Лес укрыл батальон. После ночного марш-броска пришел жданный отдых. Бойцы примостились поближе к деревьям, повалились прямо наземь и уже через считанные минуты спали так, что орудийное буханье, раздававшееся где-то по-соседству с лесом, никому не мешало.
5
Бойцы, вытянувшись в длинную шеренгу, осторожно шаркая в темноте по дощатому настилу, молча поднимались на палубу какого-то странного парохода, слегка качавшегося на волжской воде.
- Смелее! Смелее! - услышал Усольцев рядом чей-то тонкий голосок и чертыхнулся оттого, что споткнулся о какую-то железяку.
- Повыше ноги! Не шаркать! - не унимался все тот же голосок.
- Эй, командир-пискля, укажи-ка лучше на что присесть, - вырвалось из шеренги.
- На собственное мягкое место, - отпарировал голосок.
- Прекратить разговоры! - вмешался сиплый бас, и на палубе стало тихо. - Немец рядом, а вы "присесть"...
- Можно вопросик? - не стерпел Иванов.
- Слушаю вас, товарищ боец, - настороженно отозвался бас.
- Как величают эту посудину? На разных плавал, но такой крейсер впервые вижу.
- "Гаситель". А я его капитан.
- "Гаситель"? - переспросил Иванов.
- Так, пожарный пароход "Гаситель". Эта посудина, как вы, товарищ боец, выразились, побывала в таких переплетах, что не дай бог вам подобное пережить. "Гаситель" весь в ранах, в его теле и поныне торчат сотни осколков... Работы "Гасителю" хватает: тушим пожары на Волге, возим раненых с правого берега на левый, а сейчас вас доставим в Сталинград. Понятно?
- Вполне, - ответил Иванов. - Выходит, ваш "Гаситель" герой.
- И матросы у нас геройские. А ну-ка, юнга Гена, скажи, каким орденом тебя наградил командарм Чуйков?
- Так вы же знаете, - отозвался тонкий голосок.
- Бойцам скажи, пусть и они узнают.
- Ну "звездочкой".
- Не "звездочкой", а орденом Красной Звезды... За геройство...
- Интересно, что же юнга такое геройское сотворил? - спросил Усольцев.
- Ответь, Гена, бойцу, - пробасил капитан. - Видишь, им интересно.
- Ну пальнул по фрицеву самолету, - сказал Гена и замолк.
- Ну и что же? - допытывался Усольцев.
- Утонул.
- Кто?
- Эх, Генка, - произнес капитан. - Стрельнул метко, а толком рассказать не можешь. Придется мне тебя выручать... Было так. Мы стояли у берега. Видим, на Волге поднялась кутерьма: три немецких самолета накинулись на катер "Надежный", на корме которого сразу загорелись ящики с боеприпасами. Мы пошли на выручку. А самолеты кружат и кидают бомбы. Наш матрос ударил по стервятнику из пулемета. Дал несколько очередей и упал. Я крикнул: "К пулемету!". Гена тут как тут: схватил гашетку и стал строчить. И удачно - самолет вспыхнул и как шел на нас, так и спикировал в Волгу, утонул стервятник... Все это многие видели с берега.
Когда мы подплыли к нему, к нам подошла группа командиров. Среди них был и сам командарм. "Кто стрелял по немцу?" - спросил он и показал на небо. Я указал на Гену. Чуйков положил юнге руку на плечо и сказал: "Хвалю. Молодец. А как сумел?". Гена по-детски ответил: "Это он сам упал..." Генерал рассмеялся и тут же, обернувшись, попросил у одного из офицеров орден Красной Звезды. Офицер отвинтил орден и передал командарму, который и прикрепил Красную Звезду к бушлату нашего юнги. А офицеру Чуйков сказал: "Тебе я потом верну, а этому пацану нужно сейчас..." Вот и вся история.
- Сколько годков тебе, Генка? - спросил Ободов.
- Тринадцать.
- Елки-моталки, дите, а уже с орденом, - удивился Нечаев.
- Завидуешь? - хихикнул Иванов. Нечаев не ответил, может, оттого, что совсем рядом плюхнулся в Волгу снаряд, за ним - второй и третий...
- Щупают берег, - произнес капитан. - Всем по местам!
Лейтенант Брызгалов скомандовал взводу привести оружие в боевую готовность, быть всем внимательными, не суетиться и не кимарить.
- Отдать чалку, полный вперед! - услышали все команду капитана.
Сталинград коптил небо. Густые клубы дыма накрыли город вдоль всего берега. Копоть и гарь ползли к Волге.
Бойцы совсем умолкли, прислушиваясь ко всему, что доносилось с правого берега. Усольцеву послышалось, что там кто-то плачет, навзрыд голосит. Еще сильнее напряг слух - тихо, никаких звуков. Показалось... И вдруг пулемет - забил, застучал. Вот только чей - не разобрать.
Не долго стучал этот дятел-пулемет, как возник внезапно, так вмиг и заглох.
Усольцев ощутил на своем плече чью-то руку.
- Это я, - произнес Клим.
- Вот хорошо, а то совсем потерял тебя. Ты как, где примостился?
- У какой-то трубы... Там греет, тепло...
- А Чижик где?
- Здесь... Катюша, иди к нам, - позвал Клим.
Санинструктор Катя Чижова тут же появилась и встала рядом с Усольцевым.
