Теперь в новую щель забрался. И представить трудно, куда загнала его война, - в настоящую нору. В таком жилище только кротам селиться, а пришлось ему, Усольцеву, да его друзьям - Хафизову и Нечаеву - здесь причалиться.
А вышло-то как. Командир взвода лейтенант Брызгалов вдруг подозвал и сует в руки Усольцеву коробку.
- Надеюсь, знакомы с этой техникой?
- Приблизительно, - ответил Усольцев. - Видать видал, но пользоваться не доводилось.
- Ну так вот, берите этот телефонный аппарат, катушку с проводом - и вперед, на самый левый фланг полка, туда, где стык нашей дивизии с соседней.
Лейтенант указал на карте, куда следует продвинуться, и поставил задачу: подсоединиться к проводу соседей, чтоб наладить и поддерживать с ними круглосуточную связь. Короче говоря, Усольцев назначался старшим промежуточной телефонной станции.
- А младшие кто? - спросил Усольцев.
- Сами подбирайте. Еще двоих. Бог ведь троицу любит.
Поблизости находились Хафизов и Нечаев. Их Усольцев и выбрал.
- Телефон знаю, - сказал Асхат. - В сельсовет дежурил... Крути ручку, ухо трубку держи и кричи: алле!
- Большой мастер! - Усольцев похлопал Асхата по плечу и передал ему телефонный аппарат. - А ты, Захар, что можешь?
- Ложкой робить у котелка.
- Тогда взваливай катушку на спину.
- Елки-моталки, - простонал Нечаев...
Война, что ветреная девица, выкинет такой фортель, который только во сне может явиться. В самом деле, стало все ладно у Усольцева, автомат заимел, все карманы патронами набил, гранатами тоже обзавелся - воюй, боец-пехотинец, так нет же, поворачивай на все триста шестьдесят градусов - в телефонную команду определяйся. Его бы воля - ни за что бы не согласился, но в воинском строю такого быть не может: командир приказал - боец исполняет. И никаких разговорчиков. Так и должно быть! Откуда ему, рядовому, знать, какое дело в данный момент важнее, может, от этого телефона будет зависеть важная операция, недаром же лейтенант сказал, что сам комдив распорядился немедленно установить эту промежуточную телефонную станцию. А раз так, то ему, Усольцеву, и Хафизову, и Нечаеву доверено весьма ответственное дело. И нечего рассуждать - шагом марш на дивизионный стык!
Добрались они до стыка удачно: где ползком, где перебежками, а где тихим шагом. И провод проложили аккуратно, и устроились вроде удобно - в овражке, где достать их могла только мина или бомба, а снаряды да пули над ними пролетали. С питанием тоже ладно было: по две банки тушенки и по буханке хлеба на нос выдал старшина, да и сахара подкинули, вот только с кипятком туго: до Волги метров четыреста - далековато, ползком надо, и опасно - местность насквозь простреливается. Придется сахар всухую сосать. Правда, во фляжках есть вода, но это "энзэ" - неприкосновенный запас, на худой случай.
С соседями тоже контакт наладили. Их сержант с бойцом свой провод подтянули и к телефону подключили. Сержант оказался связистом, показал что к чему - спасибо ему! - и велел постоянно держать трубку у уха, ну и с немчуры глаз не спускать, они ведь совсем близко, за гаражами, метров двести.
К телефону был приставлен Хафизов, человек с опытом, шутка ли, в сельсовете при телефоне дежурил! Ему и велел Усольцев ухом к трубке прилипнуть. Нечаеву приказано было только в немецкую сторону глазами целить - и никуда больше. Ну, а сам Усольцев за лопату взялся: надо же позицию благоустроить, в землю углубиться. Дождь, как назло, нещадно мочит одежду, да и на аппарат льет, словом, нужна ниша. Усольцев копал быстро, земля рыхлая, сыпучая - легко поддавалась.
В трубке зашипело. Хафизов насторожился, Емельяна дернул за плечо.
- Ну чего?
- Там шебуршат, - Хафизов указал на трубку и громко закричал: - Слушаю!.. Я - "Исток"! Кричи трубка сильно-сильно! Кого надо?
"Исток" - это позывной. Усольцев, когда узнал, что их станцию так назвали, даже не поверил: неужели "Исток"? Он ведь родился в Истоке, оттуда на войну ушел, там Степанидушка, и детишки там. И вот он снова в Истоке. Кто придумал такой позывной? Спасибо ему!
- Ты счастливый, - сказал Асхат. - Свой дом пришел...
Хафизов протянул трубку Усольцеву.
- "Исток", я "Север"! Ответьте "Десятому"... Усольцев никогда не видел "Десятого", но знал, что это начальник штаба полка. Сквозь скрип Емельян услышал вопрос: "Что у вас, доложите обстановку".
Усольцев доложил: немец притих, почти не шевелится, дождь под крышу загнал. А на вопрос "Десятого" о соседях ответил, что пока держатся крепко, и указал координаты их переднего края.
- Добро! - ответил "Десятый". - И вы держитесь...
"Мы-то что, - подумал Усольцев, отдавая трубку промокшему Хафизову, не подкачаем, пусть передок крепче упирается, а то коль он даст трещину, худо будет".
