пост. Спросил у своего напарника-венгра, что нового, но тот только рукой махнул, буркнул в черные усы под длинным носом "нима ништа" и, шаркая ногами, удалился. Ян подошел к окну рядом со складской дверью и развернул "Факел". Вот как, стало быть, наши взаправду бились под Псковом и Нарвой и тоже хорошенько дали немцам по их остроконечным каскам! Шама горько усмехнулся. Ладно, дочитаю после. Прошелся несколько раз по длинному коридору и опять стал у окна. А может, вы правы, братцы. Плохие бы вы были чехи, если б не пошли с русскими братьями на головореза…
Шама вспомнил, как еще в больнице один чех - постой, кажется, Петник по фамилии - рассказывал, что братишка его, записавшись в Легию, еще прошлой осенью был отправлен через Архангельск во Францию и что за Киев в рядах еще Красной гвардии сражалось до тысячи чехов и словаков, и все ребята такие, что сам черт им не страшен, один даже был будто назначен начальником киевского гарнизона.
Но тогда Шама валялся в жару, и все это у него в одно ухо вошло, а в другое вышло - теперь же он ясно припомнил розовощекого портного Карела Петника, как сидит он на офицерской больничной койке и говорит, словно хочет словом зажечь сердца всех парией. Эх, надо бы заглянуть к этому Петнику, дать ему этот "Факел", ведь написано же "передай дальше"! Ян аккуратно сложил газету и спрятал в карман.
В полдень произошло необычное событие: солдат принес ему миску с супом и тремя кусками баранины. Ян проглотил все это, даже не спросив, что бы это означало? И, повеселев, снова принялся расхаживать по коридору, словно за дверью и не было никаких кадушек с салом, мороженых окороков и бочек с квашеными овощами, главным образом с капустой. На сытый желудок не хотелось ни о чем думать. Разве не заслужил он немного покоя в этой военной стране, где человеческая жизнь порой не стоит и горшка капусты, и наоборот, где горшок капусты часто стоит человеческой жизни? Шама клевал носом на ходу. Винтовка с единственным патроном в стволе перетягивала его на один бок. Поставить бы ее в угол да прислониться рядом к стенке…
В коридор с лестницы зашли два солдата в русских шинелях и фуражках. Осмотрелись, переглянулись, затем тот, что был поменьше ростом, коренастый, сунул руку за узкий ремень, словно успокаивая разболевшуюся селезенку, и двинулся к Шаме. Тот встрепенулся, взял винтовку наизготовку. Второй солдат, усатый, рослый, шел следом за первым. Они остановились в нескольких шагах от Шамы, и низенький спросил по-чешски:
- Что ты тут делаешь, приятель?
Ян Шама помрачнел, рыжеватые густые брови приподнялись к самой папахе.
- Караулю, не видишь, что ли?
- А что караулишь?
- Больно ты любопытен, подозрительно даже. Не скажу!
- Стоишь ты у провиантского склада, нам это хорошо известно, - вмешался усатый. - И давно ты здесь?
- Несколько дней, а в чем дело?
- А в том, что ты балда.
- Не слыхал, - отрезал Шама. - А ну убирайтесь подобру-поздорову, пока я не рассердился!
Солдаты обменялись взглядами, а Шама покраснел. Разыгрывать себя он никому не позволит. Но тут усатый, выпятив грудь, с самым серьезным видом сказал:
- Вступай-ка лучше в наше войско!
Ян смерил его взглядом. Парень на вид неплох, может, и товарищ хороший.
- В Легию, что ли? - спросил Шама.
- Скажешь тоже, - усмехнулся усач. - Если бы я захотел, мог бы податься к панам-братьям еще в прошлом году, в Дарнице. Меня даже офицеры уговаривали.
Коренастый чех с большой головой и пушком под носом, несколько вздернутым, подхватил:
- А ну тебя с твоей Легией, я у них уценье прошел, заклятому врагу не пожелаю. В Тамбове нас загнали на запасный путь - мол, поедем во Францию, на Западный фронт. Словно здесь нет немцев под рукой. А мне жалко стало Россию, ее народ, вот я и подался к тамбовским большевикам. Брось ты все тут в Саратове, поехали с нами в Тамбов! Там формируется чехословацкая советская воинская часть. Ну, что смотришь как дурак? Не хочешь ведь такой молодой до смерти рабом быть!
Ян опустил винтовку, его обдало жаром. Он стоял, кусая губы, а в голове проносились картины родной деревни в Южной Чехии, домик родителей, лица отца и матери… Могли ли старики подумать, что их Ян так часто раздумывает, возвращаться ли ему домой! В селе Максим он так радовался, что едет на родину, ради этого расстался с верными товарищами, золотыми ребятами: Долиной, Вайнертом, Лагошем, Ганоусеком, Барборой и коротышкой Бедой Ганзой.
- А если меня сцапает патруль - вы за меня в землю ляжете?
- Дуралей, на, прочитай мандат, подписанный украинским народным комиссаром по военным делам. Мы уполномочены организовать социалистическую армию из чехословаков, легионеров и пленных. Читай, чего боишься? Мы твой склад не сожрем.
Шама взял бумагу в руки и начал разбирать русские буквы. "Товарищи, желающие вступить в ряды социалистической армии, должны явиться с оружием в штаб чехословацкой Красной гвардии по Фундуклеевской улице, дом 51, где они и будут размещены".
Шама проглотил слюну.
- Хорошо, - произнес он, - а может, вы скажете, как мне попасть в Киев, на эту самую Фундуклеевскую улицу?
- Там теперь немцы. Поезжай с нами в Тамбов.
- И поеду! - вдруг хрипло воскликнул Шама. Картинки южночешской деревни растаяли в его воображении. - Могу отправиться хоть сейчас.
Солдаты улыбнулись, а тот, что поменьше ростом, возразил:
- Постой, постой, еще переночуй здесь, утром в шесть часов встретимся на вокзале. А теперь помоги нам. Скажи, есть в лагере пленные?
- Тысячи, ведь лагерь для них и построен.
- Это мы тоже знаем, я хотел сказать, чехи.
- Где теперь в России или на Украине нет чехов? - усмехнулся Шама. - В одном нашем бараке насчитаешь человек сорок.
Старший солдат похлопал Яна по плечу:
- Спасибо, пойдем теперь к ним!
Они пожали Шаме руку. Оба были против него мозгляки, а руку стиснуть могли - ладони их затвердели от лопат.
- Стой, - опомнился вдруг растроганный Шама. - Как вас зовут-то, ребята?
- Меня - Ян Пулпан, - сказал усач.