Предводительствуемые Давидом Игоревичем, войска в третий раз пошли на приступ. С той и другой стороны летели, закрывая небо, стрелы. Осаждающие тащили пороки и лестницы, поднимая их на стены, а оттуда на них лился кипяток, летели камни и копья. То один, то другой воин падал, раскинув руки, и катился кубарем в ров. Несколько раз меткие стрелки поражали и защитников, но их место тут же занимали другие.
Какой-то стрелок пускал одну за другой стрелы с самой надвратной башни, поражая спешащих к стене воинов. Меткий выстрел сбил его - тело качнулось вперед, свешиваясь из окна бойницы, но его тут же утянули назад, а еще через несколько мгновений в оконнице мелькнуло розовое пятно женской рубахи. Занявшая место убитого женщина - сестра или молодая жена - успела убить троих воев прежде, чем ее саму достала стрела.
Владимир Мономах со стороны наблюдал за этим боем, стоя под своим стягом. Святополк был рядом. Ссутулившись, подавшись вперед, он внимательно смотрел на битву. Когда в бойнице мелькнуло женское платье, он толкнул Владимира:
- Зри-ка, князь-брат! Женщина!
Его острый взор, казалось, различал даже глаз лучницы и край цветастого плата на голове. Она на миг подалась вперед, чтобы лучше прицелиться, и открылась переяславльским стрелкам. Те узнали женщину, но стрелы уже летели к цели, и она с коротким криком выронила лук, хватаясь за плечо, из которого глубоко торчала стрела.
- И впрямь женщина! - заметил теперь и Мономах.
- Вот это город! Вот так стародубцы! - ахнул Святополк. - Крепко стоят!.. Как мыслишь, князь-брат, сколько мы еще с ним провозимся?
- Каждый день здесь лишний, - проворчал Владимир. - Ох, Олег, Олег! Дорого ты мне заплатишь за все! Сколько народа из-за его гордыни положили! - Он повернулся к отрокам, что держались в отдалении, подозвал трубача: - Вели отходить!
Высокий гнусавый звук рога прокатился над валами. Его услышали не сразу. Еще некоторое время люди продолжали лезть на стену, но постепенно волна их схлынула, откатилась в посад. Раненых и некоторых убитых тащили на себе, но несколько десятков тел осталось лежать во рву и на склоне холма.
Воины вернулись в стан. Раненым вытаскивали стрелы, рваные раны прижигали железом, несколько знахарей готовили травы и стягивали раны полосками ткани, шептали заговоры на кровь. Некоторые раненые, не заметившие сперва торчащей в животе или плече стрелы и даже лезшие с ними в горячке на стену, теперь, отходя, чувствовали боль и громко стонали. Кого-то крепко держали, вырезая стрелу из щеки. Обожженный варом парень, свернувшись калачиком, монотонно скулил от боли, боясь даже глубоко вздохнуть. Те, кого обошла рана или покалеченные в предыдущих боях, сидели возле костров, готовили похлебку, сумрачно поглядывали на толстые бревна стародубских стен.
Владимир и Святополк с боярами объезжали стан. Святополк бы сам ни за что не поехал, не испытывая желания созерцать кровь, раны и шрамы и слушать стоны искалеченных, но Мономах ехал по стану с каменным лицом, и он был вынужден тащиться за ним.
- Почто людей губим?! Почто?! - тихо восклицал Владимир. - Сколько народа положили! Вот узнают то поганые - вот возрадуются, на наши распри глядя! Это ведь сила земли нашей! Падут они в княжеских усобицах - кто нам нивы распашет, хлеб засеет-уберет, а в трудный час вместе с нами на поле брани встанет?.. Ох, Олег, Олег! Зрел бы ты сие!
- Он зрит, - негромко отозвался Святополк. - Видал ныне женку на стене? И в Стародубе небось крик и плач стоят!
Он прикрыл глаза, вспоминая светлую косу, мелькнувшую в тот миг, когда лучница выглядывала в оконницу. Молода и наверняка красива…
- За это тоже в свой срок заплатит Святославич! - прошептал Владимир. - Его прихотей ради гибнут люди!
Глаза переяславльского князя метали молнии, он побледнел и сквозь зубы цедил слова. Святополк, который в случае неудачи гнев свой вымещал на окружающих, понимал, что Мономах взбешен, но сдерживается, не желая терять лицо перед смердами.
Князей узнавали, на них оборачивались. Здоровые и легко раненные вставали, кланяясь и снимая шапки, подходили к коням, заглядывая в лица.
- Как порешили, князь? - раздавались голоса. - Что со Стародубом делать будем? Не дают мира!
Некоторые смерды были оторваны от пашен. Эти смотрели требовательно и тревожно - сейчас князья пригнали их воевать, а дома оставались невспаханные поля. А по осени приедет тиун или огнищанин, призовет на свой двор требовать в пользу тех же князей подати - и ничем не оправдаешься, что земля осталась обихожена кое-как без твоего догляда. За недоимку в холопы запишут или велят по-иному долг отработать. Владимир узнавал эти взгляды и мрачнел все больше. Стегнув плетью коня, он на рысях покинул стан, въехал на свое подворье и, когда отроки забрали коней у него, Святополка и бояр, повернулся к великому князю.