Не удержал-таки фашиста сосед. Так надавил немец, что передок действительно треснул, и в ту трещину клином врубились танки с черными крестами. А за танками пошла вражья пехота...
Усольцев кинулся к телефону, чтоб разузнать у соседа что да как, но в трубке было глухо.
- Провод видать, тово, елки-моталки, - раздосадовался Нечаев.
- И сосед, кажется, тоже "тово", - произнес Усольцев и, заметив бегущих слева немцев, бросил трубку и дал очередь из автомата. Огонь открыли Хафизов и Нечаев.
- Отступаем, ребята! - скомандовал Усольцев. - К берегу...
- Может, нам лучше в свою роту ползти? - высказался Нечаев. - Там вроде тихо... Она за балкой, у завода... Туды надо...
- Я сказал: к берегу! За мной!
У крутого обрыва, за которым начиналась приречная песчаная полоса, они остановились, но от земли не отрывались, как ползли - так распластавшись и лежали. Куда дальше подаваться? Пока никто из них этого не знал. Они лишь тяжело дышали.
Усольцев чуть приподнялся. Странная картина: слева трещит и рвется - бой не утихает, а справа, где рубеж держит его дивизия, сравнительно тихо. Правда, оттуда доносятся одиночные орудийные выстрелы - и только. Что бы это значило?
Ну что ж, Усольцев, хотя и не новичок на этой войне, но он все-таки рядовой, обыкновенный боец (правда, теперь уже старший на телефонной станции, а станция-то состоит всего лишь из одного аппарата и катушки), и ему не дано вот так сразу понять и разобраться в ситуации, которая происходила на его глазах. Это дело штабов. Однако и он что-то уловил: а не рубит ли немец нашу оборону на части? Вот даванул на соседа - аж к берегу придавил, потом спустится с обрыва к Волге и к его, Усольцева, дивизии подлезет с тыла...
Такая вот обстановка подсказала Усольцеву: остановись, тут твой рубеж, залезь поглубже в землю и в оба гляди: если вражина-фриц к Волге поползет, докладывай немедленно - у тебя же телефон имеется.
Так и поступили Усольцев и его бойцы. У самого волжского обрыва на прикол встали. Спустились с него и в этом же песчаном обрыве вырыли что-то наподобие землянки, хотя на землянку эта нора мало походила, но они сами ее так величали - "наша землянка". Заползли туда, провод подтянули, телефон в нишу приставили и доложили: мол, не пропал "Исток", жив. И снова в трубе голос "Десятого":
- Доложите обстановку!
Доложили: локтевого соприкосновения с соседом не имеется, связи тоже нет, немец вышел к берегу, он на верхушке обрыва...
- А вы где? - спросил "Десятый".
- Под немцем...
"Десятый" не понял: как это под немцем? Усольцев пояснил: фрицы наверху обрыва, а "Исток" прямо под ним, метра на три ниже.
- Ну да! - поразился "Десятый". - Ну и как?
Что ответить "Десятому"? Сказать: не рай, сам должен понять, поэтому Усольцев произнес кратко:
- Жить можно!
- Молодцы! - похвалил "Десятый". - Ждите указаний.
Указания были предельно четкими: держаться на позиции до последнего, следить за берегом, о действиях немцев немедленно докладывать.
- Понятно? - спросил Усольцев своих друзей, когда довел до их сведения задачу.
- Ну, понятно, - без восторга произнес Нечаев. - А жить-то как?
- В смысле? - насторожился Усольцев.
- Только ангелы с неба не просят хлеба, - пословицей пояснил свою мысль Захар.
- Ах, ты вот о чем! Что у нас в наличии?
- Полбуханки хлеба и одна банка "тошноты".
- Какой "тошноты"?
- Ну тушенки.
- Не густо. Добудем харч. Ночь настанет - сообразим.
- Скорей бы ночь, - шепотом произнес Асхат. - Нужда есть...
- Понял тебя, Асхат, - сказал Усольцев. - Я тоже терплю... Ночь придет - вылезем на волю... Может, и умоемся...
Ночью в самом деле полегчало. Наверху, кажется, немцы угомонились - нет пальбы. Усольцев первым выполз на волю. Прижался к обрыву, задрал голову вверх, прислушался - там тишина. И облегчился...
- Асхат, выходи! - просунув голову в лаз, произнес Усольцев. - А ты, Захар, дуй в роту, к старшине. Провиант добывай... Только осторожно. Жмись к обрыву...
Хафизов, справив свое дело, отчего повеселел, решил и умыться. Волга ведь рядом, метров шестьдесят проползти - и вода.
Пополз. Сначала медленно, несмело. Потом прибавил скорость. Услышал плеск волны. Знакомый плеск! Он же волжанин. Все свои двадцать лет у Волги жил, Волгой кормился, каких сазанов таскал! Даже на рынок в Казань возил... Было такое. А вот теперь крадучись ползет к своей Волге. Кто бы мог подумать о такой нелепице...
- Шайтан проклятый! - вслух ругнулся Асхат и тут же к песку прилип: сверху ударил автомат.
- Назад! - Асхат услышал голос Усольцева и как рак попятился.
Не отведал волжской водицы Асхат, не умылся. Но повезло: не продырявил его немец, целым возвратился в землянку.