- Помирать вам рано, - сказал Усольцев. - Пусть фашисты подыхают.
- И то правда. Угостите, кали ласка, махрой...
- Это можно, - Захар подал кисет деду. - Все высыпайте себе.
- Усе? Ну спасибо.
Захар заметил, как колыхнулась перина, и тут же спросил:
- А там кто спит?
Дед глубоко затянулся цигаркой-самокруткой, медленно выпустил из себя дымок и, махнув рукой, притихшим голосом произнес:
- Бес яго знает. Якись приблудень. Каже, што из полону бежав.
Захар подошел к полатям и, приподняв перину, от изумления замер. Еще раз внимательно посмотрел на лежачего и сдернул всю перину с него.
- Это же Зубов, елки-моталки.
Усольцев подошел вплотную к лежащему Зубову.
- А ну встать!
Зубов продолжал недвижимо лежать, будто не его касается команда Усольцева.
- Ишь развалился, как на курорте, - негодовал Нечаев. - Дезертир.
Дед Кузьма хотел что-то сказать, но раскашлялся и без устали бухтел. Затушил самокрутку и, успокоившись, спросил:
- Невжели ен ваш? А я думав...
- Дезертир он. Беглец, вот кто, - втолковывал деду Захар.
- С фронту утек? - дед закачал головой. - Сябров кинув. Это ж предательство. Ци не так?
- Верно говорите, - поддержал деда Усольцев. - Именно предательство!
Зубов спустил ноги с полатей и встал.
- В трибунал его, пускай ответствует, - твердил Нечаев.
- Не надо, - завопил Зубов. - Пощадите... Меня трахнуло.
- Чем и куда? - спросил Усольцев.
- Не знаю. Чем-то горячим. Потом кинуло меня, и я оглох... Испужался... Хотел тут полежать малость...
- Ладно. Заглохни. Разберемся, - сказал Усольцев и обратился к деду: - Чем питаетесь?
- Бульбой да солью. Смачно... Опробуйте. У меня тут у чугунчике трохи есть...
- Спасибо. А хлеб имеется?
- Няма хлеба.
- Доставим вам буханку. Только вы пока не вылазьте из своей крепости.
- Возьмите меня на фронт. Я умею пулять. Не смажу. А?
- Нет уж, дед Кузьма, вы лучше тут держите оборону, - советовал Захар.
- Чым, кочергой? Мне бы якись пистоль.
Усольцев рассмеялся и, уходя, пообещал при случае доставить деду Кузьме пистоль.
Зубова оставили во взводе. Он поклялся и Усольцеву, и бойцам, что ничего подобного с ним никогда больше не повторится и что он искупит свою вину. Зубов даже попросил взводного, чтоб ему поручили самую трудную задачу.
- Сначала оборудуй себе позицию, - распорядился Усольцев. - Вот из этих кирпичей и железяк. Вон как Гулько. Посмотри и поучись.
Конечно, Зубова следовало жестоко наказать: дело пахло штрафной ротой; но Усольцев, оставляя его во взводе, ничуть не думал скрывать поступок трусоватого бойца, взводный просто прикинул: а разве в его взводе, в ста метрах от немцев, слаще, чем в штрафной роте. Здесь тот же ад. Это раз. А во-вторых, во взводе не густо с людьми, каждый штык на вес золота. Пускай воюет на глазах у товарищей, перед которыми провинился, делом свой грех и позор смоет. А дела такого долго ждать не пришлось. Перед самой взводной позицией появились танки. Стреляя на ходу из пушек и пулеметов, они с грохотом ползли на усольцевские редуты. Один танк сразу удалось тормознуть: из ПТР бронебойщик Лютов саданул по нему. Оставалось еще два. Они все ближе и ближе подбирались к взводному рубежу.
- Гранатами! - сквозь гусеничный лязг прорвался голос Усольцева.
Бойцы ухватились за связки гранат. Приподнялся над своим укрытием и Зубов. Усольцев метнул на него взгляд.
- А ну, Зубов, дай-ка фрицу прикурить!
Зубов услышал командира. Однако до танка было еще далековато - не докинуть связку. И Зубов, отчаявшись, вылез из-за своей кирпичной позиции и по-пластунски пополз навстречу бронированной глыбе.
Ползти далеко не пришлось. Вот он, танк, совсем рядом. Теперь можно достать его. Зубов приподнялся и со всего размаха швырнул связку под самое брюхо. И тут же упал. А гусеницы стальными брызгами разлетались в разные стороны.
- Зубов, назад! - крикнул Усольцев.
Зубов не шевельнулся.
Из люков танка выползали немцы. Взвод ударил по ним из автоматов. Но второй танк дополз до самой взводной позиции и с разгона броней снес на своем пути кирпичом обложенные окопчики. Кого-то насмерть придавило - Усольцев услышал дикий вопль.
- Гулько! - крикнул взводный. Он знал, что там, где прошел танк, должен быть Клим.
Нет, Клима не ухватила вражья броня. Мимо него прогромыхал фриц. Клим обернулся и увидел на броне стоявшего во весь рост фашиста, а другой немец вылез из люка. Оба строчили из автоматов.
- Гулько, бей по танку! - услышал Клим голос взводного. - Ашот, из пулемета их, из пулемета...