- Ну как, медицина, не продрогла? Сыростью тянет, - Усольцев обнял за плечи Катюшу.
- Нормально... Что-то наш корабль еле ползет...
- И кособочит, - добавил Нечаев.
- Как кособочит? - не понял Усольцев.
- Ну, не напрямую к берегу плывем, а косо...
- Тебя не спросил...
Вдруг воздух наполнился пронзительным шипением, отчего все мгновенно придавились к палубе. Снаряды - один за другим - бешено неслись над "Гасителем" и рвались у берега, где только что вторая рота грузилась на пароход. Взрывы так сотрясали воздух, что и "Гаситель" закачался.
- Началась пляска чертей! - в сердцах произнес капитан. - Спокойно, товарищи бойцы, причал уже рядом. Проскочим...
- Скорей бы, - оживился Нечаев. - А ты, Емельяша, говорил, что они дрыхнут.
Взрывы с каждой минутой все ближе подбирались к "Гасителю". Волны хлестали по бортам и слева, и справа, брызгами доставая бойцов. "Гаситель" еще пуще заплясал.
- Ситуация! - произнес Усольцев. - В тебя бьют, а ты в бездействии...
- Спаси, Аллах! - вырвалось у Хафизова.
- Отставить религию! - рявкнул помкомвзвода Антипов.
Съежился Хафизов, сидя прижался щекой к борту и продолжал тихонько шептать никому непонятные слова.
Усольцев протянул к нему руку и, взявшись за плечо, слегка потряс.
- Ну-ну, Асхат... Ты ж мужчина... Не кисни!
- Зачем тихо плывем? - приободрился Хафизов. - Он черепаха, да?
- На то и Волга, чтоб плыть долго.
- Надо берег быстро-быстро.
- Будет берег, будет. Смотри-ка, его уже видать.
И, словно в подтверждение, по палубе пронеслась команда ротного:
- Приготовиться к выгрузке!
Зашевелилась рота: бойцы вставали на ноги, поправляли амуницию и вглядывались в берег, с которого по-прежнему тянуло дымом.
Берег стал заветным желанием каждого - и Хафизова, и Клима, и Нечаева, и Усольцева, и ротного Дмитриева. И там, конечно, не рай, но все же под ногами земля, можно и окоп отрыть, если что, и укрыться за каким-нибудь строением, может, не все еще сгорело. Скорей бы уцепиться за берег, тогда и оружие пойдет в ход, и немцу глотку можно будет заткнуть.
Никогда, пожалуй, Емельян не ощущал себя таким беспомощным, как сейчас. Ну что это за война, когда в тебя стреляют, а ты - кролик, мишень... И надо же быть Волге такой широченной: плывешь, плывешь, а берега все нет и нет... Слава Богу, спокойно стало, кажется, утихомирился фриц.
Только было обрадовался Усольцев тишине, как снова зашипело и завыло кругом. Теперь, кажется, не снаряды, а мины шлепались в воду и, видать, здоровенные: вода огромными столбами, похожими на айсберги, поднималась высоко-высоко.
- Емельяша, - услышал Усольцев Нечаева, - а наши-то бухалки где?
- Что это еще за "бухалки"?
- Ну, артиллерия. Чего молчит? Ударила б по ним - заглохли бы... А может, ее у нас уже... тово...
- Чего "тово"?
- Ну, вся вышла...
Мина разорвала волжскую гладь почти у самого борта, и вода сначала гигантской стеной поднялась над "Гасителем", а затем мощным потоком хлынула на палубу.
- Миша! Мишутка!.. Где ты, сынок? - изо всех сил крикнул Грач.
Зажигин не откликнулся на зов отца. Вода смыла его с палубы и унесла в Волгу.
И не одного его: всю роту раскидало кого куда - одних вышвырнуло за борт "Гасителя", другие, успев уцепиться за шланги и брандспойты, чудом удержались на палубе.
Усольцев лежал в воде лицом вниз и никак не мог сообразить, где находится. Неужто в Волгу попал?.. Что-то сильно давит сверху, может, водой ко дну прижало... Жутко стало... Уперся руками во что-то твердое: нет, это не похоже на дно - доска под ним. Еще поднатужился - аж спина хрустнула - и чуть-чуть приподнялся. Со спины сползла какая-то глыба. Фу-ты!
Полегчало... Емельян протянул руку к громадине, которая только что лежала на нем, а теперь возвышалась рядом - ну бочка, обыкновенная железная бочка. Надо же, угодил под бочку... Могла и покалечить, а то и прикончить... Но, кажется, цел.
Усольцев уперся руками в бочку и встал на ноги. С него ручьями стекала вода.
- Эй, ребята, кто рядом - откликнись! - выдохнул из себя Емельян.
- Миша утоп! - навзрыд простонал Грач.
- Сам видел? - спросил Усольцев.
- Ничаво ня видел... Рядышком сидели. Дремал Мишутка... И враз не стало... Утоп...
- Не каркай. Плавать может?
- Не знаю...
- Ничего ты не знаешь, а еще отец! - в горячности произнес Емельян и пожалел, что нескладно выразился. Не надо бы так: худо, должно быть, Грачу, сын ведь, поди, Зажигин, и помягче сказал: - Не пропадет Михаил, выплывет.
- Дай Бог, - тихо произнес Грач. Усольцев и Грач кинулись к корме.
- Эй, кто на воде? - крикнул Емельян и прислушался.