Лестницу наконец отпихнули вместе с нападавшими, метнув им вслед сулицы. Снизу раздались крики. Рядом Мстислав, крича что-то веселое, метал и метал стрелы. Высовывался чуть не по пояс, выискивал цель, поражал, а если промахивался, злился, стрелял снова.
Вокруг тучами летали стрелы. Приступ захлебывался под градом стрел, но и среди стрелков-защитников то один, то другой ронял лук и сползал на пол, раненый или убитый.
Забыв про бой, Иванок не отходил от Мстислава, пытаясь прикрыть молодого князя щитом. Уже три половецких стрелы торчало в нем, когда Мстислав толкнул друга локтем:
- Поди! Мешаешь!
- Но Мстислав!..
- Поди, я сказал!.. А, есть!
Подавшись вперед, он пустил стрелу в кипчака-лучника. Тот качнулся в седле, роняя лук. Уже не один русский воин был насмерть поражен этим стрелком, и вот ему пришел конец.
- Есть!
Радуясь, Мстислав вскинул руки… и Иванок не успел заметить новой стрелы. Но молодого князя вдруг толкнуло вбок. Он крутнулся на месте, неловко скособочившись и хватаясь правой рукой за подмышку левой. Там, раздвинув колечки кольчуги, сидела стрела.
Взгляды друзей встретились. Под низко надвинутым шлемом испуганно блеснули серые глаза.
- Мама, - промолвил Мстислав и завалился на бок.
Он бы непременно упал, но Иванок успел подставить ему плечо, опасаясь хвататься за простреленный бок.
- Князь! - позвал он, удерживая друга на вытянутых руках. - Князь ранен!
Стена заволновалась. Сразу пять или шесть пар рук протянулись, взяли Мстислава и понесли вниз, в терем. Откуда-то взялся Захар Сбыславич, побежал рядом, ломая руки. Бреслав Заславич задержался только на миг - вскоре на стене уже загремел его голос:
- Стоять крепко! За князя! Не посрамим, братушки! Иванок еле протиснулся вслед за несшими Мстислава людьми. Молодой князь кусал губы, хрипло дышал, но молчал и застонал лишь однажды - когда с него стали стаскивать пробитую кольчугу. Стрела сидела в его боку глубоко, каждый вздох отзывался болью.
Кинулись искать знахаря. На зов пришел нестарый еще мужик с огромной рыжеватой бородой. Стрелу он вытащил легко, только слегка помяв сильными пальцами бок молодого князя, а потом вытянул ее вместе с налипшими на наконечник сгустками крови. Мстислав тихонько застонал сквозь стиснутые зубы, вздохнул поглубже и закашлялся, выплевывая кровь. Знахарь же достал из небольшой калиты на поясе щепоть самой обыкновенной сажи и стал засыпать ею рану, шепча толстыми губами:
- Два брата камень секут, две сестры в окошко глядят, две свекрови в воротах стоят. Ты, свекор, воротись, а ты, кровь, утолись; ты, сестра, отворотись, а ты, кровь, уймись; ты, брат, смирись, а ты, кровь, запрись. Брат бежит, сестра кричит, свекор ворчит. А будь мое слово крепко на утихание крови у раба Божьего Мстислава по сей час, по сей миг.
Налонившись совсем низко, он шептал ране что-то совсем неслышимое для людей, прислушивался к тяжкому дыханию молодого князя, и широкое лицо его постепенно мрачнело. Наконец знахарь выпрямился, достал из той же калиты полотняный мешочек, протянул его холопке:
- То трава девясил. Прикладывать ее к ране. Моркови натереть и приложить тож. А еще сходи со мною - гриб-дождевик сушеный дам. Посыпать рану - поможет.
Женщина послушно кланялась, ела его глазами, но взгляд знахаря был такой отрешенный, такой тяжелый, что Иванок и бояре не сдержались - едва вышел за порог, обступили его со всех сторон:
- Ну, что князь?.. Как он?
- Стрела грудь пробила, - с неохотой ответил знахарь. - Тяжко будет… ну да на все воля Божья! Молитесь.
И, не прибавив более ни слова, ушел.
Иванок распахнул дверь. Холопка уже заканчивала осторожно обертывать грудь Мстислава чистым полотном, в которое была завернута сушеная трава. Дождавшись, когда она выйдет, Иванок присел рядом с раненым. Мстислав еле дышал, глядя в потолок. Потом скосил глаза:
- Я умираю?
- Нет! - Иванок придвинулся ближе. - Знахарь сказал - выживешь, только трудно…
- Я умираю. - Мстислав закрыл глаза, попробовал вздохнуть и опять закашлялся. Кашлял он долго, трудно, со стонами выплевывая кровь. - Я ведаю… О-ох…
Он застонал, заметался по ложу, жадно хватая ртом воздух и захлебываясь, глотая кровь.
Иванок до вечера просидел возле умирающего друга. На стене владимирцы опять отбили приступ, обозленные за рану князя. В терему люди боялись шагнуть и вздохнуть поглубже. Кажется, даже псы и кони притихли.
Мстислав умирал. Стрела пробила ему легкое, и теперь оно с каждым вздохом, с каждым толчком сердца наполнялось кровью. Он выхаркивал ее и слабел на глазах, умирая от удушья и потери крови разом. Знахарь приходил еще дважды. Последний раз пробыл всего ничего - поглядел в лихорадочно блестящие глаза молодого князя, послушал его редкие вздохи-всхрипы и потихоньку вышел. Через некоторое время неслышными шагами вошел священник…
Иванок сидел у изголовья Мстислава. Хотелось вскочить и убежать, но ноги не слушались, и он только судорожно впивался ногтями в ладони, глядя, как уходит жизнь из его первого и последнего настоящего друга.
К ночи юноша ослабел так, что еле дышал. Кровавая пена пузырилась у него на губах. Глаза смотрели в одну точку, но вряд ли что уже видели.
- По… пом-нишь?…- вдруг послышался его булькающий голос.
Иванок наклонился к лицу друга, замирая от страха и жалости:
- Ты чего? Чего?
- Пом-нишь…- Мстислав смотрел в потолок, - в Печерской обители… монахов, что клад нашли?.. Они еще… для себя сокрыть его хотели, а отец, - он закашлялся, почти закричал от боли в груди, глухо застонал, - отец меня послал его отнять… Как… звали их?
- Ты молчи, молчи. - Иванок погладил Мстислава по руке. Он помнил тот случай, произошедший почти год назад, но плохо, поскольку его не было в монастыре в ту пору и новость узнал из вторых-третьих рук. - Одного, кажись, Федором, а второго Василием…
- Я их… казнил, - выдохнул Мстислав, - как отец наказал… Стрелами забил… сам стрелял… А тот… Василий… он мне сказал, что я сам от стрелы умру… Исполняется. Как они, умираю… О-ой! - вдруг протяжно закричал он, рванувшись с одра.
Превозмогая страх и боль, Иванок кинулся к другу, обхватил поперек груди, вынуждая прилечь. Мстислав схватился за его руки, повис на нем, еще два раза вздохнул - и успокоился. Струйка крови сползла у него с уголка рта, испачкала рубаху Иванка.
- Мстислав? - не веря себе, позвал Иванок. - Князь?.. Княже!
На крик сбежались. Мстислав лежал на одре, запрокинув голову, и на красивом лице его проступало выражение печали. Слезы боли и раскаяния дрожали на ресницах. Дотянувшись, Бреслав Заславич сам закрыл ему глаза. Иванок, сползши на пол, сидел как каменный, глядя на лицо друга.
Молодой князь больше не появлялся на стенах, не звал за собой воев. Приступы повторялись, но люди теперь сражались с отчаянием и осторожностью - во Владимире еще ничего не знали, и каждый, кто был причастен, даже в сече думал только об одном - как бы не поползли нежеланные слухи, ведь без князя город не может долго держаться: нет того главного, ради чего стоит жить и умирать. О смерти Мстислава еще мало кто знал. Тело юного князя, вымытое и обряженное, сохранялось пока в меду, ибо не ведали, как с ним поступить. Ведь великий князь Святополк Изяславич дорого спросит за смерть сына, но еще дороже за то, что не удержали град.
Бреслав Заславич и Захар Сбыславич три дня раздумывали, таились даже от себя самих. Иванок не думал ни о чем. Сражаться его заставляла только мысль, что если сдадут город, то эти же люди, кто убил Мстислава, войдут в его покои, отыщут его тело в колоде, выбросят на двор или в ров за стену… Когда во Владимире-Волынском собралось вече, он пришел на него, но не слушал, о чем говорил, снявши шапку, тысяцкий Бреслав, что доказывал, прижимая руки к груди, боярин Захар Сбыславич, что отвечали ему люди. Слегка очнулся он лишь когда стали выкликать гонцов в Киев, к великому князю. Вскинул голову, сделал шаг - и все, кто стоял подле, посторонились сами собой, и даже бояре сразу поняли, что именно этот юноша, бывший другом Мстиславу, и должен донести Святополку Изяславичу горькую весть о его гибели.
Накоротке простившись с умершим другом, Иванок на другой же день пустился в путь.
Отчаянные слезы непрошеными лезли на глаза, он вытирал их рукавом, наклоняясь к гриве коня и со злости хлестал жеребца плетью, пуская все быстрее и быстрее. Перед глазами стояло лицо Мстислава - все еще печальное, но уже умилившееся посмертными видениями. Длинные ресницы лежали на побледневших щеках, красивые брови над плотно закрытыми глазами чуть изогнуты, яркие губы приоткрыты. Он мог бы в свой черед стать великим князем киевским, но умер князем волынским, побыв им от силы полгода.
Наказ, который велели передать Иванку владимирские бояре, был краток: "Сын твой убит, а мы изнемогаем от голода. Аще не придеши, народ хочет передатися". Юноша затвердил его слово в слово, да еще за пазухой был спрятан пергамент с теми же словами. "Сын твой убит…"
Иванок скакал одвуконь, то и дело меняя загнанных коней, но все трое были измотаны и еле держались на ногах, когда наконец он въехал в Киев.
Но Святополка не было в терему - накануне он уехал в Берестово, на княжой двор. Когда привратник поведал ему сию новость, Иванок со стоном покачнулся в седле:
- У меня весть горькая. Да как же это!..
- А ты заедь, заедь, милай! - Привратник по одежде угадал не простого дружинника, распахнул воротину. - Княгиня его туточки, покличь ее - пущай князюшке перешлет весть! А то коня нового дадут, сам и свезешь!