Первоначально королева увлеклась им вполне невинно. Ей правилось бывать с ним, эти встречи давали приятное разнообразие после общения с рассудительными и здравомыслящими людьми, в обществе которых она проводила половину своей жизни. Дадли был молод и пылок, он мог говорить с ней о детстве, воскрешая в памяти немногие сохранившиеся у неё счастливые воспоминания. Он никогда её не раздражал, ни в чём ей не перечил; хотя он всегда соглашался с тем, что она говорила, это не выглядело как угодничество, у них были одинаковые вкусы и одинаковое чувство юмора, не признававшее никаких авторитетов. Роберт так хорошо танцевал, что, когда она желала блеснуть своим талантом по этой части, лучшего партнёра было не найти; владел клавесином в достаточной степени, чтобы играть с ней в четыре руки. Их общение было настолько естественным и непринуждённым, что Елизавета не сумела осознать всю ложность основ, на которых оно было построено. Её положение было исключительным; она могла приказать любому, кому пожелает, развлекать себя, преклоняться перед собой, сопровождать себя, и никто не был вправе ей отказать. Лишь этой весной, когда её отношения с Дадли давно уже стали предметом всеобщих сплетен, Елизавета обнаружила, что сама не в силах отказать Роберту.
В тот вечер они вернулись в замок с охоты. День выдался замечательный - было холодно как раз настолько, чтобы бешеная скачка бодрила и доставляла удовольствие, - и, сменив охотничий костюм на платье из тёплого красного бархата, она вышла в Длинную галерею. Платье было ей к лицу; щёки, обычно бледные, разрумянились, чёрные глаза сверкали. Первым человеком, который, спешно переодевшись сам, подошёл к ней, был Роберт Дадли; чем бы она ни была занята и сколько бы ему ни приходилось ждать, он всегда приветствовал её первым. В галерее было много народу; придворные дамы сидели на подоконниках или толпились вокруг двух каминов, которые горели в обоих концах Длинной галереи. Их голоса сливались в негромкий гул, который смолк при её появлении.
Елизавета с улыбкой протянула Дадли руку:
- Отведи меня к окну, Роберт; я не хочу толкаться в толпе.
- Я тоже, - не раздумывая, ответил он. - Какое редкое удовольствие побыть с тобой вдвоём, госпожа, хотя бы несколько минут.
Елизавета рассмеялась:
- Ты всегда рядом со мной - тебе ещё не надоело такое однообразие? - Она села на широкий подоконник, разметав вокруг себя ярко-красные юбки; лучи заходящего солнца придавали её волосам медный оттенок.
Дадли преклонил колени на полу у её ног, отвечая ему, она смотрела ему в лицо и заметила в его глазах выражение, которого раньше ей не приходилось видеть. Они всегда смеялись, лучились энергией, от них не ускользало ничто вокруг; теперь, казалось, маска упала и на неё смотрела душа этого мужчины, страстная, отчаявшаяся, на что-то решившаяся.
- Ты бы мне не надоела, доживи я хоть до ста лет, госпожа. Иногда я не могу понять, что для меня большая мука - видеть тебя каждый день и стремиться к тебе, ни на что не надеясь, или пытаться найти в себе мужество, чтобы навсегда тебя покинуть.
Елизавета напряглась, и её лицо стало медленно бледнеть.
- Что ты сказал: навсегда меня покинуть?.. О чём ты? - повторила она. - Ты не можешь меня покинуть без моего разрешения!
- Но как же я могу остаться?
- Ради Бога, не мог бы ты перестать говорить загадками и выложить всё начистоту?! - Эта вспышка заставила его насторожиться, но и ободрила. Дадли был опытным любовником: такое выражение ему не раз приходилось видеть на лицах других женщин, когда он заговаривал о том, что ему нужно их покинуть...
- Я не могу остаться здесь, - негромко произнёс Дадли, - потому что люблю тебя.
Внезапно она отвернулась; её выдавали только руки. Она сжала кулаки с такой силой, что перстни врезались в ладони.
- Все подданные обязаны любить королеву, - каким-то неестественным тоном проговорила она. - Не говори глупостей.
- Я люблю тебя как женщину, - ответил Дадли. - Скажи, что ты меня прощаешь, и позволь мне удалиться.
Елизавета медленно повернулась к нему лицом.
- Я люблю тебя как женщину, - повторил он.
Он не позволил ей ускользнуть, отмёл предложенную уловку, которая давала ему возможность сохранить прежние отношения.
- У вас есть жена, милорд, неужели вы о ней забыли?
- Совершенно. С того момента, как я увидел тебя в Хэтфилде, она перестала для меня существовать.
Казалось, они скрестили шпаги и искусно фехтуют словами и чувствами, как противники, бьющиеся не на жизнь, а на смерть. Он отчаянно пытался достигнуть недостижимого, поставив на карту своё будущее, состояние, а возможно, и жизнь, а она знала: он понимает не только ценность награды, но и тяжесть наказания в том случае, если он неправильно её оценил.
- Но если ты её забыл, какой смысл к ней возвращаться?
Её сердце так бешено билось, что она коснулась рукой груди, будто желая его успокоить; однако в мыслях, которые по быстроте не уступали её любимым ловчим соколам, Елизавета желала только одного: пусть он парирует этот выпад, если только сможет...
- Мне нет смысла вообще куда-либо идти и что-либо делать, пока не исполнилось желание моего сердца, - ни минуты не раздумывая, ответил Дадли. - А поскольку это для меня невозможно, оставаясь при дворе, я только обесчещу своё имя. Я не способен скрывать свои чувства, госпожа. Не проси меня об этом, это свыше моих сил. И не проси меня остаться здесь, где я ежечасно вижу тебя, касаюсь твоей руки, как несколько минут назад. Я знаю одно: я отдал бы свою жизнь за то, чтобы заключить тебя в объятия.
- Не только свою, но и мою. Я женщина, а королева, в отличие от короля, не вправе заводить любовников.
Спиной он заслонял её от толпившихся в галерее придворных; он взял её за руку - она была холодна, как лёд. Внезапно он припал губами к её ладони.
- Пойдём со мной, - прошептал он. - Тебе ничего не грозит... Я знаю, чего ты боишься. Пойдём со мной, всего лишь на час...
- Именно это мне уже говорил другой мужчина. - Елизавета выхватила руку, пытаясь преодолеть пронзившую её предательскую дрожь, которую вызвали у неё слова Дадли и которая испугала её так, что она чуть его не ударила. - Он поплатился за это головой, а я едва не взошла на эшафот вместе с ним. Поднимись с колен, глупец. - Она встала, и внезапно вокруг стало тихо: смех и разговоры смолкли, все вскочили на ноги. - Можете быть свободны, милорд.
Елизавета, минуя его, прошла на середину зала и поманила леди Уорвик. Обернувшись, она бросила Дадли через плечо:
- Но только до вечера. Вчера я проиграла тебе в триктрак и хочу отыграться.
Леди Уорвик взяла вышитую шёлковую туфлю и надела её королеве на ногу. Тайком она наблюдала за своей госпожой. Этим она занималась уже несколько недель; впрочем, это не мешало ей прислуживать королеве с таким усердием, что Елизавета внезапно спросила, не думает ли она найти кого-нибудь под кроватью. Леди Уорвик покраснела; она не сомневалась - если Дадли и бывал в королевской опочивальне, то отнюдь не под кроватью, а под балдахином. Все говорили, что он здесь бывает, хотя никому не было известно, как и когда им удаётся встречаться незамеченными. Но не это интересовало леди Уорвик; она пыталась убедиться, правда ли нечто гораздо более важное, о чём ходят слухи и чего не в силах скрыть даже такая незаурядная женщина, как королева. Если Елизавета беременна, это не сможет ускользнуть от леди Уорвик. Королева явно нервничает и стала такой раздражительной, что даже дала бедной леди Дакр пощёчину, когда та уронила флакон с духами. И всё же она не только не пополнела, но даже, пожалуй, похудела, и было незаметно, чтобы её тошнило или у неё появились капризы относительно еды. Нет, ребёнка она не ждёт, леди Уорвик может в этом поклясться... Внезапно королева сердито взмахнула ногой, и туфля полетела в угол.
- Не эту! - раздражённо воскликнула Елизавета. - Они жмут; найди мне другую пару, женщина, и перестань ползать как сонная муха. Меня ждёт депутация.
- Это опять насчёт вашего брака, госпожа? - Этот вопрос леди Дакр, ещё не забывшая, как скора на расправу королева и какая тяжёлая у неё рука, задала с почтительного расстояния. Она запирала шкатулку с драгоценностями. Елизавета выбрала для себя массивное ожерелье из жемчуга с изумрудами и такую же брошь величиной с детский кулак. На её чёрном с золотом платье драгоценные камни сверкали и переливались.
- Именно. Они надеются уговорить меня выйти замуж за инфанта Карлоса. Как вам понравится ещё один супруг королевы родом из Испании? Полагаю, куда больше, чем мне!
- Стыд и срам! И зачем они только беспокоят ваше величество? - щебетала леди Дакр, не замечая злобного взгляда, направленного ей в спину. - Зачем докучать вам разговорами о браке, пока вы сами не захотите выйти замуж? Видит Бог, я, к примеру, жалею, что не осталась в девицах!
Внезапно Елизавета расхохоталась. Бедная леди Дакр! Её сочувствие было совершенно неподдельным. Она была нелестного мнения о браке вообще, поскольку неудачно вышла замуж за грубияна гораздо старше себя и могла найти убежище от его издевательств только при дворе, где её защитницей была сама королева.
- Только будь умней и помалкивай об этом при муже, - проговорила королева. - Иди сюда.
Леди Дакр несмело подошла и преклонила колени. К её немалому удивлению, Елизавета ласково потрепала её по щеке.