Боец Стариков, лежащий рядом с Захаром, прозванный всеми Бабулей, оттого что в любом разговоре ссылался на свою бабулю, которая постоянно сыпала поговорками, выпалил:
- Моя бабуля сказала бы: "Спячка напала, всех покатом поваляла".
- Дремлю потихоньку, - Емельян повернулся на левый бок, лицом к Захару.
- Ему бы поставить огромный памятник... И на каждой станции.
- Кому памятник? - сонно спросил Емельян.
- Ну тому умнику, который до дороги с рельсами додумался. Не будь его головы, на чем бы мы до фронта добирались? Пехом аль на телегах? Да и лежать вот в таком колесном домике одно удовольствие. Нет, братуха Емельян, скажу я тебе, что железная дорога - штука государственная. Вся Россия нынче по ней катается. Мы с тобой к фронту катим, а видел сколь эшелонов навстречу нам несется? Тьма! И все груженые - с добром, с людьми, даже со скотом. Сам видел: в вагоне, как наш, лошадей везли. Смехота: не конь везет, а его везут как поклажу... Вот что значит железная дорога!.. Верно говорю, Бабуля? А твоя бабуля что сказала бы?
- Где дорога, там и путь, - выпалил Стариков. - Поезжай скорее, так будет спорее!
Емельян уже не отвечал, он спал и ничего не слышал. Вскоре и Захар замолк: то ли мысль про железную дорогу иссякла, то ли тишина, воцарившаяся в вагоне, убаюкала.
Пока вагон катился по рельсам, весь первый взвод второй роты, куда был определен Усольцев, крепко спал. Может, конечно, кто-то и бодрствовал, но голоса не подавал. Стояла тишина. Только вагон, изрядно поколесивший по дорогам, скрипел и кряхтел, словно от натуги маялся. К таким звукам бойцы приноровились - спали хоть бы что. Но когда вагон крепко тряхнуло, с визгом лязгнуло железо - проснулись все.
- Сапожник! - услышал Емельян недовольный басовитый возглас, адресованный, конечно, машинисту.
- Как знать, а вдруг авария?
- Какая там к черту авария! Видишь, едем.
И пошло-поехало: каждый по своему разумению давал оценку железному лязгу. Один боец, видно, тот, что про аварию сказал, привстал и, устроившись на коленях, длинно говорил про случай, которому был сам свидетелем, - вагоны дыбом друг на дружку пошли.
- Врешь, дружище! - отрезал бас.
- Ей-богу, не вру...
Емельян, доселе молчавший, решил заступиться за бойца.
- Такое могло быть... И бывало... Зря вы его вруном обозвали...
Бас приподнялся и, бросив взгляд на Усольцева, как ни в чем не бывало сказал:
- А-а, партизан! Мой вам приветик!
Усольцев взвинтился:
- Меня, между прочим, зовут Емельяном Усольцевым.
- А по батюшке Степанович, - бас не унимался. - Как видишь, запомнил. А все потому, что товарища комиссара внимательно слушал, когда он про тебя нам рассказывал... Не обижайся, партизан! Я тебя так величаю из уважения.
- Ладно, - успокоился Емельян, - теперь вы назовитесь.
- Это можно. Только давай не выкать. Иван. Рядовой пехотинец.
- Фамилия?
- Иванов.
- А по батюшке?
- Иванович.
- Выходит, круглый Иван.
- Сообразительный ты мужик, Емельян. Поэтому зови меня просто Ваня.
- С каких краев будешь, Ваня? - подобрел голос Усольцева.
- Их казахстанских. Озеро Балхаш знаешь? Степь да ковыль, саксаул да полынь...
- Вижу. Есть в твоем лице раскосость.
- Это от матери-казашки.
- Ну вот и познакомились. Да, а делом каким занимался?
- Соль добывал да рыбу ловил.
- Знатное дело.
- Сам ловил и сам солил.
- А по-казахски можешь?
- И говорить, и петь, и бешбармак стряпать. Раздобудь мясо, такой приготовлю - пальчики оближешь. Читать люблю казахские книги. Особенно Мухтара Ауэзова. Слыхал про такого писателя? Перед самым вызовом в военкомат прочитал его повесть "Билекке-билек", что означает "Плечом к плечу"...
- Ты чо расхвастался, казах-рыбак? - оборвал Ваню рокочущий баритон, сильно окавший. Иванов огрызнулся:
- Человек спрашивает - я отвечаю. А ты, лесовод, жуй свой чеснок и не встревай.
- Ты что, лесовод да лесовод... От лесоводов пуще пользы, чем от рыбаков. Да чо ты про лес-то знаешь! На твоем солнцепеке одни закорючки растут.
- Ладно, ребята, не спорьте, - Емельян обернулся в сторону лесовода и подумал: "Так вот от кого давеча чесноком потянуло". - Что, брат, чеснок помогает?
- Разве не знаешь? От всех хворей. Никакой аптеки не надо. У меня дома все грядки чесноком высажены... Ем - и никогда не хвораю. Вот так... Запомни, это я тебе говорю.
- Понял, - произнес Емельян. - "Я" - это лишь буква в алфавите. Расшифруй!
- Это чо, можно... Ободов Роман.
- Во-во, Роман, - всплеснул руками Стариков-Бабуля. - Надейся, Роман, на свой карман!
- Чо верно, то верно, - парировал Ободов. - Мой чеснок в моем кармане!
