Захар Гостятич вздрогнул, словно только что пробудился. Не мог себе представить, чтобы его жена, дочь или невестки вот так же стали рабынями, а он сам был обречен вечно пасти чужие стада, валять войлок или заготавливать дрова.
- Великий хан! - отчаянно вспоминая подходящие торкские слова, быстро заговорил он. - Не вели меня казнить - я богат, я могу дать выкуп за себя и свою семью!.. Отпусти меня, хан! Я заплачу тебе, сколько скажешь! Я заплачу любой выкуп!
Лавр Давыдович и отец Самуил покосились на него отчужденно и испуганно, но Тугоркан обернулся. Выслушав, хан кивнул и заговорил сам:
- Ты богат, но твои богатства скоро и так будут моими.
- Но я - человек князя! Князь выкупит меня! Ты получишь еще больше! Хан, прикажи отпустить меня! Ты получишь выкуп у князя! Позволь послать гонца в Киев!
Тугоркан прищурился, глядя на дым, поднимающийся над городом. Стать еще богаче? Он и так богат. Но эти урусы готовы платить золотом за своих людей. Тем более урусский князь! Тугоркану не удалось войти в Киев, и ему хотелось отплатить за эту неудачу.
- Если ты человек князя, пусть он заплатит за своего человека сто гривен, - подумав, сообщил он.
Сто! У Захара Гостятича не нашлось бы и половины, даже если бы он продал свой дом! Да и князь Святополк вряд ли станет платить выкуп - ведь тиуна ставил еще его отец, князь Изяслав! Но это была удача! Тиун осторожно выпрямился, вставая с колен:
- Только прошу, хан, позволь самому выбрать гонца к князю!
- Выбирай! - кивнул Тугоркан.
По его слову двое нукеров освободили тиуна, и он поспешил в сердце стана, где были согнаны торчинцы. Захар Гостятич был уверен, что кто-то из его семьи попал в плен. Вызволить хоть кого-нибудь - это было все, что он хотел. Как знать, может быть, удача ему улыбнется!.. Тиун вспомнил о кубышке с серебром - зарыл ее в своем селе после похода на хазар, откуда привел пленницу, мать нелюбимого Люта.
Из торчинцев многие знали тиуна в лицо, и полоняники оборачивались в его сторону. Захар Гостятич шарил взглядом по лицам, стараясь отыскать своих. Но разве найдешь тут человека в сплошном море людских голов и голосов! Звать детей тиун опасался, не зная, кто из них попал в плен, и боясь, что нукеры о чем-то догадаются.
Полоняники невольно сами помогли ему - толпа задвигалась, и впереди показалось знакомое лицо.
- Нечай!
Юноша вздрогнул, узнал отца и кинулся к нему, веря и не веря своим глазам:
- Тятька! Как ты здесь?.. А Петро убили. И Турилу, и мамоньку тоже… А Жданка и Светлана с Оленой…
- Ведаю, сыне, все ведаю, - оборвал Захар Гостятич, обнимая сына.
- Ты вот что… Я за тобой пришел.
- Как, тятька?
- Езжай в Киев, сын! К князю! - громко, для нукеров, сказал тиун.
- Поклон от меня передай и скажи, что за мою голову просит хан Тугоркан сто гривен!..
- Сто? - ахнул Нечай. - Но тятюшка…
- Тихо, молчи! - Захар Гостятич встряхнул его за плечи. - В сельце нашем под овином, возле груши, я горшок с серебром зарыл. Ты скачи к Киеву или еще подалее, там переждешь беду, а как вернешься, отрой горшок. Ста гривен там нет, дай Бог, на десять богатства сыщется, но ты живи! Живи, сынок! И молись за нас.
- Тятька, да как же это? - юноша чуть не заплакал.
- Скачи! - твердея лицом, повторил тиун и толкнул Нечая от себя.
- Бери коня и скачи!
Нукеры проводили его пристальными взглядами. То и дело оборачиваясь, Нечай робко приблизился к отцову коню, вскочил на него и, сжавшись в комок, ожидая каждый миг стрелы в спину, поскакал прочь. И не один Захар Гостятич смотрел вслед ему с тревогой и тайной завистью.
Глава 6
Целый день простояли половцы табором, а на другое утро поднялись чуть свет и погнали полон и добычу прочь.
Еще никак седмицу орда Тугрей-хана кочевала по Поросью. Двигалась она неспешно, отягченная полоном, стадом и обозами. Степняки часто останавливались, часть их отправлялась вперед, а остальные оставались стеречь добро. Вскоре посланные возвращались, гоня новый полон и таща добычу. Пленных русичей торопливо считали, делили на десятки и сгоняли в общий гурт, где их вязали вместе длинными веревками, которые могли растянуться на сотню саженей и более. Ополонившись, половцы сделались сытые, но злились еще больше. Теперь, налетая на новое обреченное сельцо, оставляли в живых только девушек и молодых женщин да юношей и подростков, а прочих вырубали начисто. Да и тех могли убить, если пленник чем-то не понравился.
А потом орда потянулась обратно, в степь, оставив позади себя опустошенную, выжженную землю, где дымились останки изб, чернели печные трубы да сытые вороны ходили по вытоптанных нивам и лениво клевали раздувшиеся трупы.
