Бэкингем глубоко вздохнул. Несмотря на недоразумения с парламентом и другими придворными завистниками, первый министр Англии был могущественнейшим человеком в стране, и он не сомневался, что сможет уничтожить маленькую француженку, если та станет упорствовать. Королева-католичка не пользовалась популярностью в народе, а теперь, когда Англия и Франция находились в состоянии войны, эту нелюбовь можно было легко обратить в ненависть. Но, неизвестно почему, герцогу совсем не хотелось этого делать.
– Мне необходимо заручиться ее поддержкой, – сказал он себе. – Но как?
Перебрав несколько возможных вариантов, Бэкингем решил эту задачу с присущей ему гениальностью. Он решил предпочесть любовь открытым военным действиям.
– В самом деле, – улыбнулся он, – королева – редкостная красавица и страстная женщина, которая не может довольствоваться крохами внимания супруга…
Джордж размечтался, подумав о ее великолепном теле, и вспомнил тот единственный поцелуй, которым они когда-то обменялись.
– Если я помню об этом, то и она не должна забыть. А если все-таки забыла, то я напомню.
Самодеянность герцога обьяснялась просто – он слыл самым красивым мужчиной и самым любезным кавалером при английском и французском дворах. Дамы соревновались друг с другом за право лечь в его постель, и даже королева Франции не устояла перед его чарами…
Готовясь к свиданию, милорд тщательно занялся своим туалетом. Он имел обыкновение украшать свою одежду большим количеством драгоценных камней и обилием вышивки, что диктовалось тогдашней модой. Впрочем, Джордж Вилльерс обладал изысканным вкусом. Детали его туалета замечательно сочетались, несмотря на все их изобилие, образуя совершеннейший ансамбль. Казалось, невозможно обойтись без любого из составляющих гармонию без опасения ее нарушить.
Сегодня же герцог выглядел просто ослепительно. Светло-зеленый атласный костюм с белоснежными волнами фламандских кружев, свободно ниспадавшими на светлые ботфорты из оленьей кожи, был украшен причудливым сплетением золотой вышивки и изумрудной отделки. Фетровая шляпа с белоснежными перьями, схваченными пряжкой с огромными изумрудами, подаренными Бэкингему королем Яковом. Эти драгоценные камни, должно быть, когда-то служили украшениями какому-нибудь вождю майя, поскольку были захвачены сэром Френсисом Дрейком вместе с другими драгоценностями испанского королевского флота. Изумруды чуть поменьше украшали собою перевязь, к которой крепилась шпага с золотым эфесом изумительной ювелирной работы. Густые темные, с золотистым отливом волосы милорда, чуть волнистые от природы, красиво обрамляли его лицо, жившее ожиданием победы. Пленительная улыбка, пронзительный взгляд – все это внушало сомнения в стойкости бастионов Ее Величества королевы Англии.
Именно такой, еще не победитель, но исполненный уверенности в себе, уповающий на свою Фортуну Бэкингем предстал перед Генриеттой Французской.
В это утро Генриетта выглядела так же прекрасно, как и всегда. Ее повседневное платье из переливчастого восточного шелка прекрасно гармонировало с ее глазами, изменчивыми, словно море. Несколько ниток жемчуга на шее и в волосах – вот и все украшения, малочисленность которых явно свидетельствовала о том, что королева, в отличие от герцога, ничуть не собиралась производить впечатление.
Это была их первая встреча после того, как Генриетта рассорилась со своим первым министром. Она понимала, что Бэкингем не забыл тех слов, которые она в запальчивости бросила ему в лицо. Чудовищная гордость герцога была ей хорошо известна, и королева понимала, что если он пришел к ней не с угрозами, а с улыбкой на лице, то ей следовало быть настороже.
– Милорд, почему вы так на меня смотрите? – удивилась Генриетта, перехватив его испытывающий взгляд.
– Любуюсь вашей несравненной красотой, моя королева, – тихо ответил Бэкингем.
В глубине его темных глаз горел такой огонь, что Генриетта почувствовала себя неуютно.
– Уж не собираетесь ли вы пополнить ряды моих поклонников, герцог? – воскликнула королева. – В таком случае спешу вас предупредить, что мое сердце принадлежит Англии и Его Величеству и пытаться втиснуть туда чувства к кому-то другому значит нанести ему болезненную рану, на что я пойти не могу. Впрочем, вы слишким хороши для меня.
Генриетта смеялась, даже не подозревая, что невольно нанесла ощутимый удар по его самолюбию.
– Ваше Величество, в таком случае я буду обожать вас издалека. Смею заметить, что лишать меня надежды на взаимность очень жестоко со стороны Вашего Величества, – проговорил герцог, изображая сильнейшую скорбь.
Впрочем, ему было трудно сохранять видимость безразличия, поскольку подобный выпад со стороны королевы внушил ему опасения насчет ее ясновидения. Между тем Генриетта даже не догадывалась, насколько она была близка к истине, дав волю подобным шуткам.
– Поговорим серьезно, милорд, – сказала королева. – Зачем вы хотели меня видеть?
– Я знаю, что Вашему Величеству стало известно о моих намерениях заключить союз с Испанией, – ответил Бэкингем. – И я очень надеюсь, что вы, моя королева, поддержите меня или хотя бы не станете мешать.
– Вы понимаете, о чем просите? – поинтересовалась Генриетта.
– Я не прошу, Ваше Величество, я требую, – улыбнулся герцог. – Вы уже не французская принцесса, вы – королева Англии, а значит, должны способствовать интересам своей страны. А для меня честь Англии – прежде всего…
Он не договорил, потому что королева, возмущенная его словами, выложила Бэкингему свое мнение насчет его чести и совести, затронув при этом и политическую ситуацию в Европе, и королеву Франции, и заговор герцогини де Шеврез. Ее осведомленность поразила милорда до глубины души.
Прошло немало времени, прежде чем герцог смог оправиться от потрясения и заговорить.
– Ваше Величество, – произнес Бэкингем, и восхищение, прозвучавшее в его голосе, стало лучшим свидетельством искренности его речей, – когда вы прибыли в Англию, я видел в вас капризного ребенка, которого судьба сделала моей госпожой. Когда вы спасли Джона, я разглядел в вас удивительную женщину, умную и красивую. Сейчас же я вижу перед собой королеву. Будьте ею до конца, и дайте мне высказаться, а потом судите.
– Я слушаю вас, милорд, – кивнула Генриетта.
– Между Англией, Испанией и Францией уже давно идет война, – заявил герцог. – Только сражение идет не на поле битвы, а в кабинетах Эскориала, Лувра и Уайт-Холла. А спокойствия в Европе нет и не будет, пока не падет империя Габсбургов, этот колосс на глиняных ногах. Все, что вы сказали, правда, но господин кардинал упорно желает воевать чужими руками, хотя и понимает, что дело Кристиана Датского и протестантской коалиции проиграно. Глупец! Франция все равно будет воевать с Габсбургами, у них слишком много противоречий, чтобы их можно было уладить мирным путем. Но если бы это произошло сейчас, а кардинал не был бы так глуп и пожал бы мою протянутую руку, то не прошло бы и года, как Испания пала.
– Тогда зачем вам мир с испанцами? – спросила Генриетта.
– Ваше Величество, да неужели вы думаете, что Оливарес всерьез заключил мир с французами? Испанские дипломаты пытаются не допустить сближения Англии и Франции, поэтому и манят французов призраком мира, собирая силы для решающей схватки. А я не собираюсь дожидаться, когда король Филипп построит новую "Армаду", и раз Ришелье не желает воевать с Габсбургами вместе с Англией, пускай воюет один. А я заставлю его выйти на поле боя.
– Заговор…
– Заговор – это большой шанс для Англии. У меня не получилось договориться с кардиналом, возможно, получится с его преемником. Но никогда нельзя исключать возможности поражения. Если это произойдет, то для Ришелье должно стать неприятным сюрпризом заключение англо-испанского договора. Я подозреваю, что угроза двойного нападения заставит кардинала вернуться за стол переговоров и оставит в покое протестантов Ла-Рошели. Тогда войны с Францией не будет.
– А Протестанская уния? – воскликнула королева. – Неужели наши союзники простят такое предательство?
– Вот поэтому, Ваше Величество, мои переговоры с испанцами должны проходить в строжайшей тайне. Мне не нужен союзный договор, мне достаточно секретного соглашения.
"И если оно попадет в руки де Молина, то мне конец", – подумала Генриетта.
– Вы что-то сказали, моя королева? – поинтересовался герцог.
– Меня не устраивает ваш план, милорд, – заявила Генриетта. – Прежде всего, потому, что французский заговор подразумевает убийство короля, то есть моего брата. Неужели вы думаете, что я это допущу?
– А… Вы и это знаете, – смутился Вилльерс.
– Знаю, милорд, знаю, – усмехнулась королева.