- Если 6 в кармане, у него весь сидор набит этим добром, - Иванов старался уязвить Ободова. - Слышите, как воняет чесноком?
- Чеснок не воняет, а приятственно пахнет. Ты, рыбак, глубже вдыхай - здоровше будешь.
- Будет вам про чеснок, слушать противно, - оборвал спорщиков Нечаев. - У меня имеется иного плану вопрос. К Емельяну, конечно... Помнишь, Емельян, ты про кабак сказывал, про немецкий. Ты там вроде с ними пил... Расскажи-ка...
- С кем это "с ними"? - спросил Иванов.
- С немцами, конечно, - спокойно произнес Усольцев. - Случилось такое. Они меня шнапсом угостили, а я их минным зарядом.
- Елки-моталки! И что вышло? - допытывался Захар.
- Мокрое место... Был кабак - и враз богу душу отдал... Добротные мины у партизан... Дело прошлое... Я вам охотнее про Клима расскажу. Слышь, Климушек, вставай и слушай: что не так - поправишь.
Клим приподнялся, и все, кто был рядом, посмотрели на него так, будто впервые увидели, а ведь он в их взводе уже больше месяца, с того дня, как выписался из госпиталя. Но Клим больше молчал, о себе мало рассказывал, все присматривался к сослуживцам, искал, видно, человека, с которым можно было бы сдружиться, однако так никто ему и не пришелся по душе. И вот нагрянул как гром среди ясного неба Емельян - и к Климу пришло успокоение. Справедливо говорят: старый друг лучше новых двух.
- Было это на исходе лета, - при полной тишине начал рассказ Емельян. - Клим Гулько, выполнив задание своего партизанского командира, возвращался в отряд. Шел знакомыми тропами, лесом, а когда лес кончился, увидел озерцо. Обрадовался Клим: есть возможность воды испить! Но что это? На противоположной стороне озера кто-то в воде бултыхается. Пригляделся Клим: не понять, кто такой голяком прыгает в воде. Тихонечко, осторожненько, меж кустов пошел Клим вдоль берега на купальщика. Подошел поближе и видит: у берега конь пасется, рядышком одежда лежит. Сделал еще несколько шагов. Теперь точно увидел - шмотки немецкие. А из-под них торчит ствол автомата...
- Елки-моталки! - пропел Нечаев.
- Вот именно! - улыбнулся Усольцев. - Климу что было делать?
- Автомат брать! - сказал, будто скомандовал, Нечаев.
- Так он и сделал.
- Догадливый парень! - пробасил Иванов.
- А ты думал... Взял Клим автомат, а немец пока ничего не видит - задорно бултыхается... Теперь, может, сам доскажешь? - спросил Емельян Клима.
- Не, не... Я послухаю. Усе справедливо, - с белорусским выговором ответил Клим.
- Ну ладно... Клим крикнул: "Эй, фриц, плыви сюда!" Фриц замер на воде и уставился на Клима. "Ком", - уже по-ихнему скомандовал Клим.
Немец очухался - разобрался в ситуации - и, приплыв к берегу, поднял руки. Ну а дальше пошло чередом: поверх своей рубахи Клим фрицеву тужурку напялил, немцу же выдал его трусы, чтоб лес наш не срамил, в рот кляп вогнал, сел на коня, фрица же взял на привязь и велел ему пешим двигаться...
- Хитро! - восхитился Ободов.
- Не встревай! - взмахнул рукой Нечаев. - Что дальше-то было?
- А дальше Клим дернул поводья, и лошадь потопала. Ехал Клим кум королю: в немецкой одежонке чувствовал себя в безопасности. А когда к отряду приблизился, скинул вражью форму и на коне с голым фрицем на привязи к самой землянке подъехал... Ой и хохоту было!.. Шутки шутками, а немец-то ценным "языком" оказался: писарем в штабе карательного батальона служил, много знал! А командир отряда за смелый поступок Климу того коня подарил. Сказал: "Бери, лихой разведчик, гарцуй на лошадке по лесам!". Вот такая история...
- Елки-моталки, впервой вижу живого героя, - Нечаев протянул Климу руку. - Дай пожму руку!
Клим тисканул шершавую ладонь Захара.
- Ого-го! Силенка как у быка. Ты случаем не дровосек али кузнец?
- Партизан, - спокойно ответил Клим.
- А до того?
- Безработный.
Бабуля хихикнул:
- Без дела жить - только небо коптить.
- У нас безработных не было и нет, - пробасил Иванов. - Загибаешь, парень!
- Нисколечко. После школы не успел определиться - и война.
- Шутник, - впервые подал голос худощавый младший сержант Антипов. - Но герой!
- Это что, - сказал Усольцев и слез с нар, чтоб размяться. - Я еще не такое знаю про Клима. Поживем - расскажу.
- Давай, Емельян, сейчас, - оживился Захар.
- Ну хватит, - умоляюще сказал Клим. - Пора сменить пластинку.
- Давай меняй, - согласился Иванов. - Ставь свою... Про любовь и про девок.
- Про девок? - переспросил Ободов. - Не надо. Чо душу бередить... Забудь про них. Было дело, да сплыло... Баба не входит нонче в наш рацион.
- Ты так думаешь, лесовод? - не унимался Иванов.
- Ошибаешься. Девка мужику завсегда потребна.
- Оно так. Потребна, - дал о себе знать темный угол вагона, доселе молчавший. - Но где взять?