- У тебя сколько гранат? А патронов? Посчитай-ка... И мои боеприпасы приплюсуй... Целый взвод получится... Сообразил?.. То-то же. Нам, брат, покидать эту обитель нет никакого резона. Только отсюда мы можем достать тот пакостный пулемет.
- И Дуню фрицам не отдадим, - добавил Клинов.
- Не Дуню, а Данаю. Запомни, садовая твоя голова, а то вернешься в свою Самару и ляпнешь: мол, видел Дуню в Сталинграде - засмеют.
- Ну, Данаю... Все одно фрицам фигу...
- Правильно, - улыбнулся Усольцев. - Данаю нельзя отдавать! А пока вот что: ползи-ка обратно во взвод и доложи лейтенанту обстановку. Скажи, что мы особняк оседлали и в нем решили закрепиться. Позиция выгодная: стены каменные и немец близко... Ну, вперед, одна нога здесь, другая - там! И пока темно - обратно. А за Данаю не беспокойся, уберегу...
Ушел Клинов. Усольцев один на весь пятикомнатный дом остался. Не грешно бы прикорнуть, в комнате, где Даная, две кровати с перинами - ложись и дрыхни. Однако ж нельзя: нет гарантии, что фрицы сию минуту не нагрянут. Бодрствовать надо, бодрствовать. Глаза ничего не видят, зато ухом надо ловить опасность... Усольцев вышел в коридор и присел у самой двери, чтоб на пороге встретить неприятеля, если сунется... Сел и подумал: а Клинов вроде парень прочный, не должен подвести. Не случилось бы с ним в пути неприятности...
Где-то рвануло, аж пол колыхнулся. Может, мина?.. Ну что же Клинов не вертается?
Усольцев услышал шаги... Заскрипели половицы на крыльце. Емельян встал и автомат направил на дверь. Половицы еще сильней заерзали. Скрип этот вызвал тревогу: больно много ног на крыльце... Ну, погоди, немчура! И вдруг уловил слова: "Осторожно, не лязгать!". Это же Клинов. Его самарский говор...
Клинов прибыл не один. С ним еще трое: Нечаев, Клим Гулько и новенький боец во взводе Ашот Галстян, пулеметчик.
- Это же дивизия! - обрадовался Усольцев. - Ну, фрицы, трепещите!
Всех по очереди обнял Емельян, Клима расцеловал.
- Сто лет тебя, Климушек, не видел. Жив? Цел?
- Как видишь, на усиление прибыл.
- А ты, Захарка, каким чудом сюда забрел?
- Ты ушел, и я за тобой. Это шутка, елки-моталки. Команда нам последовала: сматывать удочки. Вот мы и смотали их с Хафизовым. Его во взводе оставили, а меня снова в твое подчинение.
С новичком Усольцев тоже поговорил, узнал, что родом он из Ростова-на-Дону, слесарь, на заводе работал, десятилетку окончил русскую, а армянский язык тоже знает, и на войне с первого дня, успел даже в госпитале побывать. Ранили в Калинине, в уличном бою, а лечился в Саратове, откуда и прибыл в Сталинград.
- Вижу, все мы вояки с понятием, - сказал Усольцев.
- Только я неуч, - возразил Клинов.
- Не скажи, километра полтора пузом пропахал асфальт - это уже академия!
- Да, чуть не забыл, - спохватился Клинов. - Лейтенант велел передать, что ты, Усольцев, назначаешься комендантом особняка.
- Комендантом? Звучит. Коль так, быть и вам комендантами, - решил Усольцев и, чтобы обеспечить круговое наблюдение, за каждым закрепил комнату. Нечаев стал комендантом кухни, Гулько - коридор получил, Галстян - зал, а Клинов стал именоваться комендантом спальни.
- Подфартило тебе. Костя, - расплылся в улыбке Нечаев. - Мне бы к перинам, елки-моталки.
- Женатикам туда нельзя, - отпарировал Усольцев.
- Почему так?
- Есть причина. Верно, Клинов? Объясни Захару...
С рассветом засуетился трехэтажный дом. Усольцев, устроившись на кухне рядом с Нечаевым, хорошо видел все три его подъезда. Увидел и немцев, бежавших гуськом вдоль дома и скрывавшихся за дверью подъезда, который ближе других был к нашему переднему краю. Ожил и пулемет: дал несколько коротких очередей.
- Откуда бьет? - спросил Усольцев.
- Шут его знает. В окнах никого. Зови сюда Ашота.
Галстян с пулеметом тут же явился.
- Пристраивай пулемет у окна, - распорядился Усольцев. - Только аккуратно, чтоб не заметили тебя, Жди команды.
Немецкий пулеметчик умолк. Минут двадцать длилась тишина. Потом снова треск пошел. Теперь немец длинно строчил.
- На чердаке он, - произнес Галстян. - Оттуда блеснул огонь. Сам видел.
Из коридора явился Гулько.
- Что у тебя? - оторвался от окна Усольцев.
- Глухо. Нихто к нам не лезет.
- Все равно наблюдай. Могут нагрянуть. Будь начеку. Пулемет снова умолк и долго не подавал никаких признаков жизни. Усольцев услышал голос Клинова и пошел к нему. Тот доложил, что немцы покатили за дом орудие.
- Атаковать собираются, - произнес Усольцев. - Продолжай наблюдение.
К Усольцеву подскочил Нечаев.
- Немец к крайнему окну на третьем этаже пулемет приставил. С чердака сполз. Ашот тоже видел.
