- Что вы предлагаете, Дидро? Отменить крепостное состояние во всей России? Но вы не отдаёте себе отчёта в экономических последствиях этого благородного, как вы считаете, дела. Те же крестьяне окажутся разорёнными, не говоря о дворянстве, которое организует экономическую жизнь страны, и о великом множестве дворовых, которые превратятся в нищих.
- Что значит - дворовых?
- Если хотите, слуг, состоящих при своём господине. В России, вы сами увидите, их принято держать великое множество, потому что они должны обеспечить все нужды своего хозяина - от завивки волос, убранства покоев, ведения дел, сопровождения экипажей и бог весть ещё каких потребностей.
- Почему же им при их умении может грозить нищета?
- Потому что умение это очень относительно и находит чаще всего своё применение в заброшенных в глухие уголки провинции поместьях. И ещё потому, что, застигнутые старостью, эти люди останутся без пропитания, тогда как владелец обязан их содержать и кормить до самой смерти и при любой болезни.
- Вы хотите сказать - в который раз! - что раб может благословлять свою судьбу.
- Почему же, он может её проклинать, тяготиться ею, но он не способен отдавать себе отчёт в том, с какими тяготами и лишениями связана его свобода.
- Князь! Возможно, это можно оспаривать, но мне кажется, лучше голодная смерть на свободе, чем рабское существование в сытости.
- Дорогой Дидро, боюсь, большая часть человечества не разделит ваших убеждений. К тому же понятие рабства, как вы его называете, очень относительно и в другом виде оно существует и во Франции.
- Рабство во Франции! Что же вы подразумеваете под ним?
- Согласитесь, Дидро, пока человек будет зависеть от денег и государства, он будет оставаться в состоянии рабства, не так ли? Истинная свобода была бы только тогда, когда человек зависел исключительно от плодов своего труда, но в цивилизованном обществе эта первобытная идиллия уже невозможна. Да и можно ли назвать её идиллией?
- Кажется, мы затронули тему, которую невозможно исчерпать. Между тем наши образованные женщины остались забытыми. О мещанском сословии вы сказали. Как же обстоит дело с дворянками? Они происходят из привилегированных семей?
- Из семей, находящихся в затруднённых материальных обстоятельствах. Состоятельные фамилии никогда не согласятся отослать дочерей в какое бы то ни было учреждение. Россия в этом смысле очень консервативна.
- Сама по себе идея правильно организованного просвещения...
- Ничего для них не значит.
- Итак, питомник для бедных. А на что же могут рассчитывать эти девицы по окончании института?
- Прежде всего первого выпуска ещё не было. К тому же, полагаю, он так или иначе останется при дворе, и уж во всяком случае девицы, находящиеся под покровительством самой императрицы, устроят свою судьбу.
- Или займут придворные должности.
- Впрочем, таких совсем немного.
- Или найдут мужей.
- Это скорее всего.
- Они не станут работать?
- Как работать? Что вы имеете в виду, Дидро?
- Места учительниц, воспитательниц.
- Нет, таких разговоров при дворе мне не приходилось слышать.
- Бедное просвещение. Но спишем и это обстоятельство за счёт необычных российских условий. Пока расскажите хотя бы, как воспитываются эти девочки. Мои попытки расширить круг образовательной программы, кажется, потерпели неудачу.
- Теперь мне остаётся обратиться к вам с вопросом - что вы имеете в виду?
- В одном из писем я рекомендовал императрице расширить круг естественных наук за счёт введения предмета анатомии и физиологии.
- Для девиц? Дидро, я начинаю удивляться вам!
- Что же в этом такого невероятного? Почему женщины, и притом будущие матери, не должны сравняться в части этих познаний хотя бы с мужчинами?
- Теоретически это возможно, но на практике - бог мой, воображаю, какое негодование это вызвало бы в России!
- Послушайте, князь, но я нашёл для института благородных девиц и единственного в своём роде преподавателя - женщину-медика, приобретшую известность в части анатомии, девицу Бишрон и прямо назвал государыне её имя.
- И что же, мой друг, вы можете рассказать мне об ответе её императорского величества?
- В том-то и дело, что ответа не последовало, как будто я вообще не затрагивал подобной темы.
