Сбоку от Любимцева - Игорь Калиниченко или просто "Калина". Он из Иркутска. Из "тигров", забайкальских "вованов". Уперевшись в лежащую шину ногами словно жокей, он трясется вместе с остальными, усиленно массируя "пятую точку", поблескивая на солнце черными очками. Как и сосед вооружен до зубов. Хотя, если с таким встретишься на узкой тропе лицом к лицу, считай уже, никуда не денешься. Разделает так, что мама родная не узнает. Ему даже оружия для этого не понадобится. Он, когда-то, еще до армии, несколько лет занимался у какого-то китайца, мастера ушу, стилем "ба-гуа цюань". В те времена, как сейчас помню, появилась целая серия фильмов с Брюс Ли и Джеки Чаном, мода на всякие восточные единоборства захлестнула всю страну; секции и клубы по ушу и карате появлялись как грибы после дождя. Показывал нам как-то на досуге он свои финты с концентрацией силы, с силовым дыханием. По его росту и поджарой фигуре не скажешь, что этот дохляк способен отоварить по полной программе и в бараний рог согнуть. Поэтому его в начале даже и всерьез никто из моих здоровяков не воспринимал, пока дело до драки не дошло. Не помню уж, чего не поделили. Это еще в Тоцком приключилось. В один миг ученик Фэнчуня накостылял дюжине парней. Они и глазом моргнуть не успели, не то, что чихнуть. Потом пытался некоторых заинтересовавшихся учить гимнастике "тайцзицюань" и боевым стойкам. Всяким там: "дракон убирает хвост", "белая змея показывает жало", "свирепый тигр вырвался из пещеры". Смех один, да и только. Как гуси они медленно бродили по двору будто привидения, с отрешенными лицами плавно водя вокруг руками, сопели через нос, отрабатывая нижнее дыхание, концентрируя внимание в точке "дяньтянь", что ниже пупка на два "цуня". А он все болтал им про энергию "ци", про какие-то там "чакры", которые открываются после долгих упорных тренировок. Что у человека при этом выявляются скрытые сверхспособности организма. Нет, я думаю, эти экзотические штучки, всякие "цигуны", "цюани", "яни", "тяни", "хвосты драконов" и прочая восточная премудрость не для нас, не для белых людей.
"Калину" зауважали еще больше после случая со снайпером. Потерь в отряде почти не было. Бог пока миловал! Тьфу! Тьфу! Если не считать нелепого ранения Морозова. Случилось это в начале командировки, пуля угодила в плечо сержанту. Ночью, балда, не выдержал, закурил "на часах", и какая-то сука тут же поймала его в прицел. На следующий день снова выстрел, пуля тренькнула рядом с башкой Науменко, чистившего оружие у окна. Бедняга целую неделю в себя не мог прийти. Стреляли явно из сильно разрушенного здания "пожарки", что в конце улицы, со второго этажа. Паники старались не поднимать. Отрядил пяток братишек пошустрее, они скрытно и быстро окольными путями пробрались к оному месту. Тут Калиниченко и показал свои скрытые способности, нутром вычислил, где может находиться вражина. Остановив жестом ребят, он словно ласка неслышно скользнул вдоль стены по битому кирпичу, через который пробивались островками лопухи да пырей; нырнул в проем и замер под щербатым выступом у закопченной амбразуры окна. Услышав шорох и приглушенные голоса, отстегнул чеку и баскетбольным крюком забросил "феньку" внутрь. Взрыв. Садануло тогда по перепонкам крепко. Неожиданно из боковой щели вместе с облаком пыли вылетел весь в крови перепуганный насмерть парень с квадратными глазами, его "Калина" тут же вырубил молниеносным ударом подъема в голову. Обыскали "потроха вонючего". Ничего при нем крамольного не нашли, кроме "синяка" на правом плече. А за стеной обнаружили мертвого снайпера. Потом Игорек здорово переживал, что не взял ту гниду живьем. Двенадцать зарубок было у гада на прикладе винтовки. Двенадцать жизней наших ребят.
Ближе к кабине расположился стройный розовощекий красавец Меркулов, вечно недовольный всем тип, с бегающими карими глазами. Была у младшего сержанта одна нехорошая черта: тырить все, что плохо лежит. Мародер он был отпетый. Если б не Вишняков, плакали бы "вахи" горючими слезами, оплакивая свое добро. Ему бы служить в средние века, когда полководцы давали своим солдатам три дня на разграбление захваченных городов. Уж тогда бы он постарался на славу. Пришлось Александру прилично попотеть с подшефным. Одних только нравоучительных бесед было проведено, наверное, не менее трех. А уж потом Вишняков воспитывал уже своим проверенным способом, крепким кулаком. Чтобы в следующий раз неповадно было, навешал пи…дюлей сверх меры, вырабатывая устойчивый условный рефлекс.
Напротив нашего красавца клюет носом, вздрагивая, невыспавшийся после ночного наряда "Боливар", Вася Светлов. Невысокий жилистый парень с уродливым белым шрамом через лоб. Служил в московском погранотряде в Таджикистане, воевал с бандами наркокурьеров и прочей сволочью. Насмотрелся на гражданскую войну, на резню, во как, выше крыши! На толпы несчастных беженцев. То в Афган прут сплошной галдящей стеной с сопливыми чумазыми ребятишками, то оттуда голодные оборванные пытаются возвернуться. А прозвали его за выносливость и недюжинную силу, потому что двужильный как Боливар, что "не вынесет двоих".
- Считай, по-нашему мы выпили немного! Не вру, ей-богу!
Скажи, Серега! - обернувшись и дружески хлопнув по плечу Полякова, пропел радист Мартыненко.
- Отстань! - отмахнулся хмурый Сергей, недовольно мотнув головой.
- Вы не глядите, что Сережа все кивает, - продолжал неугомонный радист. - Он соображает, все понимает! А что молчит - так это от волнения, от осознанья и просветленья…
Алешка Мартыненко, самый молодой из команды, необстрелянный. Отслужил в Чите во "внутренних", потом вернулся домой в Тольятти, устроился на ВАЗ. Все складывалось прекрасно, хорошая работа, приличный заработок, учиться поступил на заочный. На следующий год летом поехал с компанией друзей-туристов на Грушинский фестиваль, песни послушать, людей посмотреть, себя показать. Там все и случилось. Познакомился с красивой веселой девушкой, вместе на "горе" фонариками светили, если прозвучавшая песня нравилась. Влюбился без памяти. Женился. Теперь локти кусает. Любимая оказалась распоследней шлюхой, каких свет не видывал. Ее, говорит, в Самаре каждая шавка знала. Одним словом, гулянками, пьянками и прочими фортелями довела парня до "края", руки уж собрался на себя наложить от страшного позора и загубленной любви. Мать и друзья советовали сменить обстановку, уехать куда-нибудь на время, пока не уляжется нервный срыв, и не зарубцуется душевная рана. А тут, на тебе, набор контрактников в Чечню…
Зажмурившись от лучей солнца, мелькавших словно вспышки стробоскопа в просветах между деревьями, ослепленный Вишняков опустил голову и уставился в пол кузова. Он никогда не садился в кабину, где висело неподвижное пыльное облако, хоть топор вешай, а предпочитал трястись со всеми в кузове. Так как задыхался, будто астматик, будто повешенный, будто рыба на берегу. Да и в железной коробке он чувствовал себя неуютно как в мышеловке. Поэтому всегда уступал свое место рядом с Витькой Мухомором кому-нибудь из подчиненных. Витек - тертый калач. Афган прошел: "наливники" гонял до Герата. Дважды горел, левая сторона лица обезображена. На перевале Саланг зимой в туннеле, забитом военной техникой, чуть богу душу не отдал. Еще б немного - задохнулся. Неряха страшный, вечно чумазый как трубочист; но машину, надо отдать ему должное, держит в идеальном состоянии. Лихачит, конечно, этого не отнимешь, характер такой, неукротимый как у мустанга. Какой русский не любит быстрой езды?
Частенько приходится "контачить" с аборигенами. Как-то в разговоре один из местных "чехов" обозвал Вишнякова жестоким ястребом. Как он тогда взвился. Да, они ястребы. Безжалостные ястребы. И будут ими, пока всякая мразь убивает, калечит и глумится над русским населением. Издевается над немощными стариками, насилует беззащитных женщин, детей лишает детства, превращая в бездомных сирот. Они ястребы для всякой сволочи, которая за все ответит: за кровь, за слезы, за рабство. Пощады от них не жди. Они - ястребы.
Впереди с бойцами на броне пылили "бэтээры", лихо виляя, словно болиды "Формулы-1" на гоночной трассе, объезжая колдобины и ямы. "Урал" трясло и подбрасывало на разбитом, испещренном рытвинами словно оспой, асфальте. У сидящих напротив бойцов белесые соляные разводы под мышками. От едкого пота пощипывает глаза. Вишняков лизнул языком блестящую на солнце тыльную сторону ладони. Привкус соли.
- Эх, искупнуться бы, мужики!
Пуля, пробив пластину бронежилета и зацепив позвоночник, прожгла правое легкое и засела в ребрах. Александра от удара развернуло, и он, потеряв сознание как мешок, шмякнулся на дно кузова рядом с запасным скатом, в который они упирались пыльными "берцами".
Он не слышал ни взрыва фугаса перед автомобилем, ни бешенной автоматной трескотни, ни криков, ни стонов своих товарищей. Сверху всей тяжестью на него навалился с раздробленным черепом, дергающийся в конвульсиях, Поляков с широко открытым в агонии синим ртом…