Клим кинул бутылку с горючей жидкостью и угодил точно на корму танка. Кто-то еще запустил бутылку. Полыхнуло зарево.
Галстян, развернув пулемет, дал очередь по стреляющим с брони фрицам. Оба рухнули в пламя, охватившее танк. Из нижнего люка выполз механик-водитель и поднял руки...
Зубова похоронили у развалин трехэтажного дома, рядом с могилой Вани Петропавловского и Кости Клинова.
- Всем нам здесь лежать, - вздохнул Нечаев. - Это же наше взводное кладбище.
И правда, что взводное. Вот и Зубов лег здесь. И те два бойца, которых танк изуродовал. Уже пятеро... У одного только дома...
Комбат Брызгалов сам явился во взвод. Тянуло, видно, к родному берегу. Да и причина была: Усольцеву сержанта присвоили, а Галстяну - младшего сержанта. Треугольнички комбат принес, каждому лично вручил и велел тут же к петлицам прикрепить.
- Нам бы пополниться, - обратился Усольцев к комбату. - Совсем скоро растаем. Жидкой ниточкой держим оборону.
- Однако же держите. И крепко стоите. Вон сколько танков наворочали. Аж три! Здорово поработали.
- А награды-то наши где? - оживился Нечаев. - И моей медали что-то не видать. А, товарищ старший лейтенант, где она?
- Штабы не чешутся. Давно ведь вас представил. Придется вдогонку посылать новые представления. За танки.
- Во-во, за танки полагается, - не унимался Нечаев. - И Климу. И убитому Зубову... Кому еще?
- Не надо, Захар, выпрашивать награды, - сказал Усольцев. - Это не наши с тобой дела. Начальство само знает.
- Разве я выпрашиваю? Просто напоминаю нашему комбату: раз полагается - выдай!
- Награды не паек.
- Оно так. Но все же...
- Будут награды, будут, - сказал Брызгалов. - Сам прослежу. А пополнения не обещаю. Не плывут пока к нам по Волге челны с новобранцами... Слышите, гудит...
Все, кто был рядом с комбатом, прислушались. Действительно, гул, скорее похожий на вой, усиливался.
- Кто-то летит к нам, - произнес Ашот и, прищурив глаза, приподнял голову вверх.
Комбат тоже посмотрел на укрытое тучами небо. Усольцев заметил на висках у Брызгалова седину. Она вроде мелкими ниточками выползала из-под повязки, которая все еще перепоясывала голову комбата. Усольцев тронул рукой свои виски: неужто тоже белеют? Давно не видел себя в зеркале...
- "Раму" вижу, - Ашот ухватился за пулемет.
- Не надо, - комбат придержал за руку Галстяна. - Далеко. Не достанешь.
"Рама" низко проплыла вдоль Волги.
- Вынюхивают, - сказал Брызгалов и вдруг спросил у Галстяна: - Давно не умывался?
- Грязный, да? - Ашот рукой тронул лицо.
- Сильно прокопченный. Понимаю: воды у вас, конечно, нет. Может, по одному, пока спокойно, к Волге спуститься.
- К чему умываться? - вдруг спросил Нечаев, когда ушел комбат. - Я не желаю. На танцы собираемся или на бал какой? Вот завершим окопную жизнь и домой подадимся, тогда другой резон. Чтоб женку и ребятишек просмоленной мордой не пугать, обязательно надо прицепуриться, елки-моталки. Слышь, сержант, верно я говорю?
- Нет, Захарка, все-таки пойдешь ты у меня к Волге. На твоих усах пуд копоти. Отмыть их надобно, чтоб блестели и торчком стояли, а то вон как обвисли.
- Про усы не возражаю. А скажи-ка, дадут мне медаль? Она мне очень нужна, чтоб дома видели: заслуженный человек с войны пришел. А как же? С войны - нельзя без награждения. Срамота будет.
Кто-то улыбнулся, а кому-то не до улыбки: укрытие уж больно шаткое, стукнет немец - и развалится кирпичная баррикада. В землю надо залазить поглубже, а она, земля, городская, утоптанная, туго поддается...
Усольцев придвинулся к Галстяну и негромко сказал:
- Посмотри-ка на танк.
Галстян повернул голову к все еще дымившему танку.
- Нет, ты гляди вперед, на тот, который Зубов покалечил.
- Ну, вижу. Танк как танк, правда, покорежен.
- Не в том дело. Рядом с ним, у катков, что-то круглое чернеет.
Галстян приподнял голову.
- Сильно не высовывайся, - Усольцев дернул за плечо Ашота.
- Кажется, там люк. Вроде крышка чернеет.
- И мне так кажется. Проверить надо. Если там водопроводный колодец...
- То что?
- С пулеметом туда забраться... А?
- Де-е-ло, - нараспев произнес Ашот и вызвался проверить.
Галстян выбрался из своей кирпичной засады, животом лег на асфальт и медленно, по-черепашьи, пополз к танку. Усольцев, прильнув к амбразуре, устроенной в кирпичной стене, внимательно наблюдал и за Ашотом, и за позицией немцев, которая проходила невдалеке от танка. Вот только сам танк чуть мешал ему просматривать всю местность, загораживая часть пространства.