К князьям подъехал Давид Игоревич. Коренастый, кажущийся еще толще от брони, он зло, по-половецки скалил зубы.
- Брать надо Стародуб! - горячо воскликнул он. - Брать немедля!
- Сколько народа поляжет, - произнес Святополк. - Видал, как стародубцы стоят? Они за Олега крепко биться станут.
- Ведаю… Зажечь надо город! Что скажете, князья? Мысль об этом теснилась в голове самого Святополка.
Началось лето, смерды оторваны от пашен, а Поросье и без того оскудело. По осени придется собирать полюдье, а что брать и с кого? Одни убытки, и который уже год! Нет, расправиться надо одним махом со всеми бедами!
- Как мыслишь свершить сие? - спросил он у Давида. Деятельный честолюбивый князь-изгой ему почему-то не нравился. Была в нем какая-то червоточина. Но он-то на Русь врагов не водил, держал себе Волынь вместе с Ростиславичами, никуда не лез и на приказ старейших князей отозвался сразу.
- Стены огнем подпалить, пожары внутри пустить. Сейчас лето, тепло и сухо… Река у них рядом, так у реки полк поставить, пущай не дают воды забрать. Меч их не одолел, так огонь усмирит!
Не первый раз при Владимире Мономахе предлагалось такое - князья хотели то разобрать город по бревнышку, то прорыть ходы во рву, то лишить город воды. И про пожар заговаривали. Но до сих пор Святополк не соглашался. Олег Святославич был сильным противником. За него стояла земля. Город сражался отчаянно, и не возникало сомнений, что когда союзные войска все-таки ворвутся в него, жители Стародуба будут биться за каждый дом. Святополк не сомневался, что упрямый городец разделит судьбу Менеска, который Мономах велел сровнять с землей, сражаясь со Всеславом Полоцким.
На другое утро, когда полки снова стали становиться для нового приступа, со стены Стародуба запела труба. Ее слабый издалека голос услышали не сразу, но потом все-таки поняли и побежали докладывать князьям. Владимир просиял:
- Сломался Олег Святославич! Стародуб открывает нам ворота!
Князья-союзники, бояре и воеводы под стягами выехали перед полками поближе к воротам. На стенах стояли защитники городца - зоркий взгляд Святополка различал среди воинов нескольких более молодых и гибких станом - не то молодежь, не то женщины вставали на место павших.
Труба пропела еще раз, и одна створка ворот приотворилась ровно настолько, чтобы в нее шагнула коренастая сильная фигура в рясе в сопровождении нескольких дружинников. Ворота за ними тотчас захлопнулись.
- Они сдаются? - прошептал Мономах и на всякий случай перекрестился, мысленно возблагодарив Богородицу.
Священник широким шагом вперевалочку направился к князьям, дружинники еле поспевали за ним. Поравнявщись со всадниками, посол осенил себя крестным знамением и снизу вверх твердо взглянул на князей.
- Слово у меня от города Стародуба к князьям русским! - провозгласил он важно.
- Стародуб открывает нам ворота? - наклонился с седла Владимир.
- Князь, - священник пошире расставил ноги, крепче вставая на землю, - про твою доблесть и подвиги ратные нам все хорошо известно. Ты аки сокол на неверных язычников налетал, обороняя от них пределы русские, не даешь В обиду старого и малого. От великого князя киевского нам тоже никакой обиды никогда не было, мы землю нашу любим и Правду Русскую чтим. Так почто вы нас губите?.. Город изнемогает. Повалуши и бертьяницы наши оскудели, в каждом доме горе, в каждой семье покойника оплакивают. Не губите души грехом, не лейте более кровь христианскую. Уйдите от стен наших!
Владимир медленно выпрямился в седле, перевел взгляд на Святополка. Тот и сам был удивлен и растерян, не зная, что сказать, но под строгим взором Мономаха понял, что именно ему придется отвечать послу.
- В Стародубе затворился наш враг, князь Олег Святославич, - сказал Святополк. - Не по чину он владеет землей Черниговской. Именем великого князя киевского пришел я рассудить вас…
- Выдайте нам Святославича - и мы оставим город, - добавил Владимир.
Дружинники, стоявшие за спиной священника, быстро переглянулись, крепче стискивая древки копий.
- Олег Святославич - наш князь, - спокойно возразил священник. - Мы его приняли и не отдадим!
- Олег лишен стола Черниговского! - воскликнул Владимир. - Он трижды наводил поганых на земли русские! За это его мы и караем. А ежели вы княжескому слову не подчинитесь, то и на вас кара падет!
- Князь, пожалей детей и жен, стариков и калек! - Священник чуть повысил голос. - В ваших княжьих распрях они невинны!..
Что до Святополка, то он бы мигом повернул назад, оставив Олега в покое. Беспокойный Святославич - лучший предлог вечно держать Мономаха в узде. Конечно, усиления Олега допускать тоже нельзя, иначе каждый решит, что имеет право требовать свою долю от великокняжеского пирога, рекомого Русь. И что тогда останется ему самому?