Возвращались другой дорогой, не желая дважды проходить по разоренной земле, по пути захватывая новую добычу. Хватали больше от жадности, от желания перещеголять друг друга или в надежде отыскать какие-нибудь диковинки.
Через две седмицы с малым орда покинула, наконец, пределы Киевской земли. Далеко в верховьях обошли Рось и двинулись на юго-восток, повторяя путь Южного Буга. Здесь еще не упало ни капли дождя, и степь раскинулась сухая и пыльная. Впереди и по бокам ехали верховые, за ними тащились крытые повозки - шатры знатных половцев. Между ними гнали полон, а чуть позади - табуны коней и скотину. Бредущие на привязи полоняники еле передвигали ноги, иные падали от усталости. Охрана из рядовых половцев нещадно поколачивала упавших, добивая их кнутами. Некоторых рубили на месте и бросали в степи. Идущие позади часто натыкались на еще не остывшие тела, с содроганием провожали глазами, понимая, что завтра могут оказаться на их месте. И немало было таких, кто мечтал поскорее дойти хоть куда-нибудь, пока не выпала горькая судьба лечь вот так, в степи, без могилы и покаяния.
Рослый Лют неволей оказался впереди толпы. Он давно перестал надеяться на встречу со своими; что случилось с Торческом, выстоял он или пал, узнать ему было не дано, воя судьба была страшнее и заглушала боль о родных. С аждым часом, с каждым шагом в его душе разрасталась пустота, и Лют брел по желтой от солнца степи, глядя вперед становившимися холодными глазами и не думал ни о чем.
Как-то раз его сосед впереди, тощий жилистый парень ткуда-то из-под Котельницы, споткнулся, не заметив звериную нору, и упал, едва не потянув за собой Люта и остальных. Половец, едущий рядом, мгновенно взмахнул камчой:
- Идти! Идти, пес урус!
Парень попытался вскочить, но застонал от боли, валясь обратно - он вывихнул ногу и не мог без помощи даже стоять. Решив, что урус упрямится нарочно, половец, не долго думая, выхватил саблю и с размаху рубанул парня по шее. Парень упал. Брызнувшая кровь попала Люту на лицо. Он отшатнулся, вскинул глаза - и встретился с половцем взглядом. Несколько мгновений половец смотрел в его глубокие черные глаза, а потом завизжал от злости и замахнулся снова - уже на Люта.
Отрок невольно зажмурился, ожидая удара, но вместо этого рядом послышался повелительный голос. Он произнес всего несколько слов, но охранника словно подменили - таким лебезящим, заискивающим прозвучал его ответ.
Лют осторожно открыл глаза. Несколько ярко одетых всадников на крепких красивых конях под богатыми чепраками и с украшенной золотом сбруей замерли неподалеку. Выехавший вперед молодой половец с надменным лицом о чем-то спросил охранника, и Лют угадал по двум-трем знакомым словам, что тот спрашивает, что случилось.
- Мальчишка-урус! Хотел меня убить! - ответил половец.
- Этот? - молодой хан указал на обезглавленное тело.
- Тот, другой! Как он смотрел! Как пес! - саблей, кончик которой еще был окровавлен, указал на Люта.
Молодой хан посмотрел на отрока. Глаза их встретились - как давеча с охранником. Лют содрогнулся и поспешил отвести взгляд - не дай Бог, прикажет хан, и полетит его голова с плеч! Но тот прищурился и тронул коня, подъехав на шаг ближе.
- Урус? - спросил он. - Ты урус?
Догадавшись, что спрашивают у него, Лют опять поднял глаза.
- Я из Торческа, - сказал он.
- Торческ? Хан Тугоркан, да хранит его великий Тенгри-Небо, взял Торческ. Ты - торк?
- Нет, - качнул головой Лют. - Я русич.
- Ты не похож на русича! Ты торк!
Он пришпорил коня, наезжая на Люта, но тот ловко увернулся от лошадиных копыт и ухватил горячего жеребца за ноздри, притягивая его голову к себе и шепча что-то на ухо. Горячий конь мелко задрожал и остановился. Хан, прищурясь, посмотрел на пленника.
- Ты знаешь коней? - спросил хан.
- Да, - кивнул Лют. - Дома часто приходилось…
- Ты без разрешения коснулся моего коня, урус! Знаешь, что за это бывает?
- Вы убьете меня? - Лют вспомнил, как быстро расправились с его спутником-торком. Но молодой хан почему-то остановил готовно занесенную руку охранника.
- Зачем убивать? Я найду кому тебя отдать.
- Подари этого кощея мне, Аяп-хан, - вмешался один из его спутников и хищно сверкнул глазами. - Торки убили моего брата!
Как ни плохо понимал язык кочевников Лют, по взглядам половцев он догадался обо всем и, не понимая, что делает, кинулся к хану:
- Нет! Лучше возьми меня к себе!
Кто-то из половцев, немного знавший русский язык, перевел его слова, и Аяп со свитой закачался в седле от дружного хохота. Зато за спиной Люта послышались негромкие сердитые голоса - остальные полоняники не могли понять и простить его порыва.
- Ты трусливый пес, урусский щенок! Ты боишься смерти! - Аяп еще смеялся, но глаза его уже были полны презрения. Мгновенно размахнувшись, он ударил Люта камчой по лицу и ускакал вперед.