- Её императорское величество очень снисходительна к вам, Дидро. Всякий русский на вашем месте лишился бы службы за подобную дерзость.
- Дерзость? Хотя я сам понял неуместность своего предложения и в одном из последующих писем просил императрицу, если моё предложение неуместно, просто о нём забыть.
- И очень правильно сделали, мой друг. Хорошо, что вы не стали тянуть со своим извинением. Оплошность была слишком велика.
- Князь, пощадите! Не хватит всей жизни, чтобы разобраться, что допустимо, а что совершенно недопустимо в России.
- Но вы только что говорили, что уже в совершенстве изучили мою страну!
- Ребячество! Сущее ребячество! Но всё же расскажите, прошу вас, князь, о девочках из столь необычного учебного заведения.
- Я бы на вашем месте, Дидро, был горд, как много ваших советов оказались претворёнными в практику нашего Смольного института. Прежде всего - никакой изнеженности и постоянное общение с природой. Это значит, жизнь и сон в очень прохладных покоях, самая простая пища - мясо и овощи, самое простое питьё - вода и молоко. Обязательные ежедневные прогулки, во время которых проводятся объяснения по ботанике. По секрету мне удалось узнать, что государыня так строга в отношении монастырок, как их у нас называют, что на каждый день они должны ходить в козловых башмаках, что лайковые туфельки им выдаются только по случаю танцев и что они вынуждены пользоваться самой грубой пудрой.
- Вы ждёте, князь, чтобы я сказал, насколько я взволнован? Но всё это лишь нормальные условия воспитания ребёнка - не более.
- Во Франции, может быть, но не в России.
- Но что они узнают о своей будущей жизни?
- Опять-таки немало. Их учат вести домашнее хозяйство, а главное - всё время быть занятыми практическими делами. На одном из десюдепортов института я сам видел аллегорическую сценку с девизом института: "Не будь праздна".
- Им помогают в этом отношении и в семьях?
- О, нет. Они не должны бывать в родительском доме всё время обучения в институте.
- Но это же множество лет!
- Двенадцать. Впрочем, родители и родственники имеют право и обязанность их навещать по специально отведённым для этого дням, правда, в общей зале и под присмотром надзирательниц.
- Конечно, монахинь.
- Вовсе нет. Монахини в Смольном живут в отдельном от воспитанниц корпусе. Они имеют отдельную еду и отдельную церковь. Её императорское величество не сторонница их встреч.
- Но если это не монастырские условия, у девочек должны быть хоть какие-то развлечения, игры.
- Я не настолько осведомлён о жизни института, но думаю, о развлечениях никто бы не стал заботиться. Да и к чему? Всё их свободное время занимает театр.
- Их возят на театральные представления?!
- Да, в некоторых случаях во дворец. Но больше они заняты спектаклями, которые ставятся на институтской сцене.
- Припоминаю, я сам дал обещание её императорскому величеству написать несколько пьес для её питомиц.
- Только обещали?
- Только. За множеством дел это оказалось практически невозможным. Может быть, увидев этих сильфид, я скорее сочиню обещанные для них пьесы.
- Я хочу вступить с вами в заговор, Дидро. Не насилуйте себя, в этом в действительности уже нет никакой нужды. Институтский театр имеет свой репертуар, а те серьёзные задачи, которые вы ставите перед актёром нынешним, не найдут отклика при русском дворе. Государыня может оказаться недовольной, а вряд ли вам захочется стать причиной её досады, не правда ли? Поэтому вы можете просто похвалить девочек, доставив тем императрице несказанное удовольствие, и не брать на себя никаких обязательств. Не терзайтесь. Просто надо сначала увидеть монастырок.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Я - ваш законный император. Жена моя увлеклась в сторону дворян, а я поклялся... истребить их всех до единого. Они склонили её, чтобы всех вас отдать им в рабство, но я этому воспротивился, и они вознегодовали на меня, подослали убийц, но Бог спас меня. После победы над дворянами и императрицей обещание пожаловать казаков, татар, калмыков рякою с вершины до устья и землёю и травами и денежным жалованьем, и свинцом, и порохом, и хлебным провиантом, и вечною вольностью. Я, великий государь император, жалую вас.
Пётр Фёдорович
1773 году сентября 17.
Из Манифеста Емельяна Пугачёва.