Полки вступили в Теребовльскую волость, и от застав в стольный град, а оттуда в соседний Перемышль поскакали гонцы - звать Володаря Ростиславича на защиту своей родни.
Молодой князь не стал медлить - на него надвигался нарушивший роту сосед, обидчик его младшего брата. У него еще оставалась собранная Васильком в прошлом году рать - ее-то и двинул Володарь навстречу Давиду Игоревичу. Воины шли в поход легко и готовно - многие искренне желали сразиться под стягом теребовльского князя и радовались, что будут биться с его врагом. Долгое пустое ожидание и бездействие прискучило и боярам, и пешцам.
Давид Игоревич спешил, идя к Теребовлю самым коротким путем, мимо Луцка против течения Буга, и здесь, когда он уже поворачивал к Серети, сторожи донесли, что совсем близко полки Володаря Ростиславича.
Перемышленский князь вышел наперерез волынскому, и хотя силы его были неравны, он наверняка ведал, что навстречу ему идет теребовльская рать во главе с тем самым боярином Кульмеем. Спасаясь, Давид кинулся к ближайшему городку Бужску и затворился в нем. Городок был мал, а лето подходило к середине и съестных припасов на большое войско не имелось. Володарь же, находясь в своих землях и ожидая подхода другой рати, обошел город и обложил его со всех сторон, но на приступ не пошел, опасаясь за мирных жителей.
Несколько дней простояли две рати: одна - запершись за отнюдь не самыми высокими и крепкими стенами, а другая в поле, готовая к битве. Несколько дней Давид Игоревич провел в тревожном ожидании, пока однажды в полдень у ворот не показался посол и не закричал, что привез князю слово от своего господина. То был один из бояр Володаря.
Давид велел допустить гонца к себе. Боярин, бряцая доспехом и оружием, не снимая шелома и не отдавая отрокам меча, широким шагом прошел в терем посадника, сейчас занятый Давидом. За ним след в след ступали два воина, приставленные для охраны и достоинства посла.
- Здрав будь, князь, - коротко кивнул боярин. - Послал меня князь мой, Володарь Ростиславич, сказать тебе, Давид Игоревич Волынский, таковы слова… Почто ты, князь, зло совершил и не каешься? Опомнись - сколько зла ты уже сделал - брата моего взял и лютой казнью казнил, а ныне и волость его хочешь заять… Отступи от Теребовля, уйди с наших вотчин, не то за грехи твои да поможет Господь покарать мне тебя!
Боярин говорил смело, уверенный, что за его спиной стоит большая сила. Догадываясь, что против него встали Ростиславичи, и, понимая, что может застрять в Бужске надолго, Давид не стал спорить попусту.
- Князь твой, Володарь Ростиславич, мне известен, - заговорил он тоже спокойно и даже ласково. - Вместях мы сидели в Тмутаракани, вместе оттуда бежали, с ним и братом его Васильком в подручных у Ярополка Изяславича ходили, нас троих равно Всеволод Ярославич не жаловал. Мы давние соседи, и ссоры я не хотел. Что на волость иду, то мое дело, а за ослепление брата его так передай князю: виной всему великий князь Святополк Изяславич. Он за Ярополка нам мстит и, как его брат, так же супротив нас выйти хочет… Пусть Володарь Ростиславич сам рассудит - разве я это сделал, разве было сие непотребство в моем городе? Нет, взяли Василька в хоромах Святополка, слепили его в Святополковом городе, и нож держал его человек. Я же лишь взял его после к себе, и только! Я ведь и сам боялся, как бы меня не схватили да и не сотворили со мной того же. Я поневоле должен был пристать к сему делу, потому как был в руках Святополка. Так и передай своему князю, боярин, что напраслину на меня возвели! Истинную напраслину. - И Давид перекрестился.
Боярин некоторое время сумрачно разглядывал князя и собравшихся вокруг его советников. Двое его бояр - Туряк да Василь - были тут же, только Лазарь Мишинич, прихворнувший из-за возраста, оставался во Владимире. Ничего более не сказав, посланец Володаря Ростиславича поклонился и вышел вон.
Прошло еще несколько томительных дней. Два войска ждали. В Бужске заканчивались припасы - держались за счет походного обоза. Давид уже думал, куда и к кому послать гонцов за помощью.
И тут неожиданно снова пришел гонец от Володаря. На сей раз немолодой полуседой дружинник отдал грамоту и, не дожидаясь ответа, ускакал в свой стан.
Там стояло всего несколько слов, писанных рукой Володаря: "Про то ведает Бог, кто из вас виноват. Теперь же отпусти моего брата, и я помирюсь с тобой".