- Кочует, собака, - на ходу произнес Усольцев и примостился рядом с Галстяном.
- Беру на мушку, - сообщил Ашот. Усольцев кивнул головой и тихо сказал:
- Когда полезет открывать окно, рубани.
- Есть рубануть!
Усольцев поднял шпингалет и, осторожно толкнул раму. Окно распахнулось. Галстян еще четче увидел ствол немецкого крупнокалиберного пулемета. Немец же пока не показывался. И вдруг над особняком, прямо над его крышей, возник такой свист, что все съежились и присели. За свистом тут же последовал взрыв, от которого стены заскрежетали, и все, что было в комнате, зазвенело, забренчало, с грохотом повалилось на пол. Из коридора приполз Клим, усыпанный побелкой.
- Дверь вырвало и крыльцо будто бритвой срезало, - доложил он.
Усольцев кинулся в коридор. Все двери в комнаты нараспашку. Позвал Клинова, но ответа не последовало. Шагнул в его комнату и замер: весь угол развален, кровати перевернуты, пухом устлан пол. Лишь картина удержалась на стене, она чуть-чуть накренилась, Данаю ничем не тронуло, вот только амура, что витал над ее головой, трещина надвое разрубила.
- Клинов! - выдохнул Усольцев.
Не отозвался. Заглянул под кровати, и там не было Клинова. Стал разгребать пух, и только в углу, где громоздились простыни да одеяла, Емельян наткнулся на недвижимого напарника. Припал к нему ухом: кажется, дышит. Позвал Клима. Тот тоже послушал:
- Живе, - произнес Клим и начал легонько тормошить Клинова. - Вставай, Костя, вставай!
Клинов шевельнул руками и открыл глаза.
- Жив! - обрадовался Клим. - Гляди, Емельян, глазами моргает.
- Можешь встать? - спросил Усольцев. Клинов не отреагировал, по-прежнему недвижимо лежал. Его бледное лицо с давним шрамом над левой бровью усеяли перья-пушинки. Клим дунул, и они будто снежинки заплясали.
Клинов потянул руки к ушам и, сморщив лицо, начал их тереть.
- Он нас не чует. Оглох.
- Ты слышишь меня? - спросил Емельян. Клинов по губам Усольцева догадался, что его о чем-то спрашивают, и молча показал на уши.
- Контужен, - сказал Усольцев, и вместе с Климом они перенесли товарища в уцелевшую кухню. Там устроили ему постель и уложили.
- Мне кажется, крышка нам всем здесь будет, - со вздохом произнес Нечаев.
- Ты чего это застонал? - удивился Усольцев.
- Не немцы, так свои укокошат.
- Свои?
- Ну, а кто же всадил в нашу обитель этот снаряд или, скорее, мину? Думаешь, немчура? Наши ж бьют. Слышишь, свист над нами... Елки-моталки...
- Живы будем, не помрем... А что пулеметчик?
- Отдыхает, - ответил Галстян.
Усольцев посмотрел в окно и заметил, как из подъезда, куда на рассвете гуськом бежали немцы, трое вынесли миномет и у самого дома начали его устанавливать.
- Ну, дудки! - зло произнес Усольцев и, велев не сводить глаз с пулемета, кинулся в коридор. Никто не понял, зачем он туда пошел. Только Клим, перехватив его, спросил:
- Куда?
- За мной!
В "пуховой" комнате, подойдя вплотную к разваленному углу, через дыру увидели улицу и строения, в которых должны быть немцы.
- Держи их под прицелом, а я с минометом попробую разделаться.
Усольцев боком пролез в дыру и прыгнул вниз. Припал к холодной земле, огляделся и пополз к углу особняка. Чуть высунув голову за угол, увидел минометчиков. Они подтаскивали к миномету ящики. Еще подался вперед и замер. Немцы стали копошиться у ящиков. Потом один взял мину и пошел к миномету. Усольцев нажал на спусковой крючок, и длинная очередь из его автомата уложила всех троих.
Галстян и Нечаев все видели: минометчики не пикнули - свалились наземь и даже не шевельнулись. Тут же появился немец-пулеметчик и, толкнув раму, зачем-то высунулся в окно, возможно, хотел увидеть, кто стреляет. Галстян не упустил своего шанса: одной короткой очередью уложил немца на подоконник.
Что ж, удачно сработал гарнизон особняка: добыл первую ощутимую победу. Разделался не только с назойливым пулеметом, отчего взводу, да и всей роте, будет легче, но и убрал минометный расчет, который, конечно, готовился к обстрелу нашего переднего края. Однако победа родила и тревогу: что предпримет враг? Карты ведь раскрылись: теперь немцы точно знают, что в особняке русские, и нанесут по нему удар. Когда только - немедленно или погодя? Никто этого не знал. Усольцев обдумывал варианты. Их было три: уходить, оставаться и принять бой или самый дерзкий - ворваться в трехэтажный дом, в третий подъезд, где засели немцы, и овладеть им. Выложил товарищам все, что думал. Они заспорили. Нечаев высказался за уход из особняка к своим: выполнили задачу - и ладно. Галстян возразил: не оставлять же фрицу выгодный рубеж.
- Как мух перебьют, - кипятился Нечаев. - Вон их сколько!
- Ты считал? - зло спросил Усольцев. Нечаев не ответил. Свернул самокрутку и глубоко вдохнул в себя дым.
- Что думаешь Клим? - поинтересовался Усольцев.