Шиваджи не сводил с меня пристального взгляда.
– И все? Вы преодолеете такой путь лишь для того, чтобы сказать британской королеве, что она женщина?
Я покраснела. В его устах это и впрямь звучало до крайности нелепо.
– Нет. Мы собираемся взывать к человечности.
А какие еще мирные средства нам оставались?
Я видела, что мне не удалось переубедить Шиваджи.
– Говорят, что королева – умная женщина, – стараясь сохранять уверенность, сказала я. – Она поймет, что дипломатия – наилучшее решение.
* * *
На следующий день после возвращения в Джханси мы отправились в Англию. Рани и другие дургаваси, окружив нас, желали счастливой дороги. Рани произнесла краткую речь, превознося нашу храбрость, заключавшуюся в том, что мы отважились на это путешествие. Она на все лады расхваливала меня и Джхалкари. Ни одна другая женщина в Индии, насколько нам было известно, еще не предпринимала подобного путешествия. Можете представить наши чувства, когда мы отправились в путь верхом, затем ехали в повозке, потом опять верхом на лошадях, пока не добрались до порта, откуда на корабле должны были поплыть в другую страну.
– Я ничего подобного прежде не видела, – повторяла Джхалкари всякий раз, когда мы оказывались в очередном городе.
Все было внове не только для нас, женщин, но и для всех, кто с нами ехал. В одном городе женщины носили нечто похожее на длинные саваны, правда, черного цвета. Они даже лица прикрывали черной материей. В другом городе женщины ходили одетые во все белое. Здания, пища, даже животные, встречающиеся нам по пути от Джханси до Мадраса , были нам совершенно незнакомы. С таким же успехом мы могли бы отправиться путешествовать на чужбину.
Когда мы добрались до Мадраса, Арджун бросил в мою сторону многозначительный взгляд. Мы оба взирали на раскинувшиеся перед нами бескрайние воды. Никто из нас прежде не видел океана. На фоне ярко-голубого неба разноцветные паруса маленьких рыбачьих лодок выглядели воистину восхитительно.
– Жаль, что папа не может этого увидеть, – сказала я Арджуну.
Мы спешились и стояли на берегу, наблюдая за покачивающимися на волнах лодками. Ветер пах солью, а не пылью. Майор Уилкс и прочие британские офицеры, сопровождавшие нас в Англию, полной грудью вдыхали этот воздух и улыбались. Майор был немного старше рани. Я бы сказала, что тогда ему было лет двадцать девять – тридцать. Он ехал в Англию за невестой, с которой собирался вернуться обратно в Индию.
– Дом, – вздохнув, произнес он.
– Значит, такая Англия? – спросил Арджун.
Англичанин чуть заметно улыбнулся.
– Это только запах.
Он помог нам развьючить лошадей. Потом несколько мужчин проводили нас на вздымающуюся громадину парохода. Никто из нас прежде не бывал на судне. Как только мы ступили на деревянный трап, пароход накренился и нам пришлось схватиться за поручни.
– И мы поплывем на этом в Англию? – вскрикнула Джхалкари.
Хотя майор Уилкс, уверена, на маратхи и слова не понимал, он догадался, что сказала Джхалкари, и рассмеялся.
– Нет. На этом пароходе мы отправимся до Суэца. Там мы по суше доберемся до Александрии, где сядем на другой пароход, идущий в Англию. В Лондон вы поедете в карете.
Взойдя на палубу, мы прошли в самый большой салон парохода и замерли там, оглядываясь по сторонам.
От пола до потолка стены были обшиты богатыми панелями, покрытыми вычурной резьбой. Под ногами были роскошные ковры. В одном углу тяжелое зеркало в посеребренной раме отражало свет золоченого канделябра. Вокруг небольших инкрустированных столиков стояли мягкие диванчики, на которых сидели несколько англичан, попыхивая длинными сигарами. Я видела, как дым клубится над их головами и улетучивается через прикрытые жалюзи иллюминаторы. Планки жалюзи были из тикового дерева, а подносы на столах – из чистого серебра. Рани потратила много денег, посылая нас в Англию. Впрочем, она считала это вкладом в свое будущее.
Арджун подошел к одному из иллюминаторов, чтобы лучше рассмотреть, что здесь к чему.
– Извините, – откашлявшись, произнес майор Уилкс. – Эта комната не ваша.
Мы все повернулись в его сторону.
Майор Уилкс посмотрел на других мужчин, которые тем временем с интересом разглядывали нас.
– Эта комната для британцев, – извиняющимся тоном пояснил он и добавил: – Не я устанавливаю правила.
– Но вы их навязываете, – сказала я.
– Я ничего с этим не могу поделать.
Арджун взглянул на меня. Мы объяснили остальным, о чем идет речь. Кое-кто из мужчин выразил свое недовольство.
– Если нам не разрешают быть с британцами, где мы поселимся? – спросила Джхалкари.
Майор Уилкс провел нас через вереницу коридоров на корму корабля. Нам были отведены четыре каюты. Две предназначались для мужчин, одна – для меня и Джхалкари, а в четвертой мы должны были есть и общаться. Более красивых помещений, за исключением Панч-Махала, мы не видели. Капитан позволил нам самим выбрать, кто в какой каюте будет жить. Мы начали распаковываться.
Когда Джхалкари закрыла дверь, я сказала:
– Это кажется нереальным. Вся комната – наша!
– Я чувствую себя рани, – призналась она.
Мы осмотрели все, начиная от серебряных дверных ручек и заканчивая небольшими, аккуратно застеленными кроватями и ночными столиками с верхом из красного дерева. Кровати стояли у противоположных стен каюты. Я выбрала ту, что стояла ближе к иллюминатору. Потом, улегшись на матрасе, я обозревала безбрежный океан и размышляла над тем, насколько безопасно столь длительное путешествие. Мне вскоре исполнится двадцать один год, но единственное, что я знала о кораблях, так это то, что время от времени они оказываются в весьма опасных ситуациях. По крайней мере, именно так описываются морские приключения в английской литературе. Я взглянула на Джхалкари. Молодая женщина сидела, скрестив ноги, и смотрела на воду.
– Думаешь, плыть по воде безопасно? – спросила я.
– Рани не потратила бы столько денег, если бы это было опасно.
Но что, если поднимется страшная буря, а мы окажемся у нее на пути? Нас может выбросить на неизвестную землю, как Виолу из "Двенадцатой ночи" , или, что еще хуже, на необитаемый остров, как Миранду в "Буре". В дверь постучали. На пороге возник Арджун в сопровождении двух стражей.
– Хотите прогуляться по судну?
Мы прошлись от кормы до носа. Арджун рассказал о конструкции парохода все, что ему удалось прочитать в обширной библиотеке рани. Затем, оказавшись на корме, мы впятером наблюдали за удаляющимся от нас берегом, который словно таял на горизонте.
Когда земля превратилась в расплывчатое пятнышко, Арджун сказал:
– Никто точно не знает, потонет ли корабль или достигнет гавани. Осмотрительные люди говорят: "Я ничего не сделаю, пока я не буду уверен. Купцы знают лучше. Если ты ничего не делаешь, ты терпишь неудачу. Не будь одним из тех купцов, которые не рискуют выходить в океан".
Джхалкари наморщила нос.
– Что вы говорите?
– Руми, – сказала я ей. – Теперь мы купцы.
В тот вечер всей нашей группе, состоящей из двенадцати человек, предложили собраться в общей каюте. Мы сидели вокруг длинного деревянного стола, теряясь в догадках, что сейчас будет. Когда вошли с полдюжины официантов, я и Джхалкари в ужасе переглянулись.
– Они думают, что мы будем есть все вместе! – воскликнула я.
Я вскочила со своего места, желая отыскать майора Уилкса, но тот как раз входил в дверь.
– Они думают, что мы будем есть на глазах друг у друга, – сказала я ему.
Он смотрел на меня, я – на него. Я поняла, что он ничего не понимает.
– Женщины не едят перед мужчинами, – сказала я. – Это исключено.
– Мэм, – вежливо произнес он. – В Англии вам то и дело придется есть за общим столом. Это английская традиция. Вы, разумеется, можете забрать еду к себе в каюту, – продолжил он, – но, боюсь, в Лондоне вы не раз окажетесь в подобной ситуации. И тогда вы будете вынуждены либо есть в чужом присутствии, либо голодать.
– Лучше начать учиться сейчас, – мягко произнес Арджун.
Но я просто не могла себе представить, что буду есть при мужчинах, жевать и чавкать, а они будут все это слышать. Это было сродни шоку. А теперь представьте, что вам говорят: впредь вы только и будете есть при посторонних!
Я и Джхалкари вернулись к столу. Я медленно перевела то, что сказал майор Уилкс.
– Итак, что они сегодня подают? – спросил майор.
Прежде англичанин говорил, что не может себе представить, как вегетарианцы могут жить без баранины, говядины и свинины.
Официанты подняли серебряные крышки с подносов, открывая странные блюда, над которыми поднимался пар.
– А-а-а… киш ! – воскликнул он, указывая на поднос с зеленовато-желтыми пирогами. – А вот это кое-что такое, что вы знаете. Брокколи и морковь. Я понятия не имею, что это, – он смотрел на суп, – но в любом случае бон аппетит.
Последняя фраза была не на английском.
Майор Уилкс удалился.
Не было хлеба, чечевицы, нута, ничего с белками. Мы переглянулись и рассмеялись.
– Это то, что они едят? – спросил один из стражей.
– Нет, они едят в основном мясо. Они не понимают вегетарианцев, – объяснил Арджун.
Он начал накладывать на тарелку еду, а затем передал ее мне. Я покраснела.
– Ешьте, – сказал Арджун. – Никто не возражает.