Видимо, Володарь тоже вспомнил прошлое, как жили, сражались, терпели поражения и праздновали победы, не мешая и во всем советуясь друг с другом… Для Давида это было подарком небес. Войны с Володарем он не хотел, опасаясь, что в том случае против него наверняка выйдут старшие князья. Волынь ранее принадлежала Изяславу Ярославичу, сын его, Святополк, захочет взять от нее долю. Так что лучше не доводить дело до греха. Он послал гонца к Володарю с согласием и отправил за Васильком сотню отроков во главе с боярином Вакием.
Василько, оставленный под охраной во Владимире-Волынском, каждый день жил ожиданием. Когда открывалась дверь, с тревогой прислушивался к шагам на пороге, силился угадать, что происходит на Вакиевом подворье. Но боярин был в отъезде вместе с Давидом, а семья его жила тихо и мирно.
Но вот распахнулись ворота, затопали конские копыта, послышалось ржание, людской говор. Василько прислушался - говорили по-русски. А потом хлопнула дверь.
- Кто там? - Слепец повернулся на лавке. Руки невольно сжались в кулаки.
- Улан я, княже, - послышался знакомый голос.
- Ты… один?
- Нет. Со мной боярин Вакий и люди его. Скрипнули ступени под чужими шагами, незнакомый голос молвил:
- Собирайся, князь. Давид Игоревич меня за тобой послал.
Куда - сказано не было. Подумав самое страшное, Василько медленно поднял руку, с усилием разомкнул судорожно сжатые пальцы и положил на себя крест.
- Господь не оставит меня, - промолвил он дрогнувшим голосом. - Давид Игоревич выдает меня ляхам?
- Нет, князь. - Голос Вакия звучал удивленно. - Он отпускает тебя и отдает брату твоему, Вол одарю.
На миг радостно замерло сердце, но, рванувшись по привычке вскочить и уже делая шаг, Василько покачнулся и застыл. Привычный Улан подбежал, взял под руку - и Василько опустил голову. Обмануть слепца проще простого. А он до последнего будет греть сердце надеждой… Но он был один в кольце врагов, бороться было бесполезно. И Василько последовал за отроками из подвала.
Солнечное тепло коснулось его щек, ветер ласково тронул волосы, оглушило с отвычки чириканье воробьев, обрушился громом гомон подворья. Поддерживаемый отроками, Василько дошел до коня, с трудом взобрался на него и поехал неведомо куда.
Гонцы спешили, опасаясь, как бы во время их отсутствия не передумал Володарь, не двинул на Давида свои полки. К нему из Теребовля подтягивались свежие силы. Не видя, куда везут, и лишь по долгой выматывающей скачке угадывая, что путь неблизок, Василько утверждался в мнении, что его везут в Польшу. Каждое сельцо он принимал за приграничное польское, услышав топот всадников, ожидал услышать ляшскую речь. На привалах много и долго молился, прося у Бога даровать ему силы и защиту от врага.
Наконец Вакий, скакавший подле него и иногда развлекавший пленного князя разговорами, придержал коня и выдохнул:
- Прибыли, князь!
- Ляхи? - Василько обострившимся слухом слепца уловил впереди неясный гул людского стана. Ветер донес запахи дыма и коней.
- Бужск-град, - поправил боярин.
То был приграничный городок между Волынью и его червенскими землями. Оглушенный, с трудом веря услышанному, Василько как каменный сидел в седле. Его коня куда-то вели под уздцы, вокруг раздавались голоса. Среди них послышался даже знакомый хрипловатый негромкий голос Давида Игоревича - он ничего не замечал. И очнулся, вздрогнув, лишь когда рядом послышался изумленный возглас:
- Василько! Брат?
Выехавший вместе с боярами к городу Володарь во все глаза смотрел на подъезжавших князей и бояр. Возле Давида ехал Василько - похудевший, бледный до синевы, с сединой в русых волосах и длинной спутанной бороде, прямой, со страшным остановившимся лицом. Забыв про все, Володарь спрыгнул с коня и бросился навстречу.
Василько завертел головой, прислушиваясь, и рванулся с седла. Его подхватили под руки, помогая спешиться, и он, протянув руки вперед, сделал неуверенный шаг.
Сильные живые руки подхватили его, обняли, прижали к груди. Володарь не мог смотреть на изуродованное лицо младшего брата и только плакал, уткнувшись ему в плечо. Василько сам чувствовал, как по щекам бегут теплые дорожки, но плакали только глазницы - сердце его, иссушенное неволей, увечьем и страхом за свою жизнь и честь, окаменело. Отвечая на братское объятие, он смотрел в никуда и не двигался.
Наконец Володарь выпрямился, бережно приобнял за плечи:
- Идем, брат… Идем, - и, не оборачиваясь, повел Василька в сторону своих.
Перемышленская дружина разразилась криками, в которых сквозь радость звучал гнев. В Бужске